Писать про телевизор сейчас стало модно. В первую очередь потому, что его никто не смотрит. Между наблюдателем и наблюдаемым объектом появилась дистанция, необходимая для осмысления этого объекта: никто уже не знает, что такое телевизор и для чего он показывает то, что показывает. Тут открывается огромный простор для научных и публицистических предположений: телевизор стал для нас таким же неизвестным объектом изучения, как обломок марсианского космического корабля.
Вот и Панюшкин написал про телевизор, употребив свое любимое выражение «цена на нефть $50 за баррель». То есть каждый описывает телевизор в терминах, ему самому близких и знакомых; другое дело, поддается ли телевизор описанию в этих терминах. Потому что дальше в колонке Панюшкина встречаются вампиры, загробные тени, дантов «Ад» и прочие литературности. А сам Панюшкин при этом встречается не там, где вы подумали, а вовсе даже в газете «Ведомости», в ее пятничном приложении о культуре и досуге.
Получается, что Панюшкин – такой же обломок марсианского корабля со сколотым «Ъ» на борту, как и телевизор с его неразборчивым знаком «НТВ» пониже иллюминатора. На последней странице некого СМИ читаете последнюю фразу Бориса Немцова, сказанную им в интервью: «Три-пять лет. Цифра не с потолка взята. Это сроки внедрения энергосберегающих технологий в мире. Срок крушения цен на нефть» – и подпись: «Валерий Панюшкин». Думаете, это «Коммерсант», «Ведомости» или на худой конец «Газета.ру»? Нет, это глянцевый журнал «Gala» для обеспеченных женщин 30-40 лет, февральский номер.
В последнее время привычные сущности как-то вдруг встали с насиженных ими мест и все в одночасье куда-то отправились. Такое ощущение, что в стране идет глобальная игра в «карусельку», когда нужно бегать всем вместе вокруг нескольких стульев, а потом – раз! – сесть на первый попавшийся. Вот все и бегают: цены на нефть – в глянцевом журнале, оппозиционный пар – в развлекательной колонке про телевизор, виртуальный репортер «Большого города» Алена Лыбченко – сразу в трех журналах. Снег в апреле, Гэндальфа – в президенты.
С Аленой Лыбченко при этом получилось даже смешнее, чем со всем вышеперечисленным. Читаешь фразу «глубоко законспирированный агент в мире пиара Алена Лыбченко» – и уже не знаешь, что думать. Потому что сейчас – после трагической «смерти» этого никогда не существовавшего персонажа в июле 2006 – Лыбченко появилась в журнале «Gala», в «Большом городе», в «Афише», а скоро появится и в судебном постановлении по иску главного редактора БГ Алексея Казакова к немецкому холдингу Gruner+Jahr. И главное, всюду почивше-воскресшая Лыбченко занимается не своим делом: где-то склочничает, где-то потрясает грязным бельем Влада Топалова и Димы Билана, где-то будет фигурировать как предмет иска. За всеми этими перипетиями у читателя уже не остается времени, чтобы решить: а хорошо ли, собственно, пишет вновь обретенная Алена Лыбченко? И где она пишет лучше?
Оказавшись вне привычного окружения и контекста, все эти обломки марсианских кораблей со знаками Ъ, БГ, НТВ и др. выпали из привычного круга оценок. И вдруг выяснилось, что каждый такой обломок – явление, которое мы должны вот сейчас оценить – страшно сказать – самостоятельно. Как вещь в себе. Панюшкин без Ъ – это хорошо или плохо? Про Ксению Собчак в глянец – пожалуй, хорошо; про телевизор в «Ведомости» – пожалуй, не очень. Алена Лыбченко в «Gala» – смешно или нет? Пожалуй, что и не так смешно, как было в БГ…
Привычные сущности меняются местами, а люди, маркированные привычными мнениями, эти мнения меняют. Все это как-то неудобно и неприятно; приходится вырабатывать собственное суждение по каждому отдельному вопросу, а на это, простите, ни у одного уважаемого избирателя нет ни сил, ни времени, ни желания. Уважаемый избиратель привык определять исход любого заседания суда по тому, кто подсудимый, исход любой телевизионной дискуссии по тому, кто в ней «от власти», и погоду на завтра по цвету галстука президента. А тут того и гляди придется звук у телевизора включать, чтобы прислушаться, о чем, собственно, речь.
Ведь раньше было как. Включаешь телевизор – а там, например, «К барьеру!». Смотришь на них и понимаешь, что один совсем отвратительный, а другого жалко. Потому что вот полез человек в нужник за чем-то уроненным (честью? достоинством?), делать нечего, засунул туда руки по локоть и шарит, шарит, авось нащупает и вытащит. И сразу было понятно, кто из двоих спорщиков кто, – вернее, кого из них на какую роль пригласили.
А теперь так. Включаешь телевизор – а там, например, «К барьеру!». Смотришь на них – а один Дмитрий Быков, а другой – Михаил Леонтьев, и обсуждают они речь президента в Мюнхене. Что тут сделаешь? – приходится прислушиваться, кто что скажет. Но обсуждение очень спокойное, и никто ничего особенного не говорит. В смысле, ну что может Дмитрий Быков возразить Михаилу Леонтьеву? И наоборот? Особенно по вопросу о президенте в Мюнхене? Так что возятся оба в нужнике, только что не танцуют в обнимку.
И вот сидит уважаемый избиратель перед телевизором, вывернув звук на полную громкость, и растерянно пытается понять: это что же, у людей появились какие-то мнения помимо их публичной идентичности? Или закончились те, кто искал в нужнике уроненное? Или все уроненное в нужнике давно нашлось?
