С сегодняшнего дня в разделе «культура» на «Полит.ру» появилась новая шапка — "Прагматика культуры". По Сеньке ли она и что вообще означает? Мыслимо ли говорить о культуре в прагматическом аспекте? И в каком виде предстанут под этим гостеприимным (или напротив?) грибком события культуры?
Об этом мы побеседовали с создателем концепции «прагматика культуры», Александром Долгиным, об этом будем говорить теперь постоянно.
Прагматика культуры – это вовсе не попытка рассматривать культуру с точки зрения ее полезности, что само по себе старо, как художественное творчество; прагматика культуры – это попытка рассматривать функционирование культуры в экономической системе. Опыта подобного разговора у российской гуманитарной мысли практически нет. Не в последнюю очередь потому, что гуманитарии от этого разговора уклонялись – возможно, оттого, что для него необходимы элементарные знания по экономике. А возможно, и из ложно понятой щепетильности, из романтических представлений о том, что там, где живет и дышит культура, не место презренному металлу. Мы давно понимаем, что это не так, что культура существует не в башне из слоновой кости, а вот здесь, на этих грязных и снежных улицах, в этой ситуации рынка. И все чаще произносим в связи с самыми утонченными образцами искусства - «дорого», «модно», «раскрученный бренд». Раздел «прагматика культуры» нарушает обет молчания и начинает говорить вслух об этой драматической паре: культура и деньги.
В хрестоматийном пушкинском «Разговоре книгопродавца с поэтом» поэт вспоминает блаженные дни, когда писал «из вдохновенья, не из платы», наслаждаясь лишь творчеством и любовью. Теперь, признается поэт, и любви, и славе и лире он предпочитает свободу. На это циничный книгопродавец замечает: «Без денег и свободы нет», а затем произносит и самые знаменитые свои слова: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Поэт послушно переходит на прозу: «Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся». Итак, вдохновению и плате совсем не обязательно пересекаться, они прекрасно сосуществуют в параллельных пространствах. Деньги же могут обеспечить независимость, желанную свободу. На том разговор исчерпан. Пушкин ставит точку.
Для нас именно эта точка становится отправной, мы продолжаем разговор как раз отсюда, алчно заглядывая в глаза каждому собеседнику. Сколько получил поэт за авторский лист? Был ли подписан контракт, на какой срок? Каковы были действия книгопродавца после прощания с поэтом? О чем он заговорил с журналистами, которые бродили «вкруг лавки»? Что наобещал «нетерпеливым чтецам», тоже поджидавшим в лавке окончания встречи? Кому отправил деловые письма? Как разошелся потом тираж? Кстати, какой? Когда, наконец, поэт и книгопродавец встретились снова для заключения нового договора и что на него повлияло?
Это невинное «что на него повлияло», таит, быть может, главную интригу данного раздела. Ведь проверить алгеброй гармонию не всегда возможно. Слишком очевидно, что «культурный капитал» (П.Бурдье) требует иного подхода, чем капитал денежный. Недаром экономисты включили культуру в поле своих интересов лишь в середине 1960-х. Точнее, в 1966 году, после выхода в свет нашумевшего исследования американских экономистов Уильяма Баумоля и Уильяма Боуэна «Зрелищные искусства: экономическая дилемма», посвященного динамике ценообразования на рынке зрелищных искусств в США и положившего начало новой дисциплине. Собственно, «экономике культуры». Дисциплина развивалась в разных руслах и на разных уровнях, в ближайшем будущем мы обязательно обратимся к истории вопроса.
Пока же отметим одно: в развитии «экономики культуры» действовал тот же механизм, что и всегда и всюду при развитии любой науки — сначала накапливался эмпирический материал, а затем на его основе проводились теоретические исследования и делались обобщения. Наш раздел отражает этот вечный процесс, движение от конкретного к общему: раздел распадается на три части – событийную (эмпирическую, касающуюся конкретных явлений и событий культуры), аналитическую (затрагивающую более общие темы) и, наконец, новостную, включающую новости, связанные с прагматикой культуры. Все три сектора объединяет общий набор тем.
Вот их сухой перечень. Мы будем говорить о рынке цен, о жизни брендов и маркетинговых стратегиях, об адекватной оценке качества культурных благ, механизмах продвижения культурной продукции на рынке, о государственной политике в области культуры и других формах поддержки культуры, альтернативных государственным – спонсорстве, меценатстве, о роли фестивалей, премий, рейтингов и других экспертных институтов в культуре, а также о работе фабрик звезд, о философии бизнеса и индустрии роскоши.
Заметим напоследок, что во всем этом важно не запутаться и не отождествить прагматику культуры с лингвистической прагматикой, занимающейся существованием высказывания в контексте. Говорит человек, выходя на кухню: «Что-то холодно сегодня на улице», а имеет в виду «Надо бы выпить немного клюковки, чтобы согреться» – классический пример для изучения языковой прагматики: буквально слова означают одно, в контексте другое. Понятно, что языковая прагматика непосредственно связана и с культурными кодами, культурными стереотипами, зацементированными в структуру языка, этим много и успешно занималась лингвист Анна Вежбицкая. Мы пока что уклонимся от этой привлекательной, но несколько уводящей нас в сторону области. Сейчас нам важнее ощутить, где пролегают границы «прагматики культуры» как таковой. Ощутим мы это очень скоро.
