В начале февраля британский премьер Дэвид Кэмерон наделал много шума, обрушившись на «государственный мультикультурализм», который, мол, дает разгуляться всяческому экстремизму. По его мнению, хватит раздавать бюджетные деньги сомнительным организациям, которые укрывают инокультурных радикалов. Вместо этого следует укреплять национальную (читай, культурно-государственную) идентичность подданных Елизаветы Второй, их глубокую и несокрушимую britishness.
Реакция самых разнообразных заинтересованных лиц (а кто нынче не заинтересован в туманных вопросах «идентичностей» и «мультикультурализма»?) не заставила себя ждать: островные мусульмане намекнули, что Кэмерон не там ищет истоки крайнего исламизма, правые всех сортов рукоплескали и повторяли неизменное «наконец-то!». Представитель правительства выступил с осторожным разъяснением, что Кэмерон имел в виду не только мусульманский экстремизм, а вообще любой, не пояснив, впрочем, какой именно. Крайне правые радикалы, белые расисты и прочая подобная публика благоразумно промолчала.
Между тем, речь идет о стране, созданной в результате нескольких волн миграций и радикальных культурно-лингвистических переворотов, в стране, которая сама завоевала полмира, подарив при этом жизнь самой могучей державе земного шара. Не знаю, в чем обнаружат britishness пропагандисты Кэмерона, выступление которого совпало с общебританским днем защиты муниципальных библиотек от разбойничьих сокращений, предусмотренных правительством нашего борца за высокую британскую идентичность. Предыдущий премьер-министр, Гордон Браун, тоже в свое время озаботился поисками загадочной «британскости», но ничего, кроме конфуза, не вышло. Не считать же за оную индийские забегаловки, дешевое континентальное пиво, которым надуваются суровые английские мужички, польских строителей и русских олигархов, украсивших своим присутствием Лондон? Будь у Кэмерона советники пообразованнее, они напомнили бы ему: свою историческую речь он произносит почти в тот самый день, когда завязалась драма, итогом которой стало создание той Англии (а потом и «Британии»); наследницей последней безусловно является нынешнее Соединенное Королевство.
Год 1066 стал самым важным в истории этой страны. Девятьсот сорок пять лет назад, зимой 1066-го, умер англо-саксонский король Эдуард Исповедник, после чего власть захватил брат вдовы монарха Гарольд Годвинсон, который удерживал ее до октября того же года, когда… Впрочем, обо всем по порядку.
Почитаемый церковью богомольный Эдуард Исповедник вернулся в Англию после долгого изгания в 1042 году уже немолодым человеком. Детей у него не было и вопрос о судьбе династии стоял остро. Советник и правая рука Эдуарда эрл Уэссекса Годвин выдал за короля свою дочь Эдит, однако брак остался бездетным. Через некоторое время Эдуард стал тяготиться влиянием Годвина и навязанной по политическим соображениям женой; в 1051 году он пообещал трон нормандскому герцогу Вильгельму – в знак благодарности за гостеприимство (надо заметить, что свое долгое изгнание он провел именно в Нормандии). И тут началась история достойная если не страниц Шекспира, то уже точно – пера Агаты Кристи. У Эдуарда Исповедника, еще при его жизни объявилось огромное количество наследников. В 1057 году в Аглию вернулся самый близкий родственник короля по мужской линии – Эдуард Этелинг, сын его единоутробного брата. Уже через несколько недель он был убит, однако теперь на английское наследство стал претендовать его сын Эдгар Этелинг.
Опасность угрожала трону и с другой стороны. У нелюбимой жены Эдуарда Исповедника было двое братьев – Гарольд и Тостиг, которые также лелеяли мечту занять трон. Оба были могущественные и почти независимые эрлы; к тому же, они ненавидели друг друга; в результате, Гарольд лишил брата его владений и заставил бежать из страны. В конце концов, могущество Гарольда усилилось настолько, что Эдуард Исповедник на смертном одре изменил свое завещание и отдал престол не Вильгельму из Нормандии, а Гарольду. Как только Эдуард умер, появились новый претендент – норвежец Харальд Суровый; его претензии на английский престол основывались на событиях, случившихся еще до правления Исповедника.
Итак, Гарольд Годвинсон смог стать королем, но ему угрожали с четырех сторон: Вильгельм готовил в Нормандии войско, чтобы вернуть себе, как он считал, несправедливо отнятое, Харальд плыл со своими свирепыми викингами к северному побережью Англии, брат Тостиг лихорадочно искал союзников, да и юного Эдгара Этелинга не стоило сбрасывать со счетов. В мае 1066 года Тостиг оказался с войском в Англии, но был разбит и бежал. В середине сентября скандинавский вождь, к которому присоединился Тостиг, высадился на севере и начал осаду епископского города Йорк. Король Гарольд наспех собрал армию и обрушился на викингов. О том, что случилось дальше можно прочесть в одной из саг «Круга земного», книги, авторство которой приписывают Снорри Стурлусону:
«Двадцать всадников приблизились к рядам захватчиков; и люди и лошади были одеты в кольчуги. Один из всадников крикнул:
- Здесь ли эрл Тостиг?
- Может статься, я и здесь, - ответил Тостиг.
- Если ты и вправду Тостиг, сказал всадник, - принес я тебе весть, что брат твой предлагает тебе прощение и треть королевства.
- А ежели соглашусь я, - сказал Тостиг, - что получит король Харальд, сын Сигурда?
- И его не позабудут, - ответил всадник, - дадут ему шесть футов земли английской, а потому как роста он высокого, набавят еще один.
- Коли так, - сказал Тостиг, - передай своему королю, что мы будем биться до самой смерти.
Всадники ускакали. Харальд, сын Сигурда, задумчиво спросил:
- Кто был тот рыцарь, что так складно говорил?
- Гарольд, сын Годвина.
Еще до заката того дня войско норвежцев было разбито. Харальд, сын Сигурда, по прозвищу Суровый, погиб в бою, так же как и Тостиг».
Трудно сочинить более драматическую сцену, чем этот разговор двух братьев-врагов, один из которых делает вид, что не узнает другого, но не опускается до подлости – убить соперника в неравной схватке. Тостиг дожидается общей битвы и гибнет в ней.
Не успели воины Гарольда придти в себя после этой нелегкой победы, как пришло известие о высадке нормандского войска Вильгельма. Гарольд совершает бросок на юг и два войска сходятся 14 октября на поле у селения Гастингс. Ход сражения -- наверное, самого знаменитого в британской истории -- известен нам уже не из сочинения современника, а из тогдашнего ремесленного изделия. Знаменитый ковер из французского города Байё изображает нам все, что случилось под Гастингсом: многочисленные атаки тяжеловооруженных нормандских рыцарей на позиции пехоты Гарольда, упорство англо-саксов, хитроумный маневр Вильгельма, выманивший отряды Гарольда с холма, которые те обороняли, беззащитных ополченцев в окружении цвета европейского рыцарства, героическую смерть Гарольда, разгром англо-скасов, торжество нормандцев. Занавес опускается.
Он поднимается в маленьком и грязном тогда Лондоне, в недостроенном и совсем не похожем на нынешнее Вестминстерском аббатстве, где в Рождество, 25 декабря 1066 года епископ Кентербери возлагает древнюю английскую корону на голову Вильгельма. Нормандский герцог Вильям (или в русской транскрипции – Вильгельм), которого современники тогда звали «Бастардом», то есть «Незаконнорожденным», а попросту говоря – «Ублюдком», стал известен под именем Вильгельма Первого (или Вильгельма Завоевателя). Англия и шире – Британия – изменилась в результате этих событий бесповоротно: государство, законы, нравы, сам язык стали другими. Вильгельм Завоеватель, пожалуй, - самый важный из британских монархов; он сделал для формирования современного Соединенного Королевства даже больше, чем знаменитые венценосные женщины – Елизавета Первая и Виктория.
Незаконнорожденный иностранец, не знавший языка завоеванной страны, приведший с собой полчища нормандцев, французов, фламандцев и прочих авантюристов, стал, фактически, первым в ряду монархов, которым островное государство обязано своей britishness -- не той, что пытается изобрести Дэвид Кэмерон, а настоящей. В конце концов, все эти уютные сельские коттеджи и чудовищные урбанистические кварталы построили одни и те же люди: беженцы, завоеватели, авантюристы, подозрительные иностранцы – и, конечно же, их потомки.
См. также другие тексты автора:
