Подлинные враги поэзии — это антибиотики, кардиохирурги и демократия, враждебная столь аристократическому — для избранных — занятию.
Жизнь поэта — как жизнь поэта — теперь длится долго.
Иногда слишком долго, и он продолжает писать стихи, которые очень хорошо умеет писать.
Популяция стареет — и, разумеется, растет.
Наглядно полярное несоответствие множества предъявляемых временем поэтов (т.е. сочиняющих в рифму — чаще всего, но изредка попадаются и адепты верлибра, считающие себя особо продвинутыми; общее число зашкаливает за десять тысяч по России) малому количеству отбираемых серьезными издательствами. У Геннадия Комарова в его поэтической серии «Автограф» хорошо если выйдет пять книжек в год. В сопоставимой с нею по формату серии «О.Г.И.-поэзия» вышло не так уж много книг (тридцать две), а в год выходит от шести до восьми книжечек. В издательстве «Время» — за несколько лет существования серии «Поэтическая библиотека» — вышли книги около двух десятков авторов. Наконец, в «большой» (портретной) серии издательство «О.Г.И.» отфильтровало базар и выпустило пока всего пять книг: Веры Павловой, Семена Липкина, Инны Лиснянской, Бахыта Кенжеева, Олега Чухонцева.
Никогда не было так много поэтов — и так мало.
Причем каждая группа влияния будет выдвигать своих, в том числе — и свою окончательную «пятерку».
Гамбургский счет среди поэтов вряд ли возможен.
По всеобщему консенсу не пройдет никто.
Беру в руки поэтическую антологию-билингву, изданную в Великобритании, Джерри Смитом, двенадцать лет назад, в 1993 году — там присутствуют двадцать три поэта; среди них нет четырех из «пятерки» О.Г.И., «призван» только Чухонцев. Но включены и Дмитрий Александрович Пригов, и Борис Чичибабин, и Юнна Мориц. У английского профессора вкус, что ли, иной — или, поскольку во вступлении он благодарит в числе прочих и студентов своего семинара в Оксфорде, его взгляд, откорректирован преподаванием шире, охватней. Однако в сравнении с антологией поэзии «Девять измерений», выпущенной издательством НЛО — в его контурную карту включены стихи семидесяти поэтов, — Джерри Смит не только фильтровал, он трамбовал отфильтрованное.
На одном из «круглых столов», организованных журналом «Магазин Литтерэр» в рамках Парижского Книжного салона, почетным гостем которого была Россия, знаток, переводчик русской поэзии, профессор Мишель Окутюрье (автор первой в мире — 1961 года — книги о Борисе Пастернаке) назвал только двух современных русских поэтов — Ольгу Седакову и Веру Павлову, чем вверг меня в подлинное изумление. А Кибиров? А Шварц? А…?
Мне не только сам результат — отбор представляется интересным. А показывает он то, что вокруг современной поэзии нет консенсуса насчет иерархии. Возникает впечатление, что русская поэзия сегодня состоит из поэтов, которых раньше называли второстепенными (правда, и Тютчева к ним причисляли — Некрасов, между прочим; и Баратынского). Вроде Каролины Павловой или Евдокии Ростопчиной — все вроде было при них, и жизнь, сводившая их с выдающимися людьми, и испытывавшая их на разрыв, и даже стихи, среди которых попадаются даже разобранные в дальнейшем на эпиграфы. Например, к.павловское, а потом — м.цветаевское, о поэзии: «Мое святое ремесло».
Назначением одного (!) Поэтом, на что претендует новая литературная премия, разумеется, иерархия установлена не будет. Потому, что результат консенсуса жюри поразительно предсказуем, причем исходя не из профессионально-поэтических качеств будущего лауреата (как и соответствующих качеств десятка — как минимум — сопоставимых других), а исходя из общего премиального замысла. Этому дала, этому дала, а этому не дала — он дров не рубил, воды не носил…
Кириллом Медведевым в «Девяти измерениях» опубликовано стихотворение «еще чуть-чуть о литературе…», где почти документально описаны бомжи с бульвара, в которых превратились бывшие литинститутские студенты, деревенские Лели, принятые в институт взрослыми московскими дядями, компенсировавшими таким образом вину перед народом. Тоже — поэты. «ыыыннннаааааооо» (К. Медведев), «кыё-кыё (О. Чухонцев).
Даже отфильтрованный до предела, до единицы базар не дает ответа. «С одной стороны — Новый Мир, Древний Рим, Чечня. // С другой стороны — дыр-бул-щир, улямюм, фигня. // А я говорю: «Ребята — ничья, ничья! // Мне кажется, вы обходитесь без меня» (Полина Барскова).
Меж тем антология «Девять измерений» сделана (как сделана шинель) по принципу — нет, не иерархии, но — ризомы; правда, устроители не развили этот принцип, да и не могли; проект можно в наших условиях сделать бесконечным в Интернете: каждый из названных предлагает отобранные стихи предположим, еще семерых своих избранных. И этот сад этих тропок и сходился, и расширялся бы без конца. Ризома она и есть ризома. У куста есть корни — и крона, образуемая, правда, не стволом, а ветками, и очень пушистая. А ризома вовсе без-иерархична; ветка — она же и корень. Распространяется во все стороны сразу. Впрочем, есть одна загадка: ведь кто-то — изначально — отобрал этих вот девятерых поэтов с десятым дополнением в лице Ильи Кукулина?
Председателем земного шара сам себя назначил Велимир Хлебников. «Король поэзии» избирался в Коктебеле тайным голосованием, по воспоминаниям Семена Липкина. Принято было голосовать за хозяина, Волошина, несмотря на присутствие других, отнюдь не менее значительных, претендентов. Сам Липкин обожал составлять списки поэтов по ранжиру: первый ряд, второй, третий; в список кандидатов помещал иногда себя, Инну Лиснянскую; иногда все переставлял, мешая карты. Страсть к иерархии среди поэтов все-таки неистребима. Несмотря на обстоятельства, будем фильтровать базар дальше.
