Леонид Костюков. Отом же. Неполемическая статья
Даниил Александров. О нормальнойжизни и мещанском обществе
Если честно, я в некотором отчаянии. Эту статью я писал, начиная, стирая и начиная опять, пять дней – против обычного часа. Она идет буквально по минному полю. С самого начала я боялся нажить себе сторонников среди глубоких противников и наоборот. И вот Вы, человек, который действительно неплохо меня знает, как на грех, все, что можно было понять неправильно, поняли неправильно. Это отнюдь не упрек, а лишь констатация авторской неудачи – по крайней мере, в отношении Вас. Я попробую, не повторяя положений статьи, как-то ее продолжить, развернуть – дело Вашей внутренней честности будет сопоставить то и это и признать (или не признать), что речь об одном.
Давайте в качестве исходной точки для сопоставления ситуаций возьмем 70-е, поколение дворников, пожарников и сторожей. Я намеренно пишу о близкой Вам реальности. Эту зону – дворницких, кухонь, автобаз, СУ – я очерчу как территорию относительно нормальной жизни. Не по лжи, с настоящими стихами, с чтением запрещенных книг и т.д. Без двоемыслия, с нормальными человеческими отношениями.
Содержала ли эта жизнь открытую опасность для существующих властей? Или – в Ваших сегодняшних терминах – путались эти молодые аутсайдеры в ногах у Политбюро? Выскажу гипотезу – нет. Это было сосуществование, которое устраивало обе стороны.
Была ли эта жизнь унизительной для молодых поэтов или художников? Думаю, нет. Скажу даже точнее – думаю, если что и унижало их, так это не отсутствие лягания властей, а сама узость зоны нормального существования.
Я говорю о том, что нормальная жизнь теперь занимает гораздо больший объем. Оставим сосиски и оргтехнику. Можно сейчас не лгать, не унижаться – и быть: священником, учителем, инженером, врачом, журналистом? Отвечаю: да. (При этом понимаю, что учителю истории придется вступать в полемику с рекомендованным учебником). Можно излагать свое искреннее мнение публично? Вот я излагаю. Можно везде говорить то, что ты думаешь? Да. Можно со своим мнением вылезти в телеэфир? Нет. Можно, не беря на душу грех, «заработать» миллиарды? Думаю, скорее нет.
Чему уподобить нормальную жизнь, не занимающую полный объем, без политических свобод – свободы избирать, свободы влиять на решения исполнительной власти? Слава Богу, Вы не записали меня в сторонники «Единой России» - мне отвратительна новая однопартийная система, у меня нет иллюзий относительно независимого суда и т.п. Вы находите метафору «химии», так сказать, нулевого круга ГУЛАГа. Я предпочел бы – нечто вроде Сицилии или Чикаго эпохи сухого закона. Есть мощная мафиозная властная структура, которая, однако, пока не вторгается в твой дом, в твой двор, в твою церковь, булочную, кафе и т.д. Но она есть – невдалеке. Влияет.
Опуская метафоры, краеугольный вопрос – унизительно ли честно жить, когда некоторые другие люди живут нечестно? Возвращаю Вам мой любимый оборот, кажется, Гиппиус: если надо объяснять, то не надо объяснять. По-моему, унизительно лгать и воровать. А честно жить не унизительно. Вы униженным, например, не выглядите.
Где я освобождал мифический средний класс от гражданской активности? У меня ни благословения на это нет, ни намерения. Я против долгой концентрации на том, что изменить мы с Вами на данный момент не в силах. Что же до распрямления плеч и осанки, я очень за. А Вы против?
Более того. Я считаю, что гражданственность, как ни банально это прозвучит, начинается не с путания под ногами, а с ответственности за свою семью, дом, двор. С дружбы с соседями и взаимопомощи. С собственности и свободы передвижения. С той ситуации, когда есть, что терять.
Если хотите, я говорю именно о внутренней свободе, которая некоторыми сложными способами транслируется вовне. Например, в августе 1991 года 8 человек, вроде бы управлявших всеми силовыми структурами, попробовали вести себя с более свободными людьми, как с менее свободными. Не учли. Ничего не получилось. Если ты приказываешь нормальному человеку донести на соседа или выстрелить в него, он откажется. В итоге (относительно) нормальной жизни вызревают (относительно) нормальные люди. Например, молодежь предпочитает Интернет телевизору. А Интернет не подчиняется «Единой России».
О том же иначе. Нормальный человек в нормальных условиях лучше сохраняет образ и подобье Божье. Со всеми вытекающими обстоятельствами.
Насчет язв. Вынужден повторить слово в слово: «Но если один человек, нацеленный на большее, хочет заработать на наркотиках, а другой, нацеленный на саморазрушение, - их употребить, обществу чрезвычайно трудно им помешать». Я не пишу, что этим не надо заниматься. Я только констатирую: наркотики – серьезная, трудноустранимая проблема нормального общества – в отличие от идеального, в котором нет проблем. Или от откровенно ненормального, где, например, проблемой является достать пакет молока.
И опять. Я считаю, что лучший способ противостояния социальному злу – установка на нормальную жизнь. И эскалация этой установки культурными способами. И гражданское общество, по-моему, может вырасти из этой установки.
Насчет Голливуда – мелочь, но извините. Симпатии зрителя и удача – две большие разницы. Основа жанра – «Бонни и Клайд». Но зачастую и удается грабануть – «11 друзей Оушена», «12 друзей Оушена»… Я телевизор тоже смотрю спонтанно и часто не запоминаю названий фильмов. Однако – обращаюсь уже через Вашу голову к любителям Голливуда – очень часто победа, конечно, за безликими копами, но наши симпатии с грабителями. Но я ведь там пишу дальше – насчет выигрыша в лотерею и перемены участи. Вот это практически не подвергается сомнению, это – счастье. А нормальная (протестантская) жизнь устойчива к миллиону долларов.
Насчет рощицы. Я как раз имел прямо противоположную мысль – не о самосохранении, а (еще раз!) о расширении зоны нормальной жизни. В предложенной Вами пропорции насчет самосохранения и риска – о расширении зоны, где надо перестать бояться. «Рощицы» же я скорее связываю не со страхом, а с брезгливостью. Советы нечестивых.
Я думаю, внимательно подумав над Вашим письмом, что предположение о нормальной жизни в нормальном обществе – это не очки с шорами (ну и не бесцветные очки – бессмысленный аксессуар), а другая система координат. Если выстраивать все не от строя, выборной системы, макроэкономики, а от порядочного человека, ведущего нормальную жизнь, многие вещи видятся иначе.
Что же до подвига, думаю, в норму жизни его не надо закладывать. Понимаете, здесь, по-моему, обратная картина. Власть не отстраняет человека, а привлекает его, зовет поиграть в свои игры (прийти на выборы, например). Замазать участием. С отвращением отстраняясь от этого, лично я не чувствую ни вины, ни унижения, как если бы прошел мимо лохотрона. Я чувствую вину только по отношению к конкретным людям. Но речь не только и не столько обо мне. Я вот пишу статьи, в том числе, против властных инициатив. Согласен, не подвиг, не героизм, но какое-то гражданское шевеление. Но мне симпатичен и представитель другой профессии, не связанной с публицистикой, который просто честно работает, не врет и не ворует. По-Вашему, он молчаливо поддерживает власть. По-моему, просто воспитывая собственных детей, он уже нормализует ситуацию.
Насчет «башни из слоновой кости» - не принимаю упрек. Я говорю не о частной жизни, а о жизни в миру, среди живых людей, с живыми отношениями. Это есть в статье, позвольте не повторяться.
Теперь о неназванной категории – гениев, которым «больше других надо». Не боясь показаться тупым, я без труда встраиваю их в свою классификацию, согласно их отношению к существующему обществу. При наличии, правда, достаточной информации. Чехов, например, - нормальный. Работает врачом, пишет в газету, издает книги, создает пьесы для театра. Ваш любимый Толстой, пока находится внутри литературы, - нормальный и воспевает, кстати, нормальную жизнь. Последний его период судить не берусь. Здесь грань личного самовыражения и установки на разрушение общества, которое он не принимает. Общество было разрушено очень скоро с катастрофическими последствиями. Сахаров. Нормально ли разрабатывать водородную бомбу для глубоко аномального, преступного и агрессивного режима? Думаю, нет. Важнее, что сам Сахаров решил: нет – и дальнейшая его жизнь – путь героического покаяния. В каком-то отношении диссидентское движение – установка на нормальную жизнь, с акцентами на некоторые ее стороны. Наверное, мы с Вами здесь сойдемся – сейчас с точки зрения базовых свобод жизнь нормальнее, чем 30 лет назад, хотя и далека от идеала. О Ходорковском опять не берусь судить. В нынешнем противостоянии с властями мои симпатии однозначно на его стороне. Но миллиарды, нажитые на нефти, вызывают у меня такое же недоверие, как гебистское прошлое другого фигуранта конфликта. По-моему, это изначальная установка на большее в моем, количественном, смысле. Но – не уверен по недостатку достоверной информации. Извините еще раз.
Господи. Только сейчас (через несколько часов) уяснил тип, который Вы имели в виду, - преобразователей общества. Настолько из других фигур (помимо Сахарова) он складывается у меня…
Что ж. Я делю их естественным образом на реформаторов и революционеров. Реформаторы – нормальные люди; общество обладает некоторой пластичностью, чтобы мочь принять их реформы, и некоторой упругостью, чтобы сопротивляться. Дальше – очень понятный процесс, нет нужды описывать его подробно. В каком-то смысле каждая проживаемая жизнь немного реформирует общество, потому что общество – это и есть люди, нравы, институты и т.п. А революционеры – зло; надеюсь, в нашей стране не надо это долго объяснять. Где проходит грань – точно сказать не могу. Точно не по нарушению закона; иногда стоит нарушить неправедный закон и понести наказание – пресловутый подвиг. Думаю, народовольцы уже преступили черту.
А главные реформаторы в моем понимании – Чехов, Достоевский, Трифонов…
Позвольте одну цитату на десерт.
«Чего я хочу. Я хочу выучить английский язык; хочу разбогатеть за счет сочинительства и купить трех- или даже четырехкомнатную квартиру здесь же в Замоскворечье; хочу, чтобы мой литературный дар не оставил меня... А если окажется, что этого мне нельзя, а надо слиться с остальными людьми электричек, улиц, метро и каким-то обычным способом зарабатывать на жизнь – не беда, быть посему. Тогда я хочу доработать до пенсии в журнале "Иностранная литература" и тем более выучить английский язык и стать хорошим редактором; хочу дожить до внуков, бодрой старости и умереть в одночасье, потому что очень боюсь боли; хочу, если, не приведи Господь, жена моя умрет раньше меня, не поссориться с детьми из-за имущества и недвижимости; хочу, чтобы Гриша, мой сын, не плутал, не пачкался и не пачкал так долго, как это делаю я, а за дочь я почему-то спокоен; хочу, чтобы санэпидемстанция позволила похоронить меня на даче, но это уже чересчур; и еще я очень хочу, чтобы, когда я умру, Бог поднял меня на ту высоту, где сильная радость и ясным делается, почему возникают опухоли в мозгу несмышленых детей, и нашел все-таки возможным помиловать нас и меня».
Вы, Сережа, надеюсь, узнаете цитату, как и многие другие. Для остальных даю справку: это талантливо и откровенно написанная концовка «Трепанации черепа». Автор – Сергей Гандлевский.
Вот так Вы формулируете нечто главное в мире, не для дискуссии со мной, а от себя - лично, добровольно и свободно. В моих терминах – установку на нормальную жизнь. Здесь есть, заметьте, и духовное, и материальное. Политической составляющей нет. Гражданская – на мой взгляд – отчетлива. Я примерно о том же говорю; надеюсь, теперь стало понятнее?