Порядок экскурса

...дискурс... – это гламур духа.
Виктор Пелевин. «Ампир В»

Надо ввязаться в дискурс.
Из радиопередачи

Назвав гламур и дискурс двумя главными вампирическими науками в эпоху Vampire Rule, или «вселенской империи вампиров»[1], что, надо думать, отсылает к самоновейшему времени, Виктор Пелевин выразил свое ироническое отношение к тем умным и непонятным терминам (по его собственному определению), которыми пестрит нынешнее словоупотребление, особенно в так называемых интеллектуальных кругах. Более того, использование подобных слов без понимания того, что они обозначают и в каком контексте возникли, то есть как простых магических формул, становится основополагающим для «художественной тусовки»[2], сложившейся в 1990-е годы и продолжающей существовать поныне. Между тем популярность «дискурса» за пределами сферы собственно гуманитарного знания, его блестящая публицистическая карьера, так сказать, объясняются не чем иным, как новизной в подходах лингвистов и философов к изучению обозначаемых этим словом проблем.

Не будет преувеличением сказать, что решающую роль в определении дискурса на жительство в современной культуре сыграли работы Мишеля Фуко. Конечно, существует чисто лингвистическое понимание проблемы. Дискурс может указывать на то, что речь включена в коммуникативную ситуацию и, следовательно, обусловлена социальным контекстом; это расширяет представление о речевой деятельности с ее первоначальной привязкой к индивиду. С другой стороны, в диалоговом взаимодействии, характерном для подобной ситуации, акцент ставится именно на взаимодействие, то есть с помощью дискурса выявляется и фиксируется динамический аспект коммуникации. Однако только когда «речь»[3], освободившись от конкретного носителя, оказалась поставленной в вариативную связь с властью и желанием и когда «дискурс» стал успешно применяться в анализе разнообразного исторического материала, этот термин по-настоящему завладел умами современников.

Говоря коротко, дискурс – это способы производства знания, неотделимые от социальных практик, форм субъективности и властных отношений, пронизывающих это знание изнутри. Первостепенное внимание уделяется так называемым высказываниям (énoncé), которые радикально безличны: высказывания – элементы самих дискурсивных формаций, их нельзя приписать ни индивидам, ни даже субъектам познания. Развитие знания понимается не только как развертывание неких правил и закономерностей образования объектов, но и как процесс прерывистый, свободный от установки на приумножение и накопление. Вместо установления генеалогии идей, то есть их происхождения и преемственности, – кропотливая археологическая работа, направленная на выявление совокупности властных и познавательных практик, формирующих сам субъект, причем в его конкретно-историческом обличье.

Добавлю походя, что с таким подходом совместимо представление о смерти автора. Фуко относит автора к механизмам контроля над дискурсом: в этой фигуре, освобожденной от психологических и личностных ассоциаций, воплощена прежде всего связность, призванная приглушить такие тревожные свойства дискурса, как событийность и случайность. «Автор – это то, что лишающему покоя языку вымысла дает формы его единства, узлы связности, прикрепление к реальности»[4]. Не случайно, что для Фуко автор является функцией, указывающей на исторический и меняющийся характер литературы как одного из социальных институтов.

В свете всего сказанного особенно интригующе выглядит статья со следующим названием: «Коньячный дискурс Владимира Дубосарского»[5]. Может быть, речь идет о том, что сказалось в картинах художника и для чего эти самые картины являются лишь частной формой записи наряду с возможными другими? Увы. Художник замечает, что герои картин, созданных им совместно с Виноградовым, не пьют. Они, напротив, наблюдают. Более того, единственное, что объединяет коньяк и искусство, – это понимание того и другого как практики. «Лучше промолчать и накопить ощущение»[6], – советует нам Дубосарский. Согласна. Но только при чем здесь Фуко?

По-видимому, приходится согласиться с грубоватой, но точной по содержанию шуткой: дискурс – это базар. Иными словами, речь в самом что ни на есть традиционном смысле слова. Или высказывание, но опять-таки без тех сложных смыслов, которые привнесла сюда гуманитарная мысль. Ну а когда мы сталкиваемся с заголовком вроде «Краткий дискурс в шведские ругательства», то становится ясно, что имеется в виду и вовсе нечто постороннее, а именно довольно плоский «экскурс». Словом, экскурс, дискурс, какая, в сущности, разница, главное, чтоб по-иностранному, да еще и этот глянцевый налет...