10 мая не стало Игоря Свинаренко. Сорок дней… Марина Москвина вспоминает коллегу, друга, писателя, человека.
Много лет назад я впервые повстречала его в клубе «Петрович». Не сходя с места, он познакомил меня с главным редактором журнала “Вояж” Стасом Юшкиным, и тот мгновенно, тоже не сходя с места, отправил меня в командировку в Японию. Так я повидала Токио, Киото, Нару, Японское море, прошла тропинками поэта Басё в горах Мива, ударно помедитировала в дзенских монастырях, тщетно пыталась подняться в метель на гору Фудзи, все это описала в повести-странствии «Изголовье из травы» и почтительно вручила книгу крестному ее отцу Игорю Свинаренко.
– ТАКОЙ БОЛЬШОЙ УЛОВ??? – спросил он насмешливо.
Похоже, никто никогда не видел его серьезным. Он родился в 1957 году в Донецке в студенческой семье. Папа после окончания вуза стал первым матерщинником не где-нибудь, а на шахте, и собрал приличную коллекцию подписных изданий. Мальчик много читал…
Полиглот, в совершенстве владевший несколькими европейскими языками, безукоризненно – суржиком и блистательно – ненормативной лексикой, окончивший с золотой медалью школу в Донецке, даже не в самом, а – под, объездивший мир, написавший десятки книг и тысячи статей…
Кем он только не был: каменщиком, бетонщиком, дворником, землекопом, самогонщиком, переплетчиком, электрослесарем, фотографом, переводчиком, обозревателем "Комсомольской правды", "Коммерсанта", собкором журнала «Столица» в США.
В “Ъ” Свинаренко возглавлял отдел преступности. Пистолет оттягивал задний карман джинсов, – мачо, издатель первого в России мужского журнала "Медведь", главный редактор журналах "Архипелаг" и "Домовой”. И что-то в нем было от Франсуа Вийона, что-то от Луспекаева из “Белого солнца пустыни”.
Возвращаемся с книжной ярмарки из Франкфурта, стоим на регистрацию в аэропорту, в рюкзаке у меня сырная голова, тщательно завернутая в газеты, чтоб не разносилось амбре как в повести “Трое в лодке, не считая собаки”.
Игорь из-за плеча:
– М-мадам везет сыр?
– Как ты узнал?
– У меня хороший репортерский нюх…
Чистая правда – если глянуть нескончаемую ленту его колонок, он 20 лет публиковал их в “Газета.Ru”. Или его сборники “бумажных бесед”. А интервью Свинаренко брал у сонмища личностей – от Немцова, Андрея Битова, Новодворской, Эрнста Неизвестного, Черномырдина, Искандера, Виктора Пелевина — до сатанистов, террористов и других воинов тьмы и света. Причем с каждым находил общий язык. За интервью с Тайванчиком Андрей Бильжо вручил ему диплом психиатра-самоучки, настолько мастерски, незаметно для собеседника, тот раскрыл характер своего героя.
Весной 2012 года десант московских писателей отправился на гастрольное плаванье по Днепру. Свин (так звали Игоря друзья) поплыл с нами – хотя за два года до плаванья – пережил сложнейшую операцию. Выжил. И прожил на десять лет дольше, чем предполагали врачи.
Так что в путь отправился дзенский мастер, отважный самурай со свойственными этим ребятам, как мне представляется, ширью души, ярким талантом, невероятной добротой, острым ощущением справедливости и абсолютным чувством юмора.
С обожанием я смотрела на него. Вроде и он тоже поглядывал на меня неравнодушно. Смотрел мне в глаза, смотрел, смотрел… и вдруг спросил деловито:
– Это у тебя – линзы?
Во всех городах от Киева до Одессы нас еще встречали хлебом-солью. Каховка, Днепропетровск, Запорожье, Херсон, Николаев, Очаков… Наряженные девушки в украинских венках, которые при ближайшем рассмотрении оказывались – кто юристом, кто экономистом, кто – физиком или ботаником... В мои обязанности входило торжественно принимать каравай, держа ответную речь – на радость встречающим нас на пристани – с оркестром, моряками и флагами – горожанам. Наконец-то я поняла, для чего я создана.
Как нас радушно принимали! Водили на коньячный завод, показывали бочки коньячные, сначала небольшие, а потом очень большие, а они дышат, эти бочки, и там от терпкого коньячного настоя в воздухе не продохнуть, все опьянели от одного запаха, закусили бутербродами с колбасой. Попробовали красное Бастардо, потом белый Мускат, а дальше коньяки – три года, семь и девять с ароматами корицы и шоколада, инжира, розы…
– Вот зря ты бросил пить! – говорил Иртеньев Свинаренке.
– Так пьяный я такой же, только хуже: Марина знает…
В музее старинного оружия хозяин с нежностью произнес:
– Оружие – это все, что у меня есть...
– А у нас, – отозвался Игорь, – все, что есть – это мы друг для друга…
Гастроли писателей по Днепру сопровождались репортажами самого Свинаренко:
“Вечером Вадим Левин читал местным детям свои стихи про — чтоб ненароком не впасть в какую неполиткорректность — англичан. После Марина Москвина зачитывала из своей книжки об Арктике дивные истории — к примеру, как ее муж Леня Тишков при старом режиме получил на конкурсе премию в 800 канадских долларов. Поскольку их по любому невозможно было оттуда выцарапать, он, не будь дурак, эти бешеные деньги перечислил в фонд поддержки голубых китов. Откуда прислали бумагу, что Леня является усыновителем морского интеллектуала-скитальца. Не знаю, насколько эта история тронула украинских слушателей — на Украине ведь нет китов…”
В Новой Каховке посетили дом Бурлюка, Крученых – Игорь замечтал о фестивале футуристическом.
Перед отплытием на корабль явился сторонник здорового питания угощать нас экологическими варениками. Никто его не звал, просто по зову сердца. Он протянул руку Игорю и представился:
– Алексей.
Свинаренко крепко пожал эту руку и серьезно сказал:
– Много слышал.
Жаль, что мы Алексею показались не близкими духом: увидев на столе пиво и копченые барабульки, он забрал свои галушки и решительно покинул корабль, оставив нас пьяными и голодными дожидаться, пока Дмитрий Ицкович замаринует мясо и зажарит его на гриле.
Кто-то подумает: экипаж всю дорогу околачивал груши, – ничего подобного! Мы или непрерывно выступали сами, или слушали друг друга, – ибо где, вот так вот, за здорово живешь, услышишь достойнейшего Александра Пригарина, доцента Одесского университета, археолога и этнолога – о фотографии в сакральном пространстве?
Саша Пригарин сидел с Лешей Муравьевым (историк, религиовед, востоковед и доцент МГУ, спец по старообрядцам…), они чинно представляли друг друга, оба в черных костюмах, в черных ботинках, белых накрахмаленных рубашках, хотя присутствовали чуть ли не мы одни.
Речь шла о роли фотографии в поворотные моменты судьбы – проводы в армию, свадьба, похороны. Оказывается, в старину – если человек не мог приехать проститься с близким родственником – у гроба держали его фотографию, вот именно его, а не покойника! И потом присылали сцену прощания, – как открытку, причем цена снимка была немаленькая, - полкоровы.
Когда же ученые затронули тему родовой памяти, а также вертикали и горизонтали семейного альбома, Свинаренко встал и медленно двинулся к выходу. У двери он покачнулся и вышел, придерживаясь за дверной косяк. Тишков Лёня выскочил за ним, присел рядом на диванчик. А тот голову ему на грудь положил: “Лёнь, можно я тебе поплачусь? Найди, пожалуйста, телефон публичного дома? И вызови мне двух: одну толстенькую, а другую худенькую…”
Его непредсказуемость, южнорусское «г», корпулентность фигуры, тельник с надписью «п-ц» во всю грудь колесом – любое проявление этого человека рождало во мне буйный восторг. Всякий раз, когда я встречала Игоря на узенькой дорожке – радостно заключала в свои объятия, вернее, тонула в его.
– …Виновны ль вы, коль хрустнет мой скелет… - кричишь ему.
А с неба:
– Ни у кого не хрустнул, а у нее хрустнет!..
– Я сам-то то побаиваюсь Свинаренко, – говорил Лёня, – стараюсь ему на глаза не попадаться и не стоять лоб в лоб, а как-то боком, незаметно, чтоб он не остановил на тебе свой взгляд. А то он молчит-молчит, а потом как ляпнет что-нибудь!
Вплыли в лиман, а там никого. И зеркальная гладь с опрокинутыми небесами.
– Пусто, - сказал Свинаренко, – как в Москве в инаугурацию.
Спорить с ним бесполезно, он переспорит любого и обсмеёт, но некоторые все же пытались втянуть Свинаренко в дискуссию о национальном самосознании…
– Вы слишком категоричны, – он отзывался на любые аргументы.
– Меня не интересует национальный вопрос ни под каким соусом, – говорил он. - И я не пойду умирать – ни за кого. Кстати, именно мне принадлежит слоган «Не бей жидов, не спасай Россию», который одобрил даже главный раввин России!
В Николаеве на ресепшене в гостинице «Пушкинская» Игорь с Лёней приблизились к аквариуму, на них с любопытством уставились пучеглазые золотые рыбы.
– Знакомьтесь, – сказал им Свинаренко, – это знаменитый художник Леонид Тишков.
Игорь на палубе сидел на стуле и пел – серьезно так, с душой:
Я в весеннем лесу пил березовый сок,
с ненаглядной певуньей в стогу ночевал…
Писатели приняли на грудь и подпевали. В Одессу на корабле плыл с нами журналист Виктор Лошак. Виктору позвонила жена Марина, будущий директор Пушкинского музея, коренная одесситка. Поражаясь слаженному хоровому пению литературного критика Николая Александрова, журналиста Игоря Свинаренко и поэта Максима Амелина, Марина Лошак посоветовала нам из достопримечательностей в Одессе: «Кларабар» в Городском саду, кафе «Дача» на Французском бульваре и «Хуторок» в парке Шевченко.
С ярчайшей звездой иронической поэзии, которую являет собой поэт Иртеньев, мы прибыли в Одессу, все говорило о том, что в Одессе к писательскому “пароходу” присоединится Жванецкий. Хотя дирижер оркестра, грянувшего “семь-сорок”, лишь только мы ступили на берег Одессы, поинтересовался:
– …А где Шендерович?*..
На причал своими ногами пришли Свинаренко с Юлей Каденко, они в аэропорту встречали артиста Филипенко.
– Ну, здравствуй простой народ, - говорил Игорь, шагая по пристани, глядя, как там все загорают и рыбачат, - рассказывай давай, чем дышишь, о чем мечтаешь, на что надеешься?
Когда я сходила по трапу, он бросил мне букет, и я поймала его на лету.
«Семь-сорок» на пристани Одессы отплясывали прославленный лингвист Максим Кронгауз, издатель Дмитрий Ицкович, блистательная Алла Боссарт.
Но Игорь отметил именно меня.
– Маринка – сущий дьявол! – сказал он.
Все ждали встречи с доктором Борисом Литваком в «Доме с ангелом» - одесском Реабилитационном Центре для детей-инвалидов, и если б я не знала и не понимала, что Свинаренко может всё, что его добрые дела, о которых он никогда не трубил с крыш, пе имеют ни конца ни края, могло бы показаться странным, что ему здесь оказывают какой-то особенно радушный прием.
Мы с Мишей Ясновым и Вадимом Левиным пели ребятам песни, читали стихи, рассказывали сказки, зажигали, как могли, а врачи во главе со святым Борисом Давыдовичем – в один голос твердили:
– Боссарт и Свинаренко! Боссарт и Свинаренко!
Ведь Алка Боссарт первая о них написала, после чего отыскался спонсор. Свинаренко же сам где-то раздобыл и приволок три тысячи долларов…
– А, кстати, где он?
– Да вот он – лежит (на последнем ряду на стульях) и хочет забрать их обратно, - кто-то пошутил.
– Я на многих языках разговариваю, и на всех – с русским акцентом, - говорил Игорь. - Единственный язык, на котором я говорю с украинским акцентом – это русский.
– А, собственно, почему я должен разговаривать как диктор телевидения? – он удивлялся. – Нет, я могу напрячься. Но оно стоит такого моего усилия?
Прощались в ресторанчике одесском. Леша Муравьев предложил тост: “За кристальную ясность!”
– Мертвый бы не выпил! – радостно воскликнул Иртеньев.
Речь Свинаренко была более обстоятельной.
– Я человек, – сказал Игорь, – который уделяет огромное внимание своему подсознанию. Пытаюсь в него заглянуть — что там и как. Хотя понять, что у тебя происходит в подсознании без бухла сложно… За то, чтобы не терять сознания в угоду подсознанию! – провозгласил он.
Мы чокнулись и выпили.
…И поскольку постичь суть воина и самурая, скрытую от глаз, невозможно, даже прижав к груди его главную и последнюю книгу «Тайна исповеди», вышедшую этой весной в издательстве “Захаров”, где, как утверждают близкие друзья, он настоящий, натуральный… И все равно непостижимый… Я хочу просто послать ему привет и любовь, вспомнив одну из последних публикаций Игоря в фейсбуке.
«Внук принес книжку чтоб ее "читать". Показывает пальцем на картинки, там звери, и я должен их озвучивать. И вот я лаю, мяукаю, рычу и квакаю. А бабочка…»
Тут начинается дзенский коан, на который знал ответ только ОН, великий и ужасный Свинаренко.
– Бабочка лишнего не …**, - сказал он внуку.
И я рассматриваю это как завет – всем нам, живущим на планете людям.
*Внесен Минюстом РФ в реестр СМИ-иноагентов.
**«говорит».
