«О чем невозможно говорить, о том следует молчать»
(ранний Витгенштейн)
«Значение слова есть способ его употребления»
(поздний Витгенштейн)
Нижеследующий текст представляет собой несколько историй, настоящих и вымышленных, случившихся с самыми разными людьми, в разное время и при различных обстоятельствах. Объединяет все эти истории одна тема, какая – надеюсь, читатель придет, в конце концов, к должному выводу.
История первая. Чуть больше полугода назад Тимоти Гартон Эш рассказал в «Нью-Йорк Таймс» об одной конференции, прошедшей в Оксфорде. Обсуждался «либерализм» - во всех значениях и аспектах этого понятия; вот какой разговор произошел в кулуарах: «Один китайский интеллектуал рассказал нам, что в его стране “либерализмом” называют все, что не нравится властям. Этот термин используется в Китае в качестве политического инструмента в борьбе с теми, кто выступает за дальнейшее проведение рыночных реформ. Вообще, стандарты, с помощью которых определяют социальный или культурный либерализм, очень неопределенны. Скажем, выступавший на конференции индиец сказал, что в его стране “либеральными” называют отцов, позволяющих своим детям самостоятельно выбирать супругов». Эш очень точно описывает полную неопределенность с тем, кого сегодня следует считать «либералом»: в Америке (и отчасти Британии) таковыми называют людей, выступающих против традиционного англо-саксонского индивидуализма и за государственное вмешательство в экономику и социальную сферу. На европейском континенте, «либералы» - это ненавистные англо-саксонские сторонники неограниченно свободного рынка и безудержного индивидуализма с протестантским душком. Понятное дело, что в разных случаях имеются в виду разные вещи, которые даже имеют и свои собственные названия. Скажем, то, что отстаивают на европейском континенте, есть «либерализм» политический – и, одновременно, умеренный «социализм», экономический и социальный. То, во что верят на Уолл-стрит и в глухой американской провинции – «неолиберализм» в экономике и «неоконсерватизм» в политике и социальной сфере. Сторонники рыночных реформ в Китае – несомненные «либералы», но только в том самом смысле, в котором либералом является Чубайс или его супостат Илларионов, то есть, либералы контекстуальные, вынужденные, либералы по необходимости в специфических условиях отсутствия свободы. Что же до вольнолюбивых индийских отцов, то они либо «прогрессисты», либо просто сторонники здравого смысла.
Естественно, эта классификация столь же уязвима, как и безграничное применение слова «либерал». Скажем, кто такие «неолибералы» сегодня? Об этом – следующая история. Оливер Марк Хартвич пишет на сайте организации, которая называется The Centre for Independent Studies: «Самая удивительная характеристика неолиберализма заключается в том, что сегодня практически невозможно найти человека, который обозначал бы себя как «неолиберал». В старые времена, идеологические битвы велись, скажем, между консерваторами и социалистами, коллективистами и индивидуалистами. И хотя никакого согласия между этими враждующими группами быть не могло, по крайней мере, они сошлись бы в том, что действительно являются теми, за кого себя (или их) выдают. Социалиста не оскорбит, если бы консерватор назвал его социалистом – и наоборот. С другой стороны, в сегодняшних спорах о неолиберализме те, кого обвиняют в неолиберальных взглядах, никогда не назовут себя “неолибералами”». Как мы видим, с несчастным «неолиберализмом» дело обстоит еще хуже, чем с либерализмом; мы затрудняемся сказать, что такое «либерал», но можем найти множество людей, которые определят себя в качестве такового, почти все знают, что такое «неолиберал», но в качестве самоописания это слово практически не употребляется. В связи с этим – следующая история: не политологическая, а просто логическая.
В классическом рассказе Борхеса «Сад расходящихся тропок» происходит следующий диалог: «...наконец Стивен Альбер спросил:
- Какое единственное слово недопустимо в шараде с ключевым словом “шахматы”?
Я секунду подумал и сказал:
- Слово “шахматы”.
- Именно, - подхватил Альбер».
Попробуем перевернуть логику борхесовского героя – если в шараде о шахматах не должно быть слова «шахматы», то в шараде о чем угодно, кроме шахмат, это слово вполне может присутствовать. Более того, если вы хотите прямо намекнуть, что в вашей загадке не будет идти речь о шахматах, вы обязательно употребите это слово. Наконец, можно представить себе сверхизощренного мастера шарад, который не только сам читал «Сад расходящихся тропок», но и подозревает, что окружающие знакомы с этим текстом; тогда он непременно загадает шараду о шахматах, в условиях которой будет слово «шахматы». Ухищрения логики бесконечны -- если двигаться по пути «я знаю, что он знает, что я знаю».
Так вот, то же самое происходит и с неолиберализмом, и с понятием «неолибрализм». С одной стороны, существует множество людей, воззрения которых можно определить этим словом, это бесспорно. Многие республиканцы в США, сотрудники Международного Валютного Фонда, некоторые британские консерваторы, «крайние рыночники» в Восточной Европе и прочие. Неолиберализм – кредо немалого количества институций, государственных учреждений, средств массовой информации, вебсайтов и блогов. С другой стороны, уже около года нет более непопулярного слова, чем «неолиберал». Тимоти Гартон Эш пишет об этом в уже упомянутой статье: «По понятным причинам, мы стали сегодня свидетелями всеобщей критики чистого “либерализма свободного рынка”, которого обвиняют в том, что это он привел нас к нынешнему хаосу». Мировой кризис есть порождение неолиберализма, безудержной свободы финансовых рынков, алчности биржевых спекулянтов и транснациональных компаний – таково общее место в сегодняшнем общественном сознании, причем не только на Западе, но и особенно на Востоке (сколько бы расплывчатым ни было это понятие), и, конечно, на Юге (имеется в виду Южная Америка). Почти все рецепты выхода из рецессии основаны на усилении государственного вмешательства в экономику, увеличении бюджетных трат и социальных программ, на частичной, временной (а иногда и продолжительной) национализации пострадавших от кризиса компаний. В этом – сиюминутном, политическом – смысле лучше отказаться от обозначения себя в качестве «неолиберала», переквалифицировавшись в более респектабельного, почтенного, освященного именами Адама Смита и Гладстона, «классического либерала». Некоторые вообще стараются не упоминать экономику, выставляя себя «индивидуалистами», которые не против возвращения государства в экономику, а против участия государства в жизни общества вообще. Получается шарада о неолиберализме, в которой сам неолиберал старается замаскироваться, не используя рокового слова.
Зато это слово с наслаждением используют противники неолиберализма, чувствуя за спиной попутный ветер всеобщего раздражения и негодования против жирных проворовавшихся финансовых акул и их теоретических гуру. «Неолибералом» называют любого, кто смеет усомниться в действенности этатизма французского образца или безудержной дефицитной финансовой политики a la New Deal. Здравый смысл отброшен: все робкие намеки на то, что государственное управление экономикой и социальной сферой, во-первых, уже привело западный мир к тяжелому кризису 1970-х, во-вторых, экономически неэффективно, и, наконец, в-третьих, этически опасно, тонут в ругани в адрес адептов «свободного рынка». На любые возражения, что, мол, речь идет не о теоретических выкладках «Чикагской экономической школы», а о банальном «здравом смысле», слышится ответная брань – «неолиберал!!!». Получается шарада, в которой слово «неолиберал» произносится многократно для того, чтобы замаскировать факт, что загадано то же самое понятие. Это уже логика, истонченная до бессмыслицы.
Наконец, еще одна история – на этот раз, речь пойдет о факте, который произошел не на странице книги или вебсайта, а в так называемой «реальности». Во второй половине 1970-х годов, когда Великобритания донашивала выцветшие лейбористские правительства, когда она погружалась в экономическую депрессию, когда прозвучало ставшее потом нарицательным “Crisis? What crisis?”, происходило заседание «теневого правительства» консерваторов. Один из теневых министров, Маргарет Тэтчер в разгар совещания швырнула на стол какую-то книгу со словами: «Вот во что мы верим!». Это был смелый жест -- учитывая, что показной «антиинтеллектуализм» есть главное условие карьеры британского политика. Книга называлась «Конституция свободы», сочинил ее австрийский эмигрант и американский профессор Фридрих Хайек, критик государственной модели экономики, отец сразу (в зависимости от точки зрения интерпретатора) и «неоконсерватизма», и «неолиберализма». Обратим внимание на одно слово, произнесенное в тот день Тэтчер – «верим». Этатистской концепции Джона Мейнарда Кейнса, который утверждал, что государство должно контролировать экономику и даже заниматься «социальной инженерией», Хайек противопоставил символ веры европейского либерала – «свободу»; об этом в разгар Второй мировой написан знаменитый его трактат «Дорога к рабству». Вера в «свободу» как базовую ценность западного мира является основанием для веры в волшебную регулирующую роль «свободного рынка»; получается так, что «свободный рынок» есть единственно возможная экономическая модель для «свободного человека». С этой точки зрения, экономический неолиберализм невозможен без идеологического неоконсерватизма (или, с другой стороны, самого крайнего либертарианства). Как и в любом другом случае, «чисто экономическая теория» неолиберализма потеряла свое значении, как только изменились конкретные исторические условия, ее породившие. Без тэтчеровского «верю» никакого неолиберализма быть не может, как не может сегодня быть «классического либерала» - в XIX веке так называли людей, которые не только за freetrade выступали, но и за эмансипацию общества боролись.
Неопрятное мышление ведет к расхристанному словоупотреблению. Расхристанное словоупотребление ведет к безответственности речей. Последняя – загрязняет общество чудовищным количеством идиотских, и потому опасных, поступков. Из соображений социально-культурной экологии следует очистить свой глоссарий от мертвых слов, а живые употреблять исключительно в соответствующем историческом контексте. Об этом и повествуют рассказанные Вашим Покорным Слугой истории.
