Поскольку главное событие недели очевидно, это список вопросов к В.Якеменко (ну, и новый профессор МГУ В.Ф.Янукович), что не требует комментариев, то можно заняться более вменяемым делом. Культурой в варианте закрытия проекта митьки.
Статья об этом появилась у нас вчера, но мне есть что добавить. Потому что не каждый день какой-либо проект публично заявляет о своем окончании. В России после Ельцина так вообще никто не поступал.
К митькам я имею косвенное отношение, потому что способствовал их публичному расцвету, первым опубликовав ("Родник", 1988 год, август - а познакомила с ними Оля Хрусталева) шинкаревский манифест. Тот, где "митьки никого не хотят победить", коты-оттяжники, братишки-сестренки, картонная дурилка. А также "дык, ёлы-палы!" , "а вот так!", "разделить по-христиански" и рисунки Флоренского. Мастерская у Шинкарева тогда была над Мойкой по диагонали от Спаса-на-крови, там слева еще и Марсово поле. Это не очень важные детали. Или это даже была не шинкаревская мастерская.
Я тут не на тему личных заслуг в деле обогащения российской ноосферы, а чтобы отметить, что параллельно сосуществовал с ними лет двадцать и, значит, могу что-нибудь еще раскрыть в этой теме. Ну вот да, редко, когда кто-то публично аннулирует себя. Как президент Рейган, сообщивший о том, что больше его не будет, потому что у него альцгеймер: пока и простите, что я больше не буду вас узнавать. Да, тут болтается и сомнение: а не есть ли это - в митьковском случае - вариант десятилетия последних концертов Кобзона и Пугачевой. Нет, это же не они, а Шинкарев.
Если всерьез, то особо-то митьки мне не нравились. Наоборот, было грустно от того, что был тогда сложный СПб, а что из него воспринято более-менее вменяемым народом? Довлатов, митьки, ну и Цой. То есть , это тогда у меня была иллюзия, что жизнь может быть устроена по уму, но она устроена иначе. Такие тут правила игры. Печаль по утраченной иллюзии, которая иллюзией тогда не казалась, к митькам отношения все же не имеет, она тут чисто для контекста. Собственно, митьки как раз обозначили собой границу взаимопонимания цивилизций. С другой стороны, своим относительным публичным успехом они отмаркировали то, что имеет спрос. Отразив собой определенные социальные предпочтения времени.
Эти скорбные слова не исключают симпатий к отдельным лицам (к Шинкареву и Флоренскому). Они были интереснее, чем колхоз в среднем. Ну а после своей анонимной деаклоголизации колхоз сделался и вовсе странным. Наверное, в другие годы они там ощущали себя лучше, чем вне него. Тут и обычная история таких колхозов: кто-то вносит туда свое, другие - употребляют общее, хотя и на общее благо. Разбираться не надо, кто же знает, насколько им всем нравилось быть митьками, а не самими по себе. Но, может, это и помогало, учитывая общую смутность времени, где митьки оказались надежной автономией. Тоже, между прочим, социально-исторический урок. Вполне годный для повторения, потому что митьки это же не тельняшки и разлюли-малина Шагина, а текст Шинкарева, который задал рамку всему последующему. Наверное, это первый случай российского политтехнологического поведения нового времени. Причем, поведение тут выстраивалось не агрессивное, а настроенное на консенсус по любому поводу. Да, это частное мнение с высоты исторического опыта. И, конечно, если тут кому-нибудь почудится наезд - нету тут никакого наезда, а если и есть, то - дружеский. Поэтому пора перейти от заупокоя к воздравию.
Вот, о тексте, который у нас. Он-то хороший, но впечатление, будто это репортаж с поминок: там же полагается что-то говорить и не просто так, а чтобы еще и оттрактовать усопшего. А покойник не так, чтобы жив, но все равно подслушивает. В опубликованном материале есть ощущение важности, правильности всех этих длинных слов, это хорошо. Конечно, надо же как-то оформить факт. А то вышла книга Шинкарева с главой "Конец митьков", и что? Одним фактом презентации книги дело не сделаешь.
Анонимная деалкоголизация здесь совсем некстати. Иначе бы просто: проект закрыт, все выпивают, общее счастье. Чисто индусское, ученики весело несут тушку учителя к Гангу на погребальный костер, радуясь за него, ибо достиг освобождения. Ну, у нас Ганга нет. А они еще и не пьют, поэтому остается говорить речи. Ну вот как быть с проектами, которые время закрыть? Бывает, что требуется, а ритуал совершенно не придуман. Речь, конечно, о тех, чей конец не является всхлипом. А тогда это несомненная победа с точки зрения вклада в культуру и даже немного победа над косной природой.
Да, когда давным-давно Шинкарев определял митьков как общественное движение, то он явно шутил, но в самом деле - почему нет? Общество? Общество. Двигались? Двигались. Вполне общественное, но по меркам, не имевшим отношения к движениям общественных государственных масс. А сейчас-то нет, совсем не то. Даже тьфу. Теперь если двигаются, то имея на уме известно кого. И даже деятели современного искусства по странному сдвигу психики часто тяготеют к манифестированию себя в рамках отношения к чьей-то посторонней воле.
Взрослые пацаны не ищут кого-нибудь, кому пожаловаться на кого-то еще. Они сами строят себя место, где им правильно, находя основания жизни в себе, даже если с удовольствием прикидываются и поют "Над полем танки грохотали". Если они прикидываются, предлагая быть в образе, то ничего уж такого ужасного, потому что тут разумно предложено совершить некоторое усилие, чтобы получить доступ к надежному и приятному коммуникативному консенсусу - вот и таким тоже может быть обшефедеральный урок жизнедеятельности данной группы.
С общественным движением все верно, все эти братишки-сестренки, хоть и не бог весть какой сложности вариант, но он соотносится со здравым смыслом и обещает нахождение приятного общего знаменателя. Вообще, это же редчайший случай неагрессивного мировоззрения отдельной группы лиц! Причем - ни малейшей политизации процесса: ровно так же, как тезис о том, что митьки (из исходного манифеста), неравнодушны к животным, вовсе не относит их к зеленым.
Это оформление личного пространства. В чем присутствует еще один урок, по поводу деталей: не так что пространство создается одной лишь идеологией, его выстраивает и принятое отношение к деталям жизни. Так что коты-оттяжники также элемент общественного объединения, работающий в его пользу. И, разумеется, сами авторы не влипали в своих персонажей (про Шагина не скажу), хотя Шинкарев и ходил в тельняшке. А насчет котов, вот канонический из исходного манифеста (Флоренский, понятно).
Так вот, в опубликованной накануне статье очень много длинных и важных слов, сказанных разными лицами по данному поводу – пожалуй, перебор. Но это правильный перебор. Однако, не до конца прояснено фактическое положение дел. Не все митьки закрылись. Их там было две фракции. Фракцию смерти возглавлял Шинкарев, фракцию жизни – Д.Шагин. Подробности можно найти в ЖЖ В.Рекашана, который из фракции жизни, к тому же его книга "Митьки рок-н-ролл", отчасти маячит как противовес фракции мертвых в лице книги Шинкарева. Вообще, чем занимается живой митек Рекшан сейчас? Ответ: "Заканчиваю небольшую книгу про Гоголя в Париже". Ну вот, лидер почти первой ленинградской группы Санкт-Петербург, старинный прыгун в высоту, прозаик и поныне живой митек Володя Рекшан в Париже пишет книгу о Гоголе (по ссылке можно узнать что он там пишет). Полная всечеловечность, никакой замкнутости на образе и это прекрасно. Впрочем, я не въехал кто, собственно, в Париже - он сам или Гоголь?
Что до разделения группы на фракции, то рассуждать в этой связи о том, что Шагин целуется с Матвиенко, а она нарисовала "митьковскую картину", отчего и все проблемы - не буду. Просто Шагину это интересно, а Шинкареву - нет. Две фракции возникли явно на других основаниях. Если почти всерьез, то ситуацию проще всего представить картинками, потому что это же все-таки художники. За фракцию жизни Д.Шагин (это называется, если верить искалке, "Я не аутсайдер вовсе"). Год нарисования не знаю.
Теперь фракция смерти. Шинкарев, "Один танцует". Это точно не позже начала 90-х.
Ну, разница понятна, Матвиенко тут явно дело десятое. Но, все же, как как закрыть дело, которому двадцать лет? Тут, конечно, Шинкарев снова проявил себя политтехнологом, судя по отчету, главную роль на презентации сыграл Александр Куприянович Секацкий (половина цитат - из него). А там где Сека - там всегда конец всему: в чем то даже в ноуменальном смысле. То есть, как раз в этом: вся феноменальность увядает, распухает ноуменальное, только ноуменальное, а там уж делать нечего, какое уж тут продолжение проекта. Ну, ему можно, потому что философ и вообще такой. Кстати, не знаю, какое отношение к митькам он имел, но это же СПб, а там за двадцать лет все начинают иметь отношение друг к другу. Так что следует ожидать, что Александр Куприянович придет представлять и какую-либо книжку фракции жизни. И что тогда будет с этой фракцией? Рекшана он, вроде, не представлял.
Вообще, Шинкарев говорил, что закрывать все это надо было раньше, вот примерно когда они стали анонимными алкоголиками. Но это было бы не очень-то уместно: будто жили в угаре страсти, а как успокоились - так и все. Все не так. Собственно, в начале 90-х я "Родник" и закрыл, без всякой анонимной алкогольшины, по причине ощущения исчерпанности куска времени. Так что тут Шинкарева понимаю. В смысле, понимаю его сетования, но не понимаю, чего ж так тянул. Вряд ли он хотел стать "Новым миром" или "Звездой". Но, конечно, их же много, да и деалкоголизация шла непросто. Помню, как редакция журнала Ё (Крусанов, Левкин и упомянутый далее художественный редактор) собралась у меня меня на Пушкинской 10 и художник-редактор А.К., глядя на нас, не мог не позволить себе бутылку безалкогольного пива. Пил и переживал, что вечером ему идти на анонимно-алкогольное собрание и вдруг будет пахнуть, а как он объяснит, что это безалкогольное. И, может быть, это как раз и хуже, что безалкогольное, потому что попытка обмануть природу. Я к тому, что сложное было время, где же тут точно понять, что надо что-то закрыть.
Но, в самом деле, как решать такие окончания? Как собраться сообщить, что все закончено? Всегда же есть потенциальная возможность чуда не чуда, но возвращения драйва? Как вот точно понять, что пусть он и вернулся, но уже совершенно другой?
