Благодаря Годару и многим другим левым интеллектуалам 60-х, китайская культурная революция воспринималась в Европе как родная. Подробности поначалу были не видны, но дальнего родственника любили за глаза. Кажется, ему все готовы были простить за поиск новых форм, за эстетику, революционную не только по содержанию. Но при ближайшем рассмотрении пролетарская манера окультуриваться ужаснула даже европейских левых. Почти полвека спустя настала пора присмотреться, что же такое «Искусство для миллионов». Под таким заголовком франкфуртский Ширн-Кунстхалле выставил "100 скульптур эпохи Мао" (их показывают до 3 января 2010 года).
Это классический соцреализм китайского разлива, массовый не только по содержанию, но и по форме. Все сто с лишним привезенных на берега Майна человеческих фигур в натуральную величину составляют единую скульптурную композицию. Выражаясь современным языком, ее название можно перевести как «Налоговая служба», но поскольку хронологически вся разворачивающаяся перед зрителем история уходит в глубь веков, то правильнее выглядит название «Мытный двор».
Этот прообраз будущей инсталляции, капиталистической по форме, социалистической по содержанию, был выполнен в 1965 году студентами и преподавателями скульптурного класса Художественной академии Сычуаня. Помогали им местные художники из долины Дайи, общее авторство прописывается как анонимное. Сюжетом стала тяжелая жизнь трудового крестьянства на протяжении столетий. Вот работники собирают и обрабатывают в поте лица урожай. Вот несут мытарям их долю. Вот над ними издевается капиталист с прислужниками. Несчастных сажают за решетку (решетки тоже изображены в натуральную величину, как и стол счетовода). Зреет недовольство в душах. Оно проступает на лицах. Крадущийся тигр, затаившийся дракон спрятались среди сотни изможденных людей. Кто там затаился, кто крадет и куда крадутся, все вскроется в свое время, дай только ему придти. Дело кончается восстанием, 1949-м годом в натуре. В некоторых версиях на стену недвусмысленно вешался портрет Мао: вдруг зритель не понял все до конца?
«Мытный двор» был создан в течение нескольких месяцев 1965-го, а в 1966-м началась культурная революция, нуждавшаяся в образцах правильного искусства. Выполненный на стыке европейской художественной традиции и китайской эстетики «Двор» и стал ее символом. Он был растиражирован для выставок по всей стране, причем каждый раз копиисты вносили незначительную правку в оригинал, усовершенствуя и без того идеальные формы. До наших дней сохранились считанные экземпляры. Дело в том, что работали скульпторы с глиной, материалом хрупким, и потому для идеологии доступным, но мало приспособленным для того, чтобы пережить столетия. Показываемый во Франкфурте экземпляр создан между 1974-1978 гг. из фибергласа, покрытого медью. Это первое появление на Западе культурреволюционного шедевра, причем слово «шедевр» здесь можно употреблять не стесняясь. Семь сцен выстроились в линейкой длиной в 70 метров. В Ширн-Кунстхалее нет такого длинного зала, самое большее – 60 метров, последнюю сцену пришлось завернуть кочергой, выстроить букву «Г» имени эму.
До этого «Мытный двор» был знаком Европе только по репродукциям – благо, китайские журналы напечатали их в свое время немало, и даже каталог франкфуртской выставки открывается теперь перепечаткой старой журнальной статьи. Впрочем, в 1999 году китайский художник Цай Гоцян (Cai Guoqiang) представил на венецианском биеннале фрагмент «Мытного двора» как авторскую версию. Руководимая Цай Гоцяном группа создавала 81 скульптуру прямо на биеннале. В работе над репликой участвовал и один из художников, создававших в 60-е оригинал (на франкфуртской выставке, кстати, показывают фильм с интервью, взятыми у участников акции 1965 года). Несмотря на «Золотого льва», полученного Цай Гоцяном, разгорелся нешуточный скандал. Авторские права на скульптурную композицию пытался отстаивать сычуанский институт искусств. Судебная тяжба осталась без последствий, и скандал не помешал художнику оформить официальный фейерверк открытия Олимпийских игр в Пекине в 2008-м, а его ретроспективе в том же году побывать не только в двух Гуггенхаймах, Нью-Йорка и Бильбао, но и в Национальном музее Китая.
Такой же путь к официальному признанию переживает сегодня и все искусство социалистического реализма. Знатоки говорят, что без «Мытного двора» трудно понять современных китайских авторов, столь популярных в мире, заполонивших собою музеи, галереи и аукционные дома. Но дело не только в практической стороне вопроса. Интерес к истории искусства по своей силе уступает более общему интересу к искусству социализма, интересу, скрывающему едва ли не очарованность. То, что казалось порою плоским и даже пошлым, с годами обретает не просто благородную патину антиквариата. Старые смыслы, как первая любовь, не умирают. Бессмертие им обеспечивает современность, всегда готовая предъявить не меньше примитивного и убогого, чем прошлое. У побежденного социализма оказалось нечто столь существенное, что победитель-капитализм готов признаться в некрофилии. Как победители-римляне впитали все что смогли из растоптанного было эллинизма, так и Запад нет-нет, да и признается в том, как его тянет к социалистическому опыту, каким бы жутким тот порой ни был, как многое ему хочется там понять, пусть и ценой внешнего отторжения.
Что тут? Собственное тоталитарное прошлое, которым в Германии занимаются столь тщательно, что поневоле задумаешься о «стокгольмском синдроме» в культуре? Или опасное обаяние огромной страны, давно уже перешагнувшей миллиардную отметку и со дня на день ожидаемой как новый хозяин мира?
В предпочтениях Запада Китай давно уже занял место экс-СССР, бывшего какое-то время после падения Стены главным культурным фаворитом. Экзотика означала фору, ожидания выглядели кредитом. Время показало, как плохо распорядились открывавшимися возможностями постсоветские авторы и представлявшие их структуры. В случае с Китаем речь идет скорее о стиле, чем об авторах, анонимность и массовость оказывается главным брендом. Стиль этот универсален и действует наркотически: труженик страдает, но в итоге все кончается хорошо. Простая, но яркая мысль, изложенная в эстетически доступной форме, сгодится и западному масскульту. Заметит ли он разницу?
Фото: Ширн-Кунстхалле.