Полит.ру публикует автоинтервью российского философа и экономиста Александра Неклессы, автора проекта ИНТЕЛРОС («Интеллектуальная Россия»), в рамках которого был недавно опубликован рейтинг 100 ведущих социо-гуманитарных мыслителей России. Эта публикация уже вызвала оживленную и почти скандальную дискуссию, множество вопросов по конкретному дизайну результатов рейтингования. Многие были удивлены некоторыми "публичными эффектами", в частности тем, что рейтинг возглавил Глеб Павловский, где-то на вершине оказался Сергей Глазьев, и тоже не в конце - Михаил Ходорковский. Мы же в свою очередь обратили внимание на то, что в список попали множество больших мыслителей, в том числе из числа (бывших и, надеемся, будущих)лекторов проекта «Публичные лекции Полит.ру».
Конечно, сегодняшний день заставляет думать об ином. Но в основе происходящих за последние годы драматичных и трагичных событий – «длинные сюжеты», адекватное понимание которых и есть одна из добродетелей правителей и долг профессионального экспертного сообщества. Так что, все-таки продолжаю поднятую тему. Для удобства восприятия изложив свою точку зрения в диалоговой форме.
В сети происходит активное обсуждения «рейтинга российских интеллектуалов», причем упоминается и Ваше имя в качестве его организатора, не могли бы Вы прояснить ситуацию, а заодно рассказать кое-что о причинах появления его на свет?
Дочерний проект «Интеллектуальная Россия. Рейтинг социогуманитарных мыслителей: 100 ведущих позиций» является составной частью материнского комплекса «ИНТЕЛРОС – Интеллектуальная Россия», руководителем которого я, действительно, являюсь. Рейтинг – не единственное направление работ, хотя и важное. У данного проекта несколько тем, связанных с изучением динамики современного интеллектуального ландшафта России, обозначившимся постиндустриальным его переделом, формированием на этом поле влиятельных интеллектуальных корпораций и сообществ, проектным и кадровым кризисом и т.п.
При картографировании интеллектуального ландшафта России-РФ нас, естественно, интересует изменение его содержания, состояния, образа; освоение российским экспертным сообществом новых предметных полей, нетривиальных ниш деятельности, оригинальных систем трансляций; сама природа рынка социогуманитарных технологий; происходящая коррекция профессиональных страт и развитие систем внутренних коммуникаций; наконец, выход на арену представителей «нового класса», тесно связанных с постиндустриальным производством и бытом.
Интеллектуальное сообщество России, по-видимому, находится на пороге масштабной трансформации прежнего формата социогуманитарной деятельности. В настоящий момент это сообщество представляет собою довольно-таки пестрый конгломерат, состоящий из пережившей времена своего расцвета «политтехнологической тусовки»; гуманитарных институций академического мира, последовательно теряющих прежний авторитет; весьма различных по качеству и «удельному весу» центров политической и социальной экспертизы, многочисленных клубов, семинаров, «форумов» и т.д.
Все более актуальной проблемой становится обеспечение корпоративных и профессиональных интересов участников рынка социогуманитарной деятельности, в том числе формирование профессионального лобби, повышение оценки интеллектуального труда, его социальной и правовой защиты: к примеру, расширение сферы охраны интеллектуальной собственности наряду с улучшение практики правоприменения уже существующих в этой области норм.
Что же касается столь бурно обсуждаемого рейтинга, то я бы подчеркнул: речь идет о его «бета-версии», специально выставленной для публичной дискуссии и критических замечаний с целью дальнейшей корректировки механизмов и процедур его формирования.
Что особенного в этом рейтинге, существуют ведь уже рейтинги политиков, бизнесменов, спортсменов, компаний? Как он готовился?
Оценка интеллектуального вклада того или иного лица в осмысление происходящих в обществе процессов, наверное, может быть более-менее объективно и полноценно сделана лишь последующими поколениями. Но это не значит, что у нас нет какой-то, пусть и несовершенной шкалы для оценки текущей реальности, некоей лоции для ориентации в профессиональном пространстве и осмысления его состояния. Я, кстати, обратил бы внимание на то, что обществу, строго говоря, представлен все-таки не «рейтинг российских интеллектуалов», как его окрестили, а нечто иное.
Формат данного рейтинга весьма непрост: это попытка на основе экспертных оценок разглядеть контуры новой ситуации в определенной сфере интеллектуальной деятельности, сложившейся в «лето 2оо4». И хотя бы частично очистить ее от привычной поляризации, сегментации, устаревших стереотипов, инерции восприятия, политической ангажированности, партийной и иной клановости. Экспертами при этом оценивалась не интеллектуальная деятельность того или иного лица вообще, но лишь в сложноорганизованной области социогуманитарного знания, анализа и проектирования, и лишь за последние годы (2001 – 2004).
Но и тут приходилось преодолевать немало трудностей. Сам процесс подготовки рейтинга чем-то напоминает структуру айсберга, чья основная часть находится вне поля зрения наблюдателя. Это довольно скучная и кропотливая работа «архивариусов»: составление базы данных в виде предварительного списка кандидатур, который собирался поэтапно в течение более чем полугода; оформление предварительной, объемной рабочей версии, фокусирование ее формата; выработка сбалансированной формулы Экспертного совета, состоящего из людей квалифицированных, хорошо знакомых с большим количеством современных российских текстов и представляющих вместе с тем различные концептуальные/политические позиции. Членам Совета, кстати говоря, была предоставлена возможность заполнить имеющиеся на их взгляд лакуны, внеся любые дополнения, которые в безусловном порядке включались затем в общий список. В базе данных проекта хранятся таблицы, сводящие в различных конфигурациях экспертные оценки по всем позициям (но вот конкретные оценки, данные тем или иным экспертом, никогда не станут известны – это профессиональная тайна).
И все-таки вопрос специфичности, неоднозначности оценки данной сферы деятельности остается. Ответы на многие из проблем, с которыми приходилось сталкиваться в ходе разработки архитектуры и процедуры проекта, содержатся в преамбуле опубликованного документа, которую стоило бы внимательно просмотреть еще раз. Как, скажем, быть с ситуацией, когда эксперт встречает в списке собственную фамилию? Должен ли он знать имена других экспертов, участвующих в проекте? Как вести себя организаторам проекта, должны ли они быть известны экспертам? Так что, как видите, вопросов возникает множество, и просто они не решаются: квалифицированным экспертом ведь может быть лишь человек, сам занимающий определенные позиции в профессиональном сообществе. А как, скажем, быть с политическими пристрастиями? И, наконец, вообще, что такое высокая оценка в данном рейтинге, что собственно оценивается экспертом?
В процедуре рейтингования была, в частности, применена оригинальная технология асимметричного суммирования трех раздельные шкал: креативности, профессионализма, известности (влиятельности в профессиональном сообществе и обществе в целом). Это know how, как многое другое, касающееся техники реализации очевидно непростого и в чем-то инновационного проекта, также описано в преамбуле документа.
Наряду с публикуемыми сейчас основными показателями, другие, более детальные результаты экспертизы (в частности, замеры по отдельным шкалам, полный реестр оценок нескольких сотен лиц и т.п.) остаются в архиве, поскольку их публикация на стадии «бета-версии» представляется преждевременной.
Но результаты оказались двусмысленными, напоминающими разноцветный калейдоскоп? Вы с этим согласны?
Результаты первой фазы проекта по разным причинам поразили многих, в том числе и меня: они оказались оригинальными, непредсказуемыми. Хотя, скажу откровенно, я ожидал нечто подобное, ибо сверхзадачей являлся именно пересмотр сложившейся, но уже принадлежащей прошлому ситуации. Не случайно подготовка проекта началась в декабре 2003 года – в период своего рода «момента истины» для эклектичного экспертного сообщества России. Симметричная же неудовлетворенность полученными результатами равно правой и левой сторонами политического спектра воспринимается, скорее… как комплимент. Для меня это показатель сбалансированности выработанной формулы Экспертного совета, что само по себе было непростой задачей: я имею в виду присутствие в составе Совета мастеров своего дела, квалифицированных экспертов в политическом диапазоне от главного редактора журнала «Знамя» до ведущего аналитика газеты «Завтра».
100 фамилий были отобраны в результате довольно кропотливого труда экспертов (проголосовавших приблизительно по четырем сотням позиций) и технических сотрудников (обработавших и просчитавших в различных шкалах многие тысячи позиций), причем итоги обработки анкет никому не были известны до последнего «поворота винта». Так что предложенный обществу продукт – коллективное мнение членов Экспертного совета: авторитетных и уважаемых персон, связанных на протяжении ряда лет с мониторингом интеллектуального процесса в России и хорошо осведомленных о текущей ситуации в социогуманитарной среде (отсюда большой процент руководителей профильных журналов, наряду с профессиональными аналитиками в составе Совета). И какими бы необычными, «неправильными» результаты ни казались, изменить их невозможно, потворствуя чьему-то вкусу или, скажем, «здравому смыслу»: такова картография сообщества в глазах его влиятельных и авторитетных представителей летом 2004 года.
К результату работы квалифицированных профессионалов (а эксперт в данной сфере заведомо уникальная персона, их не может быть слишком много, хотя мы планировали и планируем расширение состава Совета), итак, к этому – пусть даже предварительному результату – стоит внимательно приглядеться. Хотя, может быть, тут я забегаю вперед…
Мне хотелось бы воспользоваться случаем и публично поблагодарить всех членов Экспертного совета за то обременение, которое они на себя возложили: так закладываются основы самоорганизации «нового интеллектуального класса» и реализуются принципы национального гражданского общества.
В чем была необходимость проведения подобного проекта? Откуда столь пристальное внимание к «социогуманитарному генофонду» России?
Знаете, не случайно преамбула документа начинается с выразительной цитаты Антонио Грамши. Стоит, видимо, еще раз подчеркнуть, что право на достойное будущее обеспечивается далеко не только конкурентоспособностью экономики или боеспособностью вооруженных сил. Скорее эти качества – производное от интеллектуального мастерства, ибо продукция, создаваемая правителями, в своей основе, все-таки постиндустриального свойства: она есть нематериальный, интеллектуальный, творческий, управленческий фермент – ген, «публичное благо», вокруг которого выстраивается общественный организм со всеми его достоинствами и недостатками. И здесь существует свой haute couture, свой prêt-à-porter и своя продукция хитрых портняжек…
Интеллектуальная же растерянность российского общества в настоящий момент велика и очевидна. Противостоять ей должна и может интеллектуальная реформация и мобилизация. Однако это означало бы не только кардинальное изменение самооценки и оценки российского экспертного сообщества, которое, плывя по течению, в значительной мере утратило способность производить новые смыслы, создавать адекватные вызову времени проекты, приковав внимание к подковерным интригам. Пришло, судя по всему, время «гамбургского счета» в оценках столь жестко и трагично проявляющего себя наступившего настоящего с его (пост)современными угрозами и возможностями, ломающими прежний образ жизни, время ответа на вопрос о природе бродячих призраков, воплощающихся на наших глазах.
Мир отходит от кальки представлений о нем. Ситуация с новым прочтением «книги жизни», конечно же, не разрешится за счет простой смены кадрового состава либо иной пертурбации экспертного сообщества России. Референтного, кстати, тоже. Речь идет о заметно ином качестве социальной картографии Нового мира и об иных формах ее производства. Становится очевидной необходимость смены языка анализа, внятной артикуляции актуальной политической философии, возможно в категориях новой рациональности. А формулирование долгосрочной доктрины, учитывающей переменчивость социального космоса – равно как и завоевание страной интеллектуального/нравственного авторитета в мире – являются своего рода национальными императивами.
Как Вы оцениваете проходящее в Интернете обсуждение рейтинга?
Неоднозначно. С одной стороны, публикация «бета версии» для этого и делается. Но с другой стороны, хотелось бы, чтобы обсуждали реальный рейтинг, выполненный в определенном формате и по определенной процедуре, а не свои или тем более чужие представления о нем. Основной недостаток обсуждения, с моей точки зрения, – не вполне верное понимание самого формата рейтинга, отсюда ряд недоуменных вопросов и претензий не по адресу. К сожалению, сайты перепечатывают лишь итоговую таблицу, а ряд людей, вступающих в дискуссию, либо не ознакомились с преамбулой документа, либо прочли ее не слишком внимательно (хотя тут я могу серьезно ошибаться – обсуждение ведь происходит в разных местах).
Еще одно, не слишком приятное, но уже частное замечание, касается вскрытых ран и болезненных амбиций: приходится сталкиваться с не слишком добросовестными, подчас курьезными инвективами, которые наряду с серьезным осмыслением результатов рейтинга, своеобразным шлейфом сопровождают его публикацию. Возможно, подобные byproducts по целому ряду причин неизбежны... И в каком-то смысле настоящий проект направлен именно на восстановление в суверенных, конституционных правах иных норм взаимоотношений в сообществе, иной, некарикатурной стилистики интеллектуальных дискуссий.
В «полевых условиях» Интернета проводится сейчас своеобразный эксперимент: на наших глазах зарождаются «народные рейтинги» российских интеллектуалов на основе голосования посетителей того или иного сайта, спонтанные авторские и клановые списки предпочтений, и одновременно, к сожалению, – своего рода «органы дезинформации», а заодно и диффамации. Встречающиеся филиппики и инвективы по поводу обнародованной «бета-версии» естественно агрессивны, привычно ангажированы, местами причудливы и гротескны, беда, однако, в том, что они, мягко говоря, не соответствуют действительности, а порою – откровенно лживы. К примеру, не особенно смущаясь, один из обозревателей позволил себе утверждать, что, скажем, 100 фамилий были просто взяты и написаны руководителем проекта («составил список в сотню имён»), а оценки проставлялись произвольно, т.е. без всякого участия экспертов («списков не было, а позиции расставлялись от фонаря») и т. п. Конечно, подобная ложь, грубая и наглая, имеет свои основания и корни. Однако недобросовестная информация – или, скорее, «пропаганда и агитация» – отвлекает внимание от самой сути дела… Тем не менее, как говорил один небезызвестный политический лидер, «процесс пошел».
Сказанное выше, конечно же, не означает, что нет содержательных, интересных материалов и откликов, которые мы собираем и внимательно изучаем.
Как Вы сами оцениваете ход и результаты экспертизы, ее «бета-версию»?
Во время работы над проектом возникало немало коллизий и сложностей, начиная от уточнения формата, пошагового расширения начального списка, определения формулы того же Экспертного совета, математической обработки результатов и т.п. Случались и курьезы – со временем о них можно будет подробно рассказать…
Однако не будем лукавить, вся эта «хирургическая операция», несмотря на свою болезненность, в той или иной форме была, в сущности, неизбежна. Как неизбежным было столкновение с явным и косвенным, яростным и тихим, организованным и спонтанным сопротивлением при очерчивании актуальных параметров профессионального сообщества вне рамок партийного разделения, т.е. по «гамбургскому счету». Ведь в ходе экспертных процедур снимался привычный, инерционный образ сообщества, ставший за ветхостью фикцией, а нам достаточно сложно узреть себя в истинном свете, увидеть реальные трансформации и конфигурации, которые складываются здесь и сейчас.
И сегодняшняя «бета-версия», возможно, содержит в себе какое-то, пока непрочитанное, «зашифрованное» послание российскому социогуманитарному сообществу, пусть не в прямой форме. Ведь это, в сущности, первый случай сведения под одной крышей персонажей из разных помещений построенного по законам эшеровской архитектуры современного российского дома. В результате получился своеобразный групповой портрет в интерьере, дагерротип большой семьи, собранной неким событием, члены которой, однако, сохраняют сложную систему собственных идеосинкразий и симпатий. И даже на семейном снимке смотрят в разные стороны.
Наконец, последнее: я благодарен всем, кто выступил и продолжает выступать с конструктивной критикой механизма и форм воплощения проекта, его идеологии и архитектуры, критикой, позволяющей реализовывать поставленную задачу эффективнее, на широкой профессиональной и социальной основе.
