О нем неохотно пишут энциклопедии, он не попадает в именные указатели по причине отсутствия в самом тексте, и даже в хрестоматийном двухтомнике Джона Ревалда по истории импрессионизма и постимпрессионизма нет ни единого его упоминания. Имя Ахилла Ложе (1861 – 1944) сегодня известно только специалистам и любителям французского неоимпрессионизма. Хотя Ложе невозможно было назвать незаметным и незамеченным художником даже в эпоху, когда таланты толпились в галереях маршанов словно футбольные фанаты у касс.
Уроженец местечка Арзен, что в кантоне Монреаль департамента Од вблизи Каркассона, Ложе был третьим сыном местного землевладельца. По окончании лицея ему выдали не оставлявшую сомнений характеристику: большие склонности к рисовании при полном игнорировании всех остальных предметов. Странно, что родители еще попытались послать учиться на фармацевта в Тулузу. Там 17-летний отказник знакомится с Анри Марром, Анри Мартеном и Антуаном Бурделем. Деваться судьбе было некуда, все четверо решили отправиться в Париж. Бурдель, как позднее и Аристид Майоль, станет его ближайшим другом. Шел 1881-й год.
Перед окном. 1899. Genève, Association des Amis du Musée du Petit Palais © DR. ADAGP
В Париже Ложе, как и многие его друзья, записался в ателье Александра Кабанеля, игравшего первую скрипку в дирекции официального Салона любимца Наполеона III. Как ни странно, но это скорее Ложе, чем Кабанель, обучал своих товарищей. Майоль, тоже посещавший Кабанеля, позднее утверждал, что на истинный путь в искусстве его наставил именно Ложе. В благодарность Майоль пускал Ложе работать в своем ателье на рю де Севр, когда того забрили в солдаты. Военная служба выглядела тогда детским садом. В течение трех лет Ложе жил в казармах Бабилон около Инвалидов, и все это время ему разрешали продолжать занятия живописью. В ту пору жизнь неофициального искусства начали определять Сёра и Синьяк, постепенно вытеснявшие импрессионистов из окопов авангарда. На их поиски и ориентировался Ложе, чье сознание, еще недавно очарованное монументальной статикой Пюви де Шаванна, было разрушено и тут же возрождено «Воскресной прогулкой на острове Гранд-Жатт» Сёра. Выставив свою картину на последней, восьмой выставке импрессионистов, Сёра словно подвел черту под всей предшествующей историей живописи, в один миг превратив старшее поколение импрессионистов в классиков, достояние музеев. Его теория противоречила главным положениям импрессионистской эстетики, он не видел смысла в спонтанном переносе впечатления на холст, но настаивал на глубоко продуманном, можно сказать, подготовленном взгляде на окружающее. То, что идея пришлась впору, подтверждается обилием последователей пуантилизма. Даже Писарро на какое-то время оказался им увлечен. Но последователей было даже слишком много, к явному неудовольствию лидеров движения. К счастью, Ложе не оказался среди балласта.
Розы в вазе, цветок герани. 1893. Частная коллекция. © DR. ADAGP
Больше всего его интересовали натюрморты – полевые цветы, яблоки и апельсины, груши, виноград… Занимался он и эскизами для шпалер ( по ним ткали на мануфактурах в Бове и у Гобеленов), и пейзажами, но именно натюрморты, не так уж и часто встречающиеся у неоимпрессионистов, могут считаться его «фирменным знаком». Хоть сегодня иллюстрируй Книгу о вкусной и здоровой пище или альбомы по ботанике. Мешает одно: они слишком хороши для этого, как с точки зрения рисунка, так и выбора цвета, и даже вода в прозрачной вазе осознает свою самостоятельную ценность.
Выставляться Ложе начал в Париже. Но, вернувшись по окончании военной службы в 1888 году в родные края, он почти никогда уже не покидал их на протяжении всей последующей долгой жизни.
Жизнь в провинции не мешает быть гением. Пример Сезанна, мужественно противостоявшего убогой атмосфере родного Экс-ан-Прованса, показывает, что природа и зрение спасут и в буржуазной среде.
Детский портрет. 1890. Частная коллекция. © DR. ADAGP
Но Ложе гением не стал. Может, слишком увлекся работами на заказ, а заказчиками портретов – в основном в технике пастели - выступали те самые буржуа, которые хоть и готовы поддерживать искусство, но как правило понятное, родное, простое. Его пейзажи в духе пуантилизма - есть настоящие шедевры в его наследии начала 90-х, - впечатляют и сегодня. Лишенные эффектности, они стремятся запечатлеть игру света, повторяемость одних и тех же видов свидетельствуют скорее о склонности к обдумыванию, чем о нежелании удаляться от дома. Но этого оказалось недостаточным, чтобы сделать свое место в истории искусства заметным, привлечь внимание кураторов.
Утешает удачный контекст нынешней выставки. Музей картезианского монастыря (musee de la Chartreuse) в Дуэ (это рядом с Лиллем) знаменит коллекцией старых итальянцев, французов и голландцев, а также отличным собранием XIX века, от Курбе, Родена и Коро до Ренуара, Сислея и Кросса. В таком окружении Ложе не теряется и не тушуется. Он остается самим собой – полным «мира и покоя, красочным и лишенным патетики, с привкусо
Мейер де Хаан. Материнство. © DR. ADAGP м тревоги и горечи» (слова Пьера Кабана в воспоминаниях о художнике).
Но жизнь в провинции - не самый короткий путь к славе. Порой судьба просто ведет в безвестность. Так, друг Гогена по Понт-Авену Мейер де Хаан (1852 – 1895), чья выставка идет сейчас в парижском музее Орсэ, выглядит первоклассным автором. Но, отказавшись от совместной поездки на Таити, де Хаан вернулся в родной Амстердам – и канул в небытие. О последних годах его жизни неизвестно практически ничего. И из работ де Хаана мало что осталось – лишь несколько десятков картин, случайно сохранившихся в Порт-Авене в семье его незаконнорожденной дочери.
Дорога около Ора. Ок. 1893-96. Musée Fabre, Montpellier Agglomération © DR. ADAGP
В этом смысле судьба Ложе выглядит куда счастливее. Его коллекции хранятся в музее изящных искусств Каркассона и в музее Петье в Лиму в департаменте Од. Множество каталогов воспроизводят его картины, статьи о творчестве, в основном благодаря кропотливой работе провинциальных исследователей, появляются довольно регулярно. Но это не отменяет удивления законами, по которым конструируется история искусства в частности и история в целом. Есть ли в ней для маргиналов не боковые места, кресла в партере, а не стоячие на галерке?
Покинуть столицу, сбежать от славу в глушь и быть там счастливым – может ли европеец вообразить себе даосскую судьбу, да еще в XIX веке? Странно другое – почему примеру Ложе не последовали другие.
Выставка, музее Шартрез в Дуэ открыта до 6 июня.
