Любой человек, оказавшийся на прошлой неделе по западную сторону от Брест-Литовска, мог лицезреть обезумевшие толпы людей, которые сметали все, что лежало на витринах магазинов – если, конечно же, сам он не был солдатом этой армии Бешенного Рождественского Консюмеризма (БРК). В последнем – самом частом – случае он ничего не лицезрел, кроме спин таких же воинов БРК; спин, из-за которых так сложно рассмотреть нечто, могущее (при изрядном отсутствии воображения) стать Рождественским Подарком - любимой, любимому, родителю, детям, знакомым, знакомым знакомых, шефу, сослуживцам, на худой конец, собачке или кошечке. Больше всех пострадали, как всегда, продавцы: в чайной лавке, где я раз в неделю неспешно покупаю даржилинг, Black Clouds, гиокуро и что-то еще на выбор, в минувшую пятницу выстроилась очередь из покорных клерков, которые намеревались одарить близких невыносимыми смесями сушеных цветов, фруктов и ягод с удушающее парфюмерным запахом. Лавка, где обычно перекрещивался благородный аромат черных и зеленых чаев, благоухала, как восточный базар, а продавщица - серьезная сосредоточенная женщина, с которой мы обычно обмениваемся скупыми фразами истинных знатоков - в растерянности перебирала огромные стеклянные банки с цветочно-ягодным мусором, пытаясь поспеть за приступами предрождественских фантазий представителей нижней части чешского среднего класса. Когда очередь дошла до меня, она, перепутав на слух English с Turkish, насыпала сто грамм неведомого мне турецкого чая. Я не протестовал – зачем портить карму, да еще и перед Сочельником... Придя домой, я снял пробу с новинки. Она оказалась неплоха. Так я и пил (перефразируя забытую постсоветскую рекламу начала девяностых) турецкий чай за мир и в человецех благоволение. Странные дары волхвов.
Сейчас принято сетовать на то, что новозаветные подношения Сыну Человеческому превратились в отвратительную консюмеристскую лихорадку. Производители всевозможного барахла ухмыляются, торговые фирмы довольно потирают руки, в «жолтых окнах» вновь смеются – о, да, этих нищих опять провели. С другой стороны, жаловаться на потребительское вырождение высокого символа – не очень умно, по крайней мере, для тех, кто считает себя неспособным пасти и учить народы. Хуже от этого никому не будет; да и вообще, торговать рождественской ерундой гораздо честнее, чем продавать индульгенции. Потому от проблем предпраздничной розничной торговли перейдем к вопросу о самих дарах. О дарах волхвов.
«... и, войдя в дом, увидели Младенца с Марией, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну» (Мф. 2.11). Каждый, кто хотя бы раз в жизни развязывал положенный под елку мешочек (объемистый чулок, разноцветный бумажный пакетик), оказывался сопричастным этой евангельской сцене. Но, развязав, он находил себя уже в совершенно ином сюжете.
Мы не знаем, как отреагировали Мария и Иосиф на слишком богатые приношения волхвов. Но мы, увы, слишком хорошо знаем, насколько ненужными, дурацкими, иногда даже оскорбительными могут быть рождественские и новогодние подарки обычных людей. В британской «Дейли Телеграф» составили список самых идиотских корпоративных даров сотрудникам; на первом месте – большая, в солидной рамке, фотография шефа, на которой он с невиданно доброй улыбкой смотрит поверх экрана монитора на подчиненных. Каждый из нас может составить подобный перечень – уродские трусы на три размера больше, книга, которую в магазине никогда не возьмешь в руки, бутылка какой-то сладкой гадости, диск с военными маршами австро-венгерской империи, майка с симпсонами, галстук с символикой оксфордского университета и так далее и тому подобное. Будучи людьми воспитанными (в той или иной степени), мы отдариваем дарителей фальшивыми восклицаниями, великолепными лживыми улыбками, отточенными ахами, бережно укладываем ненужное барахло в аккуратные кучки, на которые избегаем смотреть в течение праздников, после чего с наслаждением засовываем все это в самый дальний угол самого дальнего шкафа и успокаиваемся до следующего года. Мы же не дети, чтобы расстраиваться из-за плохих подарков, и не невежы, чтобы портить настроение окружающим рассказами о том, как кого-то из знакомых подняли на смех, когда он заявился в хорошее общество в подаренном на Рождество галстуке кембриджского выпускника.
Впрочем, есть и такие, которые отказываются от даров, только дары эти не рождественские, да и вообще Рождество в жизни этих людей играет, мягко говоря, не самую важную роль – хотя живут они в том самом месте, где родился тот, кому волхвы принесли золото, ладан и смирну.
Жители Вифлеема замазали граффити знаменитого (и загадочного) британского «городского художника» Бэнкси, которым он украсил печально известную стену, возведенную Израилем вокруг Западного берега Иордана. На граффити был изображен израильский солдат, проверяющий документы у ослика. Бэнкси – прославившийся не только своими работами, которыми он украшал стены домов, заборы, железнодорожные и метро-туннели по всему миру, но и тем, что, якобы, никто никогда не видел его – пытался высмеять тяжкую подозрительность израильтян, которые в любом живом существе готовы видеть террориста. Он нарисовал шесть граффити, чтобы привлечь ценителей прекрасного в Вифлеем, задыхающийся от израильских запретов, и как-то подержать местных жителей. Последние же не смогли расшифровать незатейливую иронию и решили, что Бэнкси изобразил в виде осла – их самих. И замазали рисунок, который стоил десятки тысяч долларов. «Мы люди, а не ослы. Это оскорбительно. Я рад, что этого рисунка больше здесь нет», – гордо сообщил западным журналистам владелец местного ресторанчика. Остальные пять граффити пока еще можно увидеть в Вифлееме, разве что один из них слегка испачкали – тот, на котором крысы швыряют камни в наблюдательную вышку израильских военных. Это восстание всех живых существ против оккупации палестинских территорий вифлеемцам тоже не по нраву: «Мы не хотим шутить над нашими детьми, которые готовы пожертвовать жизнью за родную землю. Они не крысы, они львы».
Что же, этот дар отвергнут – причем в том самом месте, куда 2007 лет назад были принесены еще более щедрые дары. Напрашивается даже дурной каламбур: Banksy не был понят на территории, по-английски называющейся West Bank, Западный берег Иордана. «Городской художник», который считает свое ремесло настолько демократичным, что даже не открывает своего настоящего имени и своей внешности, оказался не понят теми, кому его искусство адресовано – горожанами. И дело здесь не только в разнице восприятия самых простых вещей людьми различных политических и визуальных культур, дело в условности самого словосочетания «демократичное искусство». Чем «ближе искусство к реальности», чем «понятнее» оно людям, тем условнее оно, тем контекстуальнее. Сделав шаг за пределы контекста, любое искусство (в том числе, и «демократическое») становится «означающим» с бесконечным количеством вариантов «означаемого», не символической ценностью, на которое поднимет руку только безумец, а одним из феноменов жизни. А с феноменами жизни принято обращаться запросто.
И последнее соображение. Не исключено, что на самом деле Бэнкси хотел сделать подарок не палестинцам (как считают почти все), не израильтянам (как считают обиженные палестинцы), а осликам. Наш «городской художник» любит животных. Несколько лет назад он пробрался в вольер для пингвинов в лондонском зоопарке и написал там на стене: «Нам надоела рыба».