О том, как и почему Голливуд снимает исторические фильмы, киноведы и социологи уже устали говорить. Тысячи статей посвящены концепции истории в кинематографе, а миллионы зрителей продолжают требовать исторической достоверности. Проблема, конечно, не в том, что одни не слышат других. Иллюзия не подразумевает препарирования, и споры о том, “как все было на самом деле”, являются неотъемлемой частью процесса. Каждый нормальный зритель в нем участвует.
Первое, что я сделала, вернувшись с фильма “Троя” - достала мифологический словарь, чтобы уточнить некоторые сюжеты Троянской войны и мифа об Ахиллесе. Заглянув затем в форумы, я обнаружила, что большинство предпочло первоисточники и рьяно обсуждают “Илиаду”. Один читал её в подлиннике, другой перелопатил добрую половину классической филологии, третий все помнит из школьного курса. После подобных исследований появляются закономерные вопросы: почему из фильма убрали богов? почему не показали самоубийство Аякса? с какой стати Ахиллес вдруг сделался героем-любовником?
“Троя” – гораздо более исторический фильм, чем любая адекватная экранизация Гомера. Убрав богов как субъектов действия и заменив божественные мотивации человеческими, Петерсен и его команда лишь приблизили гомеровскую поэму к тому пониманию истории, которое принято у наших современников. И строительство империи, и любовь, и государственные интересы объясняют для нас ход событий убедительнее, чем зависть богов.
Но вряд ли задача голливудского кинематографа заключается в создании научно-популярного кино для студентов-историков. Скорее, это постоянное воспроизводство “художественного фильма с участием…”. Это и есть название жанра, а уж на каком материале он делается – проблема техническая. Помимо абстрактного желания культурно провести время, есть, как минимум, две причины ходить в кино: посмотреть на любимого актера и проверить, как там экранизировали любимую книжку. Я, признаюсь, пошла на Брэда Питта, с его амплуа “не-супермена”, “Джо Блэком” и “Легендами осени”, не говоря уже о “Бойцовском клубе”. И для меня очевидно, что убили в кино его, а вовсе не Ахиллеса. Для тех, кто пришел смотреть на Орландо Блума (“Властелин колец”) также, должно быть, очевидно, что слабаком и невротиком оказался он, а не мифический Парис. Жалко расставаться с человеком, выйдя из кинотеатра. Хочется узнать, как он там поживает, после титров-то. Ну пусть он все-таки не умер, пусть все можно вернуть, пусть миф не кончается, а Троя продолжает держать осаду, а? Да, пожалуйста, приходите на следующий фильм, убедитесь, что с ним все в порядке.
Голливудская технология возродила эту самую главную сущность мифа: историю героя можно продлить. Она дает возможность управлять действительностью, и установка на то, что жизнь невозможно повернуть назад, а время ни на миг не остановишь, практически истреблена. С реалистическим искусством такие штуки не проходят: там если уж умер, то это надолго. Серийное производство предполагает, что “Властелина колец” и “Трою” разделяет лишь несущественная разница в декорациях, а реальность и логика – одна и та же.
С Голливудом насмерть бьется вся мировая кинематография. Но зрителю в этой битве нет места, как прекрасной даме на дуэли. Надо научиться смотреть голливудские фильмы и перестать путать машину желаний с торжеством духа. Но отечественный просвещенный зритель все же обмана не терпит, ему правду историческую подавай, чтобы все было на древнегреческом и с богами. Тупые американцы, говорит он, даже фильм не могут сделать нормальный – путаются в фактах, “Илиаду” читают невнимательно, актеров подбирают как попало. На эти деньги ведь можно российскую экономику поднять, а они лезут в колыбель истории, с которой справиться не могут в силу ограниченности своей американской. Уверенность в слабости интеллекта американца как биологического вида в кино ходить не мешает. Наоборот, каждый новый фильм укрепляет уверенность, что мы круче.