Красное и белое
Парижский салон с Россией в роли Почетного гостя прошел спокойно, уютно и тепло. Позади десятки круглых столов, чтений, встреч, презентаций, большинство из которых сопровождалось аншлагами и живейшей реакцией слушателей.
Старшеклассники из лицея Гюстава Эйфеля де Ганьи и колледжа Кондорсе де Монтрей вообще дружно читали (пусть даже в качестве домашнего задания) всех писателей, с которыми приходили на встречу – благо в Париж отправились лишь те русские авторы, чьи книги переведены на французский язык. Лицеисты задавали тонкие и глубокие вопросы – об этом корреспонденту «Полит.ру» рассказала и Марина Вишневецкая, и Леонид Юзефович, и Андрей Дмитриев, обсуждавший со своей молодой аудиторией повесть «Призрак театра».
Уровень эмоций повышался только изредка, и не по вине французов. Так, на круглом столе «Литература “чрезмерности”», Владимир Сорокин имел неосторожность повторить свою любимую мысль: текст – это всего лишь "бумага, покрытая значками", а литература – наркотик, без которого современный человек все еще не может обойтись. Во время дискуссии, открывшейся по окончании круглого стола, бывшая соотечественница писателя, последние годы живущая во Франции, агрессивно заметила, что читать книг Сорокина ни за что не будет, потому что от наркотиков люди заболевают и кончают жизнь самоубийством, великая же русская литература – никакой не наркотик, а источник великого, могучего… Сорокин вяло оборонялся, зато сидевшие с ним за столом Марина Вишневецкая, Александр Кабаков, Леонид Гиршович, только что активно полемизировавшие с автором «Голубого сала», объединились и дали читательнице достойный отпор.
Разброс обсуждавшихся на салоне тем был велик; русская программа, составленная трудами главного редактора «Октября» Ирины Барметовой, издательством «Новое литературное обозрение» и французской стороной, получилась и разнообразной и репрезентативной. Светлана Алексиевич, Евгений Бунимович, Дмитрий Быков, Марина Вишневецкая, Андрей Геласимов, Николай Кононов, Владимир Маканин, Анатолий Найман, Дмитрий Пригов, Лев Рубинштейн, Эдвард Раздинский, Ольга Седакова, Владимир Сорокин, Татьяна Толстая, Людмила Улицкая и остальные русские участники салона рассказывали французской аудитории о литературной и политической ситуации в России, об экспертных институтах в гуманитарной сфере, о военной теме и женском вопросе, о статусе литературы; ругали советскую власть, травили анекдоты, пили красное и белое вино прямо на стендах своих гостеприимных издателей, поражались французской открытости и дружелюбию, кажется, путая их с обычной общеевропейской любезностью…
Русские писатели остались довольны. Французские же читатели, которые хотели получить представление о жизни современной русской словесности – его, безусловно, получили. Кто именно этого хотел, кто приходил на русский стенд и купил там, как было объявлено в последний день, 18 тысяч книг русских авторов, как на французском, так и на русском языке? (Часто покупались две книги с одним и тем же названием – по-русски -- для себя, по-французски – для мужа). Кроме лицеистов на березовых пеньках-табуретках, стоящих на русской экспозиции, сидели и французы с древними русскими корнями, потомки дворянских родов, и совсем недавние выходцы из России, и чистые аборигены, интересующиеся русской литературой и историей бескорыстно.
Как было сообщено на семинаре, посвященном русским книгам на французском книжном рынке, в среднем за год вся эта пестрая читательская аудитория приобретает около 30 тысяч книг русских авторов - тем поразительней объем продаж российских книг на Парижском салоне. Любопытно, что самым читаемым русским романом 2003 года стал "Азазель" Бориса Акунина, в католической Франции выпущенный под политкорректным названием "Зимняя королева". В прошлом году миг славы "Азазеля" прошел, и вперед вырвалась "Жизнь господина де Мольера" Михаила Булгакова, оттеснив на второе, третье и четвертое место "Первую любовь" Тургенева, "Преступление и наказание" и "Игрока" Достоевского.
Однако дабы не потонуть в частностях, перейдем к общим урокам Salon du Livre - 2005.
Урок первый
Отношения художника и власти бывают разные. Министр культуры Франции Рено Доннедье де Вабр наградил орденом «Кавалер искусства и литературы» поэта Ольгу Седакову, писателя Василия Аксенова и издателя Ирину Прохорову – и все трое, кажется, отнеслись к награде как к высокой и незаслуженной чести, не без оттенка уважительного удивления: вон, оказывается, какие бывают на белом свете национальные ордена!
Вместе с тем ехать в Елисейский дворец на встречу с президентом Франции Жаком Шираком и президентом России Владимиром Путиным изрядное число русских писателей отказались. Под разными благовидными предлогами – но как представляется, все же в соответствии с принципом «блажен муж иже не иде на совет...» Другие же, напротив, торопились сфотографироваться с президентами, сказать им свое веское, писательское слово, напомнить (разумеется, президенту российскому) о том, как важно давать деньги на литературу. Торопились, конечно, не все - многие с чувством собственного достоинства всего лишь наблюдали за временами и нравами острым писательским глазом. Однако примечательней всего то, что были и те, кто в дворец не поехал вовсе.
Означает это одно – по крайней мере несколько писателей в нашей стране утратили последние иллюзии относительно возможной дружбы между властью и свободным художником. Российской властью во всяком случае.
Урок второй
Как и все представители человеческого рода, с особой симпатией французы реагируют на те культурные события и имена, в которых сквозит родное и близкое. Во французской интеллигенции исторически сильны левые настроения, а потому французам – близка революция, и в философском и в конкретно-историческом смысле этого слова; между прочим 22 улицы во Франции носят имя Ленина. Отсюда, парадоксальным образом – старинная любовь французских читателей к Александру Солженицыну, даром, что всю жизнь громившего коммунистов, зато – страстному борцу с системой. Солженицыну, единственному из русских авторов, на салоне был посвящен отдельный коллоквиум, на котором говорилось между прочим и о том, что в свое время «Архипелаг ГУЛАГ» разрушил радужные представления многих французов о светлом коммунистическом будущем СССР. Многих – но конечно, не всех. Левацкие идеалы во Франции по-прежнему сохраняют обаяние для подавляющего большинства университетской интеллигенции. Вот и переведенная на французский язык сказка «Теремок», стоявшая на одном из стендов Парижского салона заканчивается так: «Сел медведь на теремок и сломал его. Тут все звери выскочили и построили новый теремок, лучше прежнего». Вот что значит оптимистическая идеология строителя коммунизма, внятная, как выясняется, французам гораздо в неменьшей степени, чем русским.
Вторая точка сближения России и Франции – чеченская война, в которой французы не без помощи французских политологов, неоднократно об этом писавших, видят сходство с войной алжирской. Недаром и приз читательских симпатий получил Андрей Геласимов – за «чеченскую» повесть «Жажда». Очевидно, что из двух с лишним тысячи французских читателей, двести семьдесят отдавших «Жажде» Геласимова свой голос – голосовали не столько за литературные достоинства повести о герое, изуродованном чеченской войной, сколько за обращение писателя к больной теме.
Значит все это, что мир по-прежнему гораздо больше интересует не чистое искусство, а его социальный, политический, вот только не литературный, подтекст.
Урок третий
Любые культурные отношения с давней предысторией приносят более заметные плоды, чем отношения, начатые с нуля. Почва русско-французских связей взрыхлялась давно, глубоко и долго – от времен императрицы Екатерины до эпохи железного занавеса, когда французы испытывали к Советскому Союзу острейший интерес. Оттого и разговор на Парижском книжном салоне получился и осмысленным и глубоким. Собеседники были старинными друзьями, много пережившими вместе.
Урок четвертый
Согласно прогнозам французских издателей, визит русских писателей в Париж, издание десятка новых русских книг специально к открытию салона, вовсе не означает русского прорыва на французский книжный рынок. Скорее всего, это лишь приятный эпизод, мощно поддержанный центральной французской прессой момент взлета, который неизбежно обернется спадом как читательского, так и издательского интереса к русской словесности. После Парижского салона-2005 тиражи и количество русских авторов на французском книжном рынке принципиально не изменится. Тем не менее инъекция российской словесности французской культуре сделана – а значит, русская литература для Франции более привычной и "своей". Стоит ли мечтать о большем?
Урок пятый
Благоприятные климатические условия умягчают нравы.
Теплая летняя погода оттянула от Парижского книжного салона часть посетителей, которых в этом году, по сравнению с предыдущим, было на десять процентов меньше, а вместе с тем погрузила салон в покой и благожелательность – ни одного настоящего скандала на этот раз, по счастью, не произошло. Никто ни с кем не подрался и никого не убил на дуэли. «Альтернативный» круглый стол, прошедшей во главе с главным редактором «Литгазеты» и писателем Юрием Поляковым, обвинившим власти в тенденциозном подборе писателей-участников салона, не в счет – и воспринимается как забавный казус, только добавляющий происходившему стереоскопичность. В итоге картинка получилась цветная и объемная - с анютиными глазками на парижских клумбах, яркими шарфиками, которые носят в этом сезоне все француженки, оживленной русской речью в любой точке Парижа.