29 мая в Библиотеке иностранной литературы имени Рудомино прошел вечер памяти крупного ученого-искусствоведа, честного и принципиального гражданина, до последнего дня отстаивавшего историческое архитектурное наследие в России – Алексея Комеча.
Организаторы встречи – библиотека и Флорентийское общество, и множество выступающих – от ученых, которые работали вместе с ним и преподавателей ведущих университетов, до депутата городской думы и телеведущего, все это многообразие участников вечера позволяет судить о широте приложения его активного творческого интереса.
Алексей Комеч был ученым мирового уровня. Его основные научные работы посвящены древнерусскому зодчеству, уникальным, существующим только в России деревянным соборам и предшествующей древнерусской архитектуре, архитектуре Византии. Но несмотря на область научных интересов, столь отдаленную от современности, его страсть к архитектуре не замыкалась в пределах искусствоведения. Ценное и редкое качество – он не ограничивал свои идеи и эстетические пристрастия рамками научной работы, чтобы оставить повседневность диктату прагматических интересов, компромиссам и сожалениям. Как ведущие французские интеллектуалы от Сартра до Фуко, которые не меняли ход своих мыслей, вставая из-за письменного стола и продолжали критическое исследование власти, участвуя в политической борьбе или работая в тюрьмах ради осуществления прав заключенных, Алексей Комеч боролся за сохранение памятников древнерусского зодчества, против сноса архитектурных шедевров и коммерческих застроек используя свою безупречную репутацию и авторитет ученого.
Только в Москве ему удалось добиться отмены строительства 14-этажных домов на территории Нескучного сада. Не допустить проводки третьего кольца через Лефортово. Он избавил 18 гектаров в самом центре Москвы, по соседству с консерваторией, от "реконструкции со сносом" ради задуманного Зурабом Церетели "Музыкального квартала", а Патриаршие пруды - от многофигурного скульптурного ансамбля, увенчанного нависающим над водой примусом.
Но в чем здесь проблема, если не довольствоваться такими очевидностями как «эстетическая ценность» исчезающих зданий и необходимость «сохранения архитектурного наследия»? Двадцатый век научил нас воспринимать архитектуру скорее, как застывшую в камне идеологию. Со всеми ее идеологическими атрибутами, такими как способность определять ход наших мыслей и действий. Но в случае архитектуры даже в более непосредственном значении – любое здание определяет траекторию и ритм перемещения находящихся в нем людей. Так зачем нам нужна застывшая, пусть и уникальная деревянная идеология русского средневековья, усадебная идеология царской России или дискредитировавшая себя тоталитарного идеология сталинского ампира? С кем и за что боролся Алексей Комеч?
Молодые современные китайские художники, вошедшие в массовое художественное течение «Великий поход», обратили свой аналитический взгляд на то, как изменился облик их городов. Оказалось, что вместе с пришедшим в Китай глобальным капитализмом и его лицемерной идеологией культурного равноправия, там появилась мода украшать вполне себе стандартные высотные дома «шляпками», выдержанными в форме традиционных китайских пагод. И если в России симбиоз глобальных стандартов и набирающего силу национального возрождения и не нашел таких символичных китчевых форм, хотя давно пора какому-нибудь рьяному архитектору-патриоту снабдить очередной лубочный небоскреб позолоченным куполком, то сам архитектурный китч – этот доступнейший из всех «стилей» прочно обосновавшийся на фундаменте нулевого уровня культуры – стал очевидным символом капитализма в России. «Капитализм безграмотен» – сказал Жиль Делез. И, как сказал Ролан Барт, капитализм всегда стремиться выдать себя за что-то естественное и потому вечное, как «естественны» и «вечны» пришедшие с ним ценности, отношения между людьми и культурные предпочтения. Ему не нужна история, она лишь мешает ему петь свою вечную песню.
Конечно, было бы странно объявлять Алексея Комеча борцом с "диким российским капитализмом", хотя бы потому, что его самого вряд ли занимала социальная теория. Но, по крайней мере, это позволяет понять общий для всех, а не только специалистов искусствоведов смысл его борьбы с коммерческими застройками, вторжением китча в городскую среду и равнодушием к исчезающим памятникам прошлого. Смысл этот заключается в том, чтобы, просто гуляя по городу иметь возможность вдруг оказаться на критической дистанции к самодовольному и навязчивому идеологическому китчу современности.
