«Путешествие в Бробдингнег» Джонатана Свифта можно было бы переименовать в «Книгу унижений». Оказавшись среди великанов, несчастный Лемюэль Гулливер испытывает всевозможные страдания, связанные с неприличной разницей в размерах: себя и окружающего его мира. Как мы помним, Гулливер попадает к великанам; всё, абсолютно всё вокруг него имеет столь устрашающую величину, что ему поневоле хочется назад -- и даже не в родную Англию (где он смог усидеть лишь пару месяцев после возвращения из предыдущего путешествия), а к лилипутам, конечно. «Тоска охватила мое сердце. Я невольно вспомнил Лилипутию. Жители этой страны смотрели на меня, как на величайшее чудо в свете. Там я мог буксировать одной рукой весь императорский флот, мог бы совершить множество других подвигов. Мои деяния были бы увековечены в летописях той империи. И тут же я представил себе все унижение, которое ждет меня у этого народа».
Чутье не подвело корабельного врача; уже через мгновение после этих невеселых размышлений Лемюэль Гулливер был подобран на ячменном поле местным крестьянином: «Великан остановился, нагнулся, долго вглядывался в землю у себя под ногами, наконец, заметил меня. С минуту он разглядывал меня с тем нерешительным выражением на лице, какое бывает у нас, когда мы хотим схватить незнакомого зверька и боимся, как бы он не оцарапал и не укусил нас». Дальнейшее пребывание в Бробдингнеге – параллельно с разнообразными приключениями, неловкостями и опасностями для крошечного путешественника – является испытанием человеческой природы Гулливера. То есть, испытывается не его самосознание как представителя человеческой расы, а образ неведомого коротышки в глазах местных жителей: от крестьянской дочки до королевских ученых и самого монарха. Казалось бы, красноречивое описание устройства, обычаев и нравов родной Гулливеру Англии должно убедить благосклонно слушающего короля в том, что перед ним тоже представитель рода человеческого (ведь считали же себя эти бробдингненцы людьми!), но, увы, все вышло совсем не так.
Выслушав пламенную речь о старинном британском парламенте, о мудрой системе налогообложения, о влиятельных политических группировках, о победоносных войнах и прочем, правитель-великан делает такой вывод: «… факты, отмеченные мной в вашем рассказе, а также ответы, которые мне с трудом удалось выжать и вытянуть из вас, не могут не привести меня к заключению, что большинство ваших соотечественников принадлежит к породе самых отвратительных гадов, самых зловредных из всех, какие когда-либо ползали по земле».
Что может утешить Лемюэля Гулливера -- и его соразмерников? Простейшая логическая процедура, которая, конечно, лишает нас уникальности, превращая в одну из бесчисленных разновидностей существ, обитающих в этом мире, но – вместе с тем – освобождает от позорного звания «самых отвратительных гадов». Ведь если мы, люди масштаба корабельного хирурга, значительно больше лилипутов и столь же меньше бробдингненцев, было бы совершенно логичным предполагать, что есть и существа, на фоне которых король Лилипутии выглядит настоящим великаном, и те, которые сочли бы властителя Бробдингнега воплощением ничтожества. Мы – всего лишь одно звено в бесконечной спирали тотального унижения меньших большими, лилипутов – великанами: «Философы несомненно правы, утверждая, что понятия великого и малого – понятия относительные.
Быть может, судьбе угодно будет устроить так, что и лилипуты встретят людей, таких маленьких сравнительно с ними, как они были малы по сравнению со мной. И кто знает – быть может, в какой-нибудь отдаленной части света существует порода смертных, превосходящих своим ростом даже этих гигантов». Некоторое время спустя Гулливер, перебирая гигантские книги в королевской библиотеке Бробдингнега («Листы книги я переворачивал обеими руками. Это было не слишком трудно, так как бумага была не толще картона…»), натыкается на некий старинный трактат, в котором автор высказывает следующие мысли: «… в последние столетия природа может производить только каких-то недоносков сравнительно с людьми, которые жили в древние времена. По его мнению, есть большое основание думать, что в прежние времена существовали великаны. Об этом говорят как история, так и народные предания; это же подтверждается и огромными костями и черепами, которые находят в различных частях королевства…».
Приведенные выше строки написаны Джонатаном Свифтом ровно 290 лет назад. «Путешествия Лемюэля Гулливера» были напечатаны в первый раз (анонимно, с немалым, как тогда было принято, количеством издательской отсебятины) в 1726 году; первое приличное издание появилось в составе собрания сочинений Свифта в 1735-м. А за восемьдесят лет до этого, в 1655 году во Франции вышла книга некоего кальвиниста из Бордо по имени Исаак де Ляпейрер. Латинский том, который назывался “Systema Theologicum ex Praeadamitarum Hypothesi: Prae-adamitae”, был тут же переведен на английский и издан в 1656-м под названием “Man Before Adam”. Ляпейрер, основываясь на собственной интерпретации ветхозаветных текстов (Книги Бытия), вспомнил дерзкую гипотезу, что до Адама и Евы Господь создал других людей, преадамитов; соответственно, все дальнейшие происшествия с самими Адамом и Евой, их потомками, вплоть до Потопа, имеют отношение к довольно ограниченной части населения Земли – к евреям и их соседям.
Что же до остальных народов, особенно живущих в столь отдаленных местах, как Британия или Америка, то они ведут свое происхождение от тех самых язычников-преадамитов, которые и слыхом не слыхивали ни про Авеля с Каином, ни про Ноя с голубем, ни про Содом и Гоморру. Книга Ляпейрера наделала много шума; естественно, ее бросились осуждать и предавать анафеме, а епископ Намюра и вовсе обвинил автора в ереси. Между тем, семя было брошено в подготовленную почву; герметисты, неоплатоники и сочувствующие подхватили идеи бордоского гугенота и возобновили разговоры о Гермесе Трисмегисте (несмотря на все разоблачения Казобона) как о представителе иной, нежели моисеева, идущей от преадамитов, линии древней мудрости. Но мы сейчас не об этом.
Выводы Ляпейрера сильно повлияли на британских антиквариев – любителей древностей, открывателей истории собственного острова, толкователей случайных ненаучно-археологических находок. Прежде всего, предшественники официального первого человека идеально подходили на роль тех самых великанов, о которых так любили рассказывать и в популярных сказках, и в античных сочинениях. Более того, теперь у антиквариев на руках был козырь: а как иначе объяснить существование таких не подвластных уму феноменов, как Стоунхендж (и многие другие)? Кто, как не великаны-преадамиты, притащил в эти места огромные камни и расставил их в одном, ведомом только им, порядке? Чьи, как не их, огромные кости периодически попадаются землекопам и пахарям? Наконец, о ком, как не о древних гигантах, можно прочесть в Библии: «там видели мы и исполинов, сынов Енаковых, от исполинского рода; и мы были в глазах наших пред ними как саранча, такими же были мы и в глазах их» (Чис 13, 34)?
Впрочем, в последнем случае нам представлено только мнение, слухи, не подтвержденные положительными фактами и Высшим Авторитетом, в конце концов, просто молва: «И распускали худую молву о земле, которую осматривали, между сынами Израилевыми…» (Чис 13, 33). Были и относительно более свежие, чем Ветхий Завет, свидетельства: в XII веке фантазер Гальфрид Монмутский писал, что остров Британия, некогда называвшийся Альбионом, в древности населяло несколько великанов. Аарон Томпсон в начале XVIII столетия утверждал: еще лет двести назад высеченную в скале фигуру исполина по имени «Гёмагог» (искаженное «Гог» и «Магог») можно было увидеть в Плимуте; не обошел он вниманием и Gogmagog Hills близ Кембриджа. Конечно, и до сочинения Ляпейрера книги британских антиквариев содержали указания на находки костей древних исполинов; теперь же оставалось только заявить очевидное – раса преадамитов деградировала, и мы, как говаривал Атос, всего лишь карлики, сидящие на плечах гигантов.
В 1660 году, за шестьдесят лет до того, как Джонатан Свифт принялся сочинять «Путешествия Лемюэля Гулливера», в Нидерландах вышла в свет книга Йохана Пикардта “Korte Beschryvinge van eenige Vergetene en Verborgene Antiquiteten der Provintien en Landen gelegen tusschen de Noord-Zee, de Yssel, Emse en Lippe”. На одной из иллюстраций группа древних великанов в шкурах, бородах и с дубинками лицезреет нагроможденную явно ими же композицию из гигантских камней. Довольно пустынный пейзаж оживляет лишь пара чахлых сосен и неявный кустарник справа от местного стоунхенджа. В нижнем левом углу картинки развеселый гигант, зажмурившись от удовольствия, безмятежно закусывает человеческим существом нормальных человеческих размеров. Именно такая судьба могла ждать Лемюэля Гулливера, окажись он в Бробдингнеге, когда тамошнее население находилось еще в состоянии варварства, а не цивилизации. На его счастье, в этих местах уже существовало государство, в котором наш путешественник лично насчитал «пятьдесят один город, около ста крепостей, обнесенных стенами, и большое число деревень». В таких обществах человечиной, за крайне редким исключением, не закусывают, пусть даже и карликовой.
Но вернемся к преадамитам, которые оказались древними гигантами, населявшими, в частности, остров Британия. В XVII веке, когда эти экзотические представления бередили умы антиквариев, исполинов в цивилизованном мире было уже не сыскать, разве что с лопатой в руках. Оттого большое распространение получила история, рассказанная сэром Томасом Элиотом еще в латинско-английском словаре 1538 года, о том, как в монастыре недалеко от Солсбери нашли останки некоего гиганта ростом в 14 футов и 10 дюймов. В течение последующих двухсот с лишним лет этот солсберийский великан поминался неоднократно (правда, уже в связи со Стоунхенджем), пока, наконец, шотландский философ лорд Монбоддо не привел его в качестве примера прискорбного вырождения рода людского.
Точку поставил в конце XVIII века археолог-любитель Джеймс Дуглас. Дуглас поведал о том, как ирландские солдаты, которым он приказал раскопать захоронение (по его мнению) древних саксов, уверяли, что нашли скелет «изумительного гиганта». Получив сенсационное известие, Дуглас поспешил на раскоп, где к ярости своей обнаружил, что кости вполне нормальные. Ему даже пришлось достать из ямы одну из них и отлупцевать ей наивного ирландца. «Это, -- пишет Джеймс Дуглас, -- развеяло мою тоску и вернуло хорошее настроение». Примерно в то же самое время на континенте модные философы лупцевали (но не костями, а словами) тех, кто наивно (подобно невежественному ирландцу) верил в Адама, Еву и все остальное, написанное в Библии. После философов за дело взялись гильотины. Круг замкнулся. Род человеческий оказался равен самому себе. Гигантский орел унес в клюве ящик с Гулливером из страны Бробдингнег. Великаны перекочевали из истории в сказки.
