Первое ощущение, когда заходишь на выставку Недко Солакова, что попал куда-то не туда. Черный ход или какие-то задворки, ремонт и остатки строительного мусора в затемненных залах, длинные кисти, банки из-под краски…кажется, сейчас проберешься сквозь все это, а потом наступит искусство.
В одном из углов обнаруживаешь макет большой выставки Солакова, причем расположение залов точно повторяет план самого здания Художественной колонии в Дармштадте. Остается, кажется, совсем немногое начать находить сами экспонаты. Но вокруг одни ящики, и витрины, оставшиеся после прежней экспозиции в Художественной колонии. Впрочем, выставка о масках в европейской культуре давно уже в Новой глиптотеке Карлсберга в Копенгагене, зачем забыли витрины? В них, правда, попадаются мелкие предметы и непонятные надписи на английском, тянущиеся змейкой по всем стенам. Вчитывание мало проясняет ситуацию: то это какие-то речи бортпроводницы самолета, то полуабсурдные высказывания в духе героев Кабакова. Микроистории с недопроявленным сюжетом и афоризмы со стилистикой полусумасшедшего гения образуют словесное поле солаковского гезамткунстверка, балансирующего между реальностью и сном.
Сомнения в том, куда мы попали, лишь усиливаются в последнем зале, где на стене вдруг обнаруживаешь цитату из юношеского письма Дягилева. Тот пишет в 1895 году матери: "Я, во-первых, большой шарлатан, хотя и с блеском, во-вторых, большой шармер, в-третьих, нахал, в-четвертых, человек с большим количеством логики и малым количеством принципов и, в-пятых, кажется, бездарность; впрочем, я, кажется, нашел мое настоящее назначение – меценатство. Все данные, кроме денег, - mais ca viendra ("но это будет" (франц.))".
Уж не оказывается ли и Солаков подобным Дягилеву шарлатаном – тем более что шармером в современном искусстве болгарский провокатор выглядит не первый раз? На Венецианской бьеннале 2007 года он показал проект об автомате Калашникова в контексте современной болгарской действительности. На кассельской Документе – эффектный и трудоемкий перформанс, в рамках которого рабочие поочередно красят стены то в белый, то в черный цвет. Впечатления странные и незабываемые, как это часто бывает с высказываниями, доносящимися из стран бывшего Восточного блока. 52-летний Солаков, впрочем, уже давно звезда международной величины, его известность уже сравнялась с известностью еще одного именитого соотечественника, Кристо. Солаковские проекты украшают многие сборные выставки, причем не только в Европе. В отличие от многих ровесников, упрямо работающих над созданием собственного стиля (не без мысли о том, чтобы превратить стиль в торгово-художественную марку и затем успешно его тиражировать), Недко Солаков каждый раз словно заново создает искусство. Видно, что он мыслит художественно, причем глобально, как демиург, а не только занят приключениями формы.
Собственно, это и произошло с ним в Дармштадте. Подготовив, согласно контракту, тотальную инсталляцию, уже показанную прежде в боннском художественном музее и в швейцарском Санкт-Галлене, он привез ящики с работами в здание на Матильденхёэ, где век назад размещалась знаменитая колония художников. И здесь уже обнаруживает, что демонтаж прежней выставки о масках еще не завершен. Витрины, надписи на стенах, даже фрагменты фильмов в специальной выгородке, все выглядит так, будто масочная выставка только готовится. А уж когда в конце лабиринта художник обнаруживает зал с остатками зимней выставки "Россия. 1900", где на стене красуется цитата из Дягилева, решение дозрело. Солаков не стал распаковывать привезенные работы, но так и оставил их посреди залов в ящиках. Зато он решил обыграть весь мусор прежних выставок. Перегной искусства как путевка в будущее – чем не философия для времен, наступивших вслед за постмодернизом?
Лишь в дягилевском зале наступает пора привычных экспонатов, да и то графические серии развешаны посреди гор мусора и замерших автокаров. Демонстрация вынужденная: владельцы нескольких работ пришли чуть ли не в состояние гнева, узнав, что все усилия по упаковке и транспортировке завершились демонстрацией самих ящиков. Может, и миф, но распаковывать пришлось по-настоящему.
Куда искусству без мифов? Последние стали способом его саморефлексии, практикой и гносеологией одновременно. Но сегодня музейные авторы, к которым принадлежит и Солаков, устали от самих музейных пространств, от кураторов и концепций. Так хорошо встряхнуть и встряхнуться, освободиться от пыли традиций и штампов ожиданий. Соберешься делать одну выставку, повторить успешный проект – а в итоге получается что-то нежданное! Ценным вдруг оказывается сам черновик выставки, ее выглядящий не до конца оформленным наброском. "Кино про кино", "театр про театр" - старые приемы, всегда интересные, даже если речь не о "8 1\2", но о текущих буднях. Выставка про выставку как жанр явление более редкое. Хотя генезис кураторской идеи всегда включает в себя знание о предшествующих экспозициях, а понятие genius loci неотделимо от музейного пространства, как оно неотделимо от харизматичных концертных залов или мифологических стадионов. Потому, даже если и делаешь в насмотренном месте «пустую выставку», все же получается не пустая выставка, но выставке о пустоте. Художник дал ей название "Эмоции (без масок)" - явно в параллель с прежним дармштадтским проектом "Маски, метаморфозы лица". Но маски у Солакова все же присутствуют, как вечный вопрос: что скрывается за предъявленным? Уверен ли зритель, что именно увиденное является содержанием показанного? Достаточно ли хорошо владеет он языком этой мимики и этого жеста, чтобы сказать себе на выходе: я не просто был здесь, но в каком-то смысле я здесь и остался?
Впрочем, на выходе зрителя ждет приглашение в зону купания. В старых подвалах дармштадского музея, под их готическими сводами, Солаков разместил последнюю часть инсталляции. Огромный бассейн, перед входом в который посетителю выдают резиновые сапоги, предназначен для неторопливых прогулок. У меня не было ни времени, ни сапог. Поезд во Франкфурт уходил через полчаса, подходящий размер как раз выдали на руки (на ноги). Но и вид с берега, в сторону теряющихся из виду поворотов и углублений, способен востуманить воображение.
Даже непонятно, зачем на кассе солаковской выставки висит грозное предупреждение: "Внимание, современное искусство! Если не понравится, деньги не возвращаются". Интересно, возможно ли в принципе такое объявление в России? Или у нас достаточно обсудить с бабушкой-смотрительницей арт-нищету и падение нравов, и тем самым счесть свой эстетический долг исполненным?
Невозможность ясности, перфекционизм как болезнь, черновик как единственная счастливая и успешная антитеза беловику – концепция искусства по Солакову ставит под сомнение саму стратегию сегодняшнего художественного рынка, будь это рынок аукционов или музейных политик. Прием недопроявленной выставки бессмысленно тиражировать, как невозможно ежедневно говорить о конце музыки или смерти живописи. Вслед за "Черным квадратом" наступает эпоха неоренессанса, вслед за книгой о тотальном молчании пора новых опусов. Солаковские "Эмоции" оказались особым видом минимализма, растягивающим и разреживающим поле смысла до молекулярных измерений. Иначе не одолеть эти тонны наваянного и навороченного, повисшие сегодня на хвосте любого художника.
Пойти с ними на дно незазорно. Воспарить удается немногим.
P.S. Иллюстрации с разрешения сайта Mathildenhoehe Darmstadt.
