Чем больше всевозможных электронных устройств, заменяющих бумажные книги, появляется в этом мире – тем отчаяннее и безнадежнее разговоры о судьбе переплетенных листов, покрытых буковками, этого восхитительного изобретения цивилизации, которое и отличает нас от животных. Забегая вперед, ностальганты оплакивают сладковатый запах бумаги и клея, навыки ловкого перелистывания, культуру закладок, пометок и (увы) подчеркиваний, карманные издания в мягких обложках и солидные тома в сафьяне, наконец -- книжные полки, шкафы, библиотеки, домашние и государственные, весь мир книг, который еще с нами, но уже завтра, в лучшем случае, послезавтра, превратится в атрибут ушедшей эпохи. Несмотря на то, что услужливые амазоны и яблоки протягивают читателю бесценные технологические сокровища, благодаря которым можно таскать в кармане тысячи томов и за пригоршню долларов тут же получать свежайшую новинку (хотелось бы добавить – «еще пахнущую типографской краской», да это будет похоже на фантомную боль в ампутированной ноге), несмотря на стремительное дезертирство друзей и знакомых из-под «бумажных» знамен в стан электронных стягов, все равно жалко. Жалко, и точка. Оттого я разделяю сетования самых разных (в том числе, лично мне совсем не симпатичных) людей по поводу тихого угасания гуттенберговского дитя и готов присоединить свой голос к хору плакальщиков. Но с одной поправкой: каждый из нас должен поведать о том, что теряет именно он, а не кто-то другой.
Несмотря на приватный, я бы даже сказал – интимный, характер наших отношений с бумажной книгой, перечень утрачиваемого невелик. Жалобы и пени повторяют друг друга, так что выполнить поставленную нами самими задачу – рассказать о своей личной потере – почти невозможно. По крайней мере, так произошло с автором этих строк; задумав сочинить текст о том, что значат в его жизни книжные лавки, книжные шкафы, книжные полки, он тут же наткнулся на непреложный факт – его уже опередили. На сайте британской «Гардиан» в блоге Сэма Джордисона можно прочесть сетования по поводу постепенного исчезновения из жизни скромного, но базового, удовольствия – порыться на полках книжного магазина. Надо сказать, что сие наслаждение приватного человека стало жертвой не только появления разнообразных «киндлов», но и обычного развития интернет-торговли. Amazon.com – вот имя убийцы; вместо того, чтобы направить стопы в близлежащую лавку, читатель вводит в окошко браузера роковые слова; пара-тройка кликов, и нужная (чаще – ненужная) книга уже летит к нему со всей скоростью, которую способны развить (последовательно) фура, самолет, почтовый пикап. Результат прост – книжные магазины потихоньку вымирают как вид; в той же Британии эта участь постигла крупнейшую сеть Borders, на очереди другие, еще более милые сердцу книгочея названия. В Соединенном Королевстве еще кое-как держатся маленькие лавки и так называемые «независимые магазины» -- они, по крайней мере, придумали трюк, способный оторвать людей от созерцания рокового «амазона» на экране ноутбука. Здесь можно выпить чашку кофе, поболтать с хозяином, послушать местного графомана, получить автограф от заехавшего полупопулярного беллетриста. Сэм Джордисон как раз и поет гимны такому заведению: «Какое отдохновение зайти в книжный магазин и тихо выбрать книгу. Это удовлетворяет мое тщеславие искателя сокровищ. К тому же, во всем этом есть и скромное удовольствие – судить книгу по ее обложке, что, вопреки расхожему мнению, эффективно и забавно».
Пойду чуть дальше Джордисона (автора довольно смешной «Лентяйской книги хреновых городов: 50 худших мест для жизни в Соединенном Королевстве»), добавив к нашему общему скромному удовольствию свое собственное. Не только судить о книге по обложке (только не читайте рекламных цитат: «Самая лучшая книга со времен Илиады!», «Душераздирающая история любви одноногого пирата и мальчика из трактира»), но еще и раскапывать самые потайные сокровища: то, что стоит во втором ряду. Здесь мой опыт завсегдатая советских и российских книжных магазинов значительно богаче познаний тех, кто дальше Британии и Америки носа не казал. Ибо там – в мире коммерции и цинизма – книг во второй ряд не ставят. Если не хватает места – ненужное уносится в подвал, вывозится в специальные лавки, торгующие remainders, просто истребляется. В России со вторыми рядами тоже стало туговато, но вот в девяностые с этим было раздолье. Джордисон хвастается, что благодаря привычке рыться в книжных лавках купил довольно редкую книгу Роберта Грейвса «Ларс Порсена, или Будущее сквернословия». Что же, улов прекрасен; трактат, написанный в двадцатые годы, пестрит такими вот слепыми пятнами исторической близорукости: «Сквернословие как искусство сегодня не на высоте» (послушал бы он нынешних рэперов!). К восторгам Джордисона по поводу книги Грейвса (первое издание -- 1927 год) я бы добавил одно историко-литературное соображение: известное эссе Борхеса «Искусство оскорбления» (1933) своим появлением явно обязано именно этому сочинению.
Автору сих строк тоже есть чем похвастаться. В 1993 году, в самый разгар стремительного перехода от проклятого прошлого к счастливому будущему, я посетил «Дом книги» на площади Ленина города Нижний Новгород. Во времена, когда родной город еще носил писательское имя, магазин, который располагался в отвратительном сером домище на пустой площади, украшенной памятником понятно кому и зданием бывшей Нижегородской ярмарки, нечасто удостаивался посещения просвещенными путешественниками в страну прекрасного. Делать там, попросту говоря, было нечего – совписовский трэш, равномерно распределенный между стеллажами с полезной пропагандистской литературой и разнообразными пособиями, ничего больше. Чтобы поймать хоть что-нибудь приличное, мы отправлялись в книжный на площади Горького, украшенной памятником известно кому. Это сейчас там «Макдональдс» и полный капитализм с демократией впридачу, а тогда царил возмутительный эстетизм – прежде всего, в букинистическом отделе, где Кафка соседствовал с Прустом, а за месячную студенческую стипендию можно было купить огромный, восхитительно бессмысленный итальянский альбом экспрессионистской живописи (он и сейчас украшает книжную полку – только не того достопамятного магазина, а моей квартиры; так и таскаю Кирхнера с Нольде из одного города в другой, из одной страны в другую). Да и среди свежих литпродуктов на площади Горького можно было усмотреть иногда и Битова, и Отара Чиладзе, и что-то еще, вполне по тем временам приличное. Но те годы канули безвозвратно, на дворе – лето 93-го, и «Дом книги» на проспекте Ленина вдруг приобретает странное достоинство, став свалкой никому не нужных изданий последних лет. Остальные старые советские магазины уже давно сдали себя бойким лотошникам, а этот почему-то держался, будто искупая грехи прошлого. Сокращенный до трети своих бывших раздольных площадей, «Дом книги» на Ленина был битком набит самой разной печатной продукцией, которую для экономии места ставили в два -- а то и в три -- ряда. И вот, как-то раз, убивая время между окончанием занятий на основном месте работы и вечерней халтурой, я принялся раскапывать тамошние книжные залежи. Во втором ряду одного из стеллажей я увидал удивительный корешок: блестящий, украшенный линией какого-то странного орнамента (голубое, красное, розовое, телесное), сверху – белый квадратик, в нем каллиграфическим почерком мелко-мелко неразборчиво выведено имя, а внизу – уже большими, печатными – «Письма из провинции». Стоя в провинциальном умирающем книжном магазине, невозможно не поддаться на такой трюк; я вытащил эти «Письма» и обнаружил, что их автор -- Иван Сергеевич Аксаков. Издательство, как водится, «Правда», 1991 год, тираж – 100 000 (!) экземпляров. Весь переплет в этом самом узоре, напоминавшем о бумажных обоях, которые можно увидеть на интерьерных работах русских художников середины XIX века. «Правда» -- «Правдой», а вкус и эстетическое чутье у этих людей было.
Я купил книгу – и, конечно же, не прочел. Как и экспрессионистский альбом, она путешествовала со мной по Европе, пока не упокоилась во втором ряду одного из книжных шкафов моей приватной библиотеки. На днях, пытаясь оптимизировать полочное пространство и освободить хотя бы пять сантиметров для нового поступления, я наткнулся на нее. Сегодня «Письма из провинции» (а помимо эпистолярия Аксакова-младшего из разных прекрасных мест, вроде Астраханской, Ярославской, Калужской губерний, в этом издании можно прочесть и драматическое сочинение под названием «Присутственный день в уголовной палате») лежат на моем ночном столике. В качестве закладки – открытка с чудесным образчиком живописи середины XIX века, картиной И.П.Вольского «Интерьер во дворце в Михайловке близ Петергофа»: на ней ковер в комнате на переднем плане и обои в помещении второго плана выдержаны в тех же цветах, что и обложка книги. Предисловие Т.Ф. Пирожковой – очень трогательное: смесь советских прогрессистских штампов с очень осторожным, мягким, интеллигентным славянофильством; ведь писалось оно не в каком-нибудь, а в переломном 1991 году! Сама книга – восхитительна: неторопливый рассказ о буднях честного, образованного, благонамеренного, идеального чиновника, объезжающего провинцию. Все вместе – обложка, закладка, пирожковское предисловие, аксаковский текст, история жизни этой книги – важнее для меня, чем вся русская и международная политики вместе взятые.
Рядом с Аксаковым в моем втором ряду почему-то оказалось Blues Traveling Стива Чизборо; тоже, впрочем, отчет о путешествии, только не чиновничьем, а историко-музыкальном. Эту книгу предложил мне мой добрый товарищ Amazon, усмотрев, что я купил у него пару редких блюзовых дисков. Я, как водится, не устоял. И не пожалел, между прочим.
