Долгожданная премьера — в июне в российский прокат вышла криминальная мелодрама Александра Ханта («Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов») «Межсезонье». Кинообозреватель Полит.ру Кирилл Сафронов рассказывает, почему ожидание этого фильма длиной больше чем в три года того стоило.
Планировалось, что картина выйдет почти год назад. Незадолго до этого, в апреле 2021-го, я взял интервью у режиссера Александра Ханта. Сейчас — в конце июня 2022-го — я буду время от времени возвращаться к этому интервью, чтобы вырваться из сегодняшней повестки. Пересечения содержания фильма с ней я считаю фантазиями тех, кто не может себе объяснить, зачем сегодня писать о кино. За все кино ответить не могу — сам я в кинотеатре (до похода на «Межсезонье») был в последний раз в середине февраля, чтобы написать рецензию на фильм «Мама, я дома». Если говорить про «Межсезонье» (на которое я не мог не сходить, потому что долго его ждал), то, мне кажется, что это очень важная картина про вечную проблему «отцов и детей». Спецоперация закончится, а она — нет. Поэтому слово на букву «С» употреблять в этой рецензии я больше не буду. Поговорим про кино Александра Ханта. Тем более, что поговорить есть о чем.
Многие помнят историю псковских подростков (Дениса и Кати), которые в 2016-м укрылись с оружием в пустующем доме и погибли в перестрелке с полицейскими. Она стала известна благодаря тому, что ребята вели прямую трансляцию процесса в приложении Periscope. Несмотря на то, что в «Межсезонье» это не обыгрывается в лоб (герои не снимают себя на телефон), тема фиксации происходящего, документальная тема для фильма очень важна. Он начинается с любительских съемок подростков, которые на камеру рассказывают о своих проблемах в семье. Это — видеозаписи самокастингов, которые присылали те, кто пробовался в «Межсезонье». Есть много пейзажных и портретных съемок города и деревни. В какой-то момент герои (Даня и Саша) идут с камерой спрашивать у екатеринбуржцев, как им живется в целом. Счастливы? Хотели бы что-нибудь изменить? И — благодаря придумыванию киноязыка картина получается не грустной трагедией двух загнанных в угол, а историей про то, что каждый из нас (или, у́же — каждый российский подросток) мог бы оказаться на месте главных героев. Каждый бы мог не выдержать окружающего насилия, которое здесь вместо воздуха. Каждый бы мог взять в руки пистолет, чтобы его послушали — ведь безоружных у нас слушать западло.
«Фильм подавался в секции авторского экспериментального кино, но Минкульт его не поддержал, — обещанная цитата Ханта, — В отличие от произведения “Гардемарины V” (тогда еще — просто “пять” — прим.ред.). В секции авторского экспериментального кино. Когда нам отказали, я пришел к группе и сказал: “Ну, ребят. Мы все равно поедем снимать. Если кто-то откажется, я прекрасно пойму — почему, без всяких обид“. Все поехали». Я думаю, что поехали как раз из-за того, что тема — что для участников съемочной группы, что для артистов — была важная, по-живому. Это легко проверить, если полистать стену группы «Межсезонья» в ВК. Там аккумулировалась аудитория, там были объявления о самокастингах, там постились тексты о краудфандинге, благодаря которому авторам удалось отбить хотя бы небольшую часть бюджета. Там и сейчас продолжается жизнь, далеко не всегда связанная с фильмом. Думаю, это группа — попытка решения проблемы, которую Александр Хант тогда в интервью сформулировал так: «Когда мы замыкаемся, когда мы в одиночестве, когда мы наедине со своей проблемой — это самое страшное».
Даня (Игорь Иванов) и Саша (Женя Виноградова) тоже внутри фильма замкнулись. Когда вспоминаешь фильмы о подростках, то представляются школа, добрые или злые учителя, одноклассники-друзья и старшаки-противники, всякое такое. Ничего этого в фильме нет. Есть непонимание родителей, есть комнаты главных героев (у Дани мамины обои-розы, у Саши — анархистские картинки углем по стене). Все остальное — враждебно. Герои — с самого первого взгляда, который случился через лес танцующих ног на вечеринке (оба сидели, оперевшись на одну из двух противоположных стен комнаты диско-дома) — практически не расстаются. Они уже до конца будут только друг с другом. На чуждых улицах Екатеринбурга и близлежащих деревень.
Хант: «Мы, когда начали готовиться, начали искать современную Россию через объективы фотографов, смотрели — как они это видят. Остановились на взгляде Константина Тишше — нам очень понравилась та реальность, которую он снимал. Оказалось, что это все Екатеринбург и окрестности. Мы решили туда поехать, познакомиться с Костей. Так мы съездили три раза, проехались по местам, и поняли, что — да, это то, что нам нужно.
Сначала мы все жили в одной квартире. Это была квартира, в которой мы и снимали фильм. Нас было человек семь. Квартира небольшая. И мы не предупреждали, что мы будем там снимать. Собственник квартиры вообще эту квартиру продавал. И он был очень удивлен, что туда поселилось семь человек — мы сказали, что квартиру мы не купим, но можем поснимать несколько месяцев. А так как он давно уже не мог ее продать, то согласился. Мы всемером заехали, потом еще подъехало человек пять. В общем, какое-то время мы жили в этой квартире, а потом мы сняли большой дом, и там у нас жило уже прилично человек. Возможности наши были таковы, что большего мы не могли позволить».
Несмотря на финансовые ограничения, «Межсезонье» цепляет. Наверное, благодаря вот этой — пусть и вынужденной — совместной жизни, хорошей актерской работе, неплохому саундтреку с современной на момент съемок молодежной музыкой (к моменту премьеры она немного устарела, но в этом есть свой шарм), много благодаря чему. Естественно — благодаря жене Александра Ханта — оператору Наталье Макаровой, с которой они вместе и начали эту историю разрабатывать и придумывать. Любители могут оценить то, что часть картины снята на пленку, а меня больше порадовало, что вместо модных приемов «Витьки Чеснока» (которые предсказуемо можно было бы поэксплуатировать) — документалистика. Самое пронзительное в которой то, что никого из родителей нельзя назвать злодеями. Все они обычные (хочется сказать — нормальные) люди. Ну, покрикивают. Ну, чрезмерно опекают. Ну, достают. А у кого по-другому-то? Видимо, в этом и есть главный ужас страны, в которой главное экспериментальное кино — это «Гардемарины пять».
