На минувшей неделе книжный рейтинг качнуло. Из топ-десятки вынесло последнюю книгу Александры Марининой "Пружина для мышеловки". Свежий роман Татьяны Устиновой "Саквояж со светлым будущим" после пятинедельных стабильных продаж улетел с пятой позиции за пределы списка. Тонкая нервная Полина Дашкова с ее "Вечной ночью" упала до десятого места. А вот ветеранша Дарья Донцова, напротив, устояла: правда, "Старуха Кристи -- отдыхает!" (новое издание в переплете) переместилась с четвертого места на седьмое, зато взлетел на первую строку "Стилист для снежного человека" (уже не новая вещь в обложке), преодолев шесть позиций и...
Стоп-стоп! На самом деле, видимое соперничество гранд-дам российского детектива -- как упомянутых выше, так и не -- сегодня носит по большей части виртуальный характер. Поскольку девяносто процентов наших рейтинговых детективщиц являются, как бы сказать поделикатней, не вполне живыми людьми. Эти "стэпфордские жены" по-русски -- бумажные киборги разной степени автономности, плод хитроумных издательских технологий. Таким образом, система успешно конкурирует сама с собой, выигрывая деньги при любом раскладе. А уж кто здесь проигрывает, догадайтесь сами.
Библейский Адам был старше Евы на исторически малый срок, зато "женский" детектив в России оказался младше детектива обычного (то есть "мужского" по природе своей) на целую эпоху.
При большевиках гендерного деления в рамках названного жанра не могло быть в принципе. Однако и после СССР оно долго не могло возникнуть ввиду неразворотливости рынка: оценить в рублях спрос на женщин здесь оказалось некому и незачем. Пока наш книжный рынок не был до конца упорядочен, формализован, поделен между несколькими крупными корпорациями и не начал вырабатывать сравнительно неплохие (если не сравнивать с нефтяными) "белые" деньги, производство авторов крайм-литературы было пущено на самотек.
До поры русское детективное поле худо-бедно обрабатывали либо старые мастера с милицейской закалкой, либо новые волонтеры, перебежавшие в хлебный жанр от иссякших совписовских кормушек. Либо же возвращенцы из дальних пределов, которые соскучились по родному пиплу и разом вывалили ему на темя сорок бочек арестантов (Эдуард Тополь -- самый красноречивый, но далеко не единственный представитель этой когорты). Из-под их пера выходило заведомо брутальное, скупое на эмоции, маскулинное чтиво -- с усталыми сыщиками-мизантропами, битьем небритых морд, стрельбой по-македонски, прыжками в высоту и коварными эпизодическими брюнетками, наскоро вписанными ради пары сексуальных эпизодов для потребителей пубертатного периода, из той же мужской кабинки.
В середине 90-х женская фамилия на обложке многотиражного детектива, выпущенного в России, могла существовать в двух ипостасях: Кристи или Хмелевская. Этими двумя список исчерпывался. Даже триллеры Юлии Латыниной и "Армада", и "ЭКСМО" в ту пору соглашались печатать лишь при условии мужского псевдонима "Евгений Климович" и фотошопного трансвеститского портрета на обложке. Читающим же дамам лениво предлагалось не соваться своими милыми личиками в криминальный ряд и отовариваться по соседству - в той секции, где на прилавке лежали тома Александры Рипли, Колин Маккалоу, Даниэлы Стил и их современных российских сестриц.
Ситуация изменилась лишь к концу десятилетия. Увидеть в женщине детективную читательницу и подстроиться под эту аудиторию издателей вынудили не столько выкладки социологов, сколько прогнозы маркетологов и элементарная нужда: потребитель устал, тиражи мэтров-мужчин начали стабильно падать, продажи -- опасно провисать, предложение явно опережало спрос. Чтобы конвейер работал бесперебойно, требовалось изменить концепцию и расширить ассортимент. Без дамского трудового рубля теперь было не обойтись. Примерно тогда же издательским боссам сделалось ясно, что Коммерческого Детективного Автора уже нельзя, как в былые времена, просто найти на улице и что отныне его придется творить лабораторным путем. Появление рукотворных "тайфунов с ласковыми именами" стало исторически неизбежным.
Разумное существо может появиться на свет естественным путем (порочное зачатие плюс девять месяцев правильной выдержки), а может -- сугубо неестественным. Мировая литература, равнодушная к рутине первого пути, всегда с особым вниманием приглядывалась ко второму. За минувшие столетия были апробированы несколько экзотичных способов, среди которых нынешних издателей заинтересовали четыре: выстругать из ближайшего полена (метод папы Карло), поскрести по сусекам и замесить (метод Деда и Бабки), сшить из разнородных частей (метод Франкенштейна) и, наконец, усовершенствовать скальпелем бессловесную зверушку (метод доктора Моро). Экспериментаторы не желали полагаться на слепой случай и непредсказуемое сочетание генов; демиургам хотелось владеть инициативой, самим заказывая будущие параметры своих созданий.
"Из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши девчонки?" Ответ на этот вопрос сегодня -- не бином Ньютона.
Александре Марининой и Полине Дашковой, первенцам фабрики "женского детектива" издательств "ЭКСМО" (позднее второй проект перетек в "АСТ"), еще повезло. Издательские папы Карло поработали с исходным материалом не тесаком, а скальпелем. Две дамы-буратинки получили достаточно степеней свободы. Обе отделались полудобровольной сменой фамилий на псевдонимы, выструганные из девичьих имен. Дескать, "Марина Алексеева" -- это бледновато и может забыться, а "Татьяна Поляченко" -- уж больно приземленно и как-то слегка самостийно. Поскольку обеих дам маркетологи милосердно приговорили к щадящему режиму (полторы книги в год), все слухи о том, будто за Марину-Александру и Татьяну-Полину последние годы трудятся подставные лица, скорее всего, неверны и злонамеренны: при таких темпах менять первоначальную схему нецелесообразно. К тому же есть опасение, что литературное качество продукции авторш-заместительниц может оказаться выше планового, а это испугает уже привычных к спартанской простоте потребительниц.
(На Марининой, заметим в скобках, впервые была опробована еще одна идея: увеличение полезного листажа за счет эпизодов, не имеющих прямого отношения к главной теме. В цикле о Насте Каменской, например, книжную площадь процентов на 70 занимают личные (домашние, семейные, альковные, служебные) перипетии персонажей, чья прямая вовлеченность в круговорот уголовно-процессуальной части сюжета достигалась путем авторского произвола. Даже рассказывая про Каменскую, Маринина довольно бегло касается ее достижений в области индукции-дедукции -- догадки и озарения героини слабо мотивированы -- и с гораздо большей обстоятельностью повествует о Настиных проблемах отекания ног, об использовании простыни вместо одеяла в жару, о вредных для здоровья последствиях быстрой смены атмосферного давления и др., и пр. -- по сезону. Овсянка, кофеварка, промоченные ноги, продранные носки, счет за межгород, приступ радикулита, неотвязный тополиный пух... -- весь этот мелкий житейский сор, оттесняющий детективную фабулу, близок читающей даме среднего достатка и не вызывает явного отторжения. А выросший листаж -- это реальные деньги.)
Еще одна издательская разработка, Татьяна Устинова, возникла после осмысления марининско-дашковского опыта. Издательские Дед-да-Бабка постарались на славу. Свежий, румяный, еще теплый брэнд был слеплен таким образом, чтобы потрафить публике, отмеченной избыточным весом, но не потерявшей надежд на любовь. Для этой категории читательниц сухощавые дашковские героини (вкупе с самой изможденной романисткой на обложке) способны были возбудить комплекс неполноценности. Диетические стенания марининской Насти тоже не лучшим образом могли повлиять на такую аудиторию. Был избран -- и закреплен в читательской подкорке, благодаря мельканию Устиновой в телеящике, -- имидж "жизнерадостной толстушки". Той, которая свои рубенсовские стати признает счастливой данностью. Разработчики имиджа изначально вывели за скобки юмор, форсируя, по преимуществу, любовную романтику. При этом внятный детективный сюжет не приветствовался, изысканность слога не поощрялась. За два с лишним года литературной жизни порождение демиургов из "ЭКСМО" отстрелялось двумя десятками вполне рейтинговых романов -- безвкусных, как Колобок, и жестких, как Буратино. В книгах имелись в ассортименте вздохи на скамейке, прогулки при Луне и прочая услада сердца милых дам. В финале худые стервы обычно наказывались, а положительные пышечки находили счастье в объятьях заокеанских толстосумов.
Если штучный Колобок мог быть замешан только в столицах, то метод Франкенштейна -- как более дешевый -- давал наилучшие результаты в провинции. Саратовское литагентство "Научная книга", один из полузакрытых испытательных полигонов издательства "ЭКСМО", уже к концу 90-х изготовило нескольких синтетических писательниц: Марину Серову, Светлану Алешину, Наталью Александрову и некоторых других, причем первая, хотя и не попадает сегодня в топ-десятки, стабильно собирает кассу и поныне. Число изданных книг перевалило уже за сотню.
Изобретатель Серовой, блестящий организатор литпроцесса Сергей Потапов, поймал в свои сети ту часть женской публики, для которой даже Маринина с Дашковой казались чересчур интеллектуальными и индивидуальными. Взят был курс на стандартизацию и усредненность. Блеклые, незапоминающиеся ФИО авторш менеджеры собирали, гадая по телефонной книге, фотографии брались наугад (модельные внешности заведомо отсекались). Написание пяти-семилистовой повести "Марины Серовой" было тестовым заданием для всех, кто устраивался на работу. Сочинителей "с искрой" перебрасывали на другие проекты: "Серова" нуждалась в гвардии под цвет фамилии. "Авторов рекрутировали из студентов-филологов последних курсов, -- позже рассказывал Потапов в своем единственном интервью "Книжному обозрению", -- иногда преподавателей или просто не слишком успешных любителей поскрипеть перышком". Их, по его подсчетам, в проекте было задействовано "больше сорока, но меньше шестидесяти", причем среди рекрутов пропорции мужчин и женщин были примерно равными: покупательницам было достаточно женских фамилий на обложках, не более того.
Однако возвратимся в столицу. Методом доктора Моро удалось огранить бриллиант издательства "ЭКСМО" -- Дарью Донцову. Она отличается от упомянутых выше иллюзорных товарок. Не по качеству писания (бодрый юмор а-ля Донцова не поднимается выше самодеятельных приколов а-ля Серова). У Донцовой есть лицо (ну, может, чуть подправленное на фото ретушером). Есть всамделишные дети. Настоящий паспорт. Собаки. Муж. В данном случае не фантом писателя собирается из разных запчастей, но обычная гражданка, взятая из гущи жизни и лишенная рефлексий, обтесывается до размеров прокрустовой схемы. Все контролируется, начиная с имени. В реальности человека зовут Агриппина, однако крестьянская Груня на обложке может отпугнуть горожан. Значит, Груню -- побоку. Цитируем мемуарную книгу Донцовой "Записки безумной оптимистки". "...Как вам нравится Дарья? -- спросил редактор. -- Коротко, красиво и в сочетании с фамилией отлично смотрится: Дарья Донцова. Д.Д. Легко запоминается, что для писателя важно". Сочетание недурное. Чудятся отзвук цокающей конницы Дмитрия Донского вкупе с привкусом патриотических "самолепных" пельменей марки "Дарья" из телерекламы. Вообще уже цитированные мемуары демонстрируют сам процесс изготовления Донцовой-бренда. Из реальности отбирается то, что служит делу, и вырезается все сомнительное. В биографии ДД есть приманка для читательниц с достатком: дореволюционная бабка Донцовой -- "из бывших" (собственный дом в Кисловодске). Для бедных тут держат прабабку-прачку. И для совсем уж маргинальной публики есть пожива -- упоминается прадед, пьющий по-черному (хотя сама мемуаристка спиртного не переносит -- вот и подарочек дамам-трезвенницам). А вот подробностей про любимого папу читатель мемуаров не узнает: одиозный секретарь правления Союза писателей Аркадий Васильев, автор романа "Есть такая партия!" и общественный обвинитель на процессе Даниэля и Синявского -- раздражающий нюанс. Он может дать неприятный привкус истории "безумной оптимистки", да и текстам ДД такая гиря ни к чему. Веселенькие истории в горошек, бессмысленные и бесконечные, существуют лишь вне времени и в условном пространстве. Все, что хоть мало-мальски не банально, губительно для картонных декораций, навевает ненужные мысли, а потому должно быть изгнано. Благо реальные таланты найденного алмаза обратно пропорциональны его работоспособности.
Издательские лабораторные опыты -- тема неисчерпаемая. Разумеется, нынешние эксперименты по выведению авторш "женского детектива" не ограничиваются перечисленными феминами и обозначенными методами. Есть еще метод "паровозика" (им, например, аудиторию Донцовой приучают к ее будущей сменщице Галине Куликовой), метод "доппельгангеров" (благодаря которому в двух разных издательствах, "Центрполиграфе" и "ЭКСМО", одновременно возникли две Анны Малышевы), метод "чучелка" (когда, допустим, "АСТ" на пробу запустило Ирину Глебову -- женскую демо-версию Акунина, облегченную донельзя) и так далее. Всю эту многоликую пестроту, которую более или менее успешно выращивают сегодня на различных издательских нивах, объединяет одно: крайнее пренебрежение демиургов к умственным способностям дамской аудитории. В погоне за быстрыми дивидендами издательства не собираются хотя бы чуть-чуть "приподнимать" читательский уровень. Напротив, они нарочно занижают художественную планку, плодят фантомов, выдают на-гора десятки мыльных пузырей еженедельно -- похуже и подешевле.
Если вдуматься, издательский суррогат, предназначенный для женщин, так же угнетает будущий генофонд нации, как и загазованность атмосферы или избыток консервантов в продуктах питания... И когда однажды у нас в России вдруг появится свой настоящий автор уровня Агаты Кристи, читать ее будет уже просто некому.