Вавилонскийталант равен 30 кг. То есть годовые поступления золота в казну царя Соломона,если доверять сомнительным источникам (хозяйственных документов ведь несохранилось), составляли порядка 20 тонн, а никак не 20 тыс. тонн, но не в этомдело.
Ты пишешь: «а ведьэти сокровища и есть главный золотой запас истории – и Крестовые походы, итамплиеры, и протестантская Реформация, и американская религиознаятолерантность якобы завязаны на эти деньги». Если это сказано в прямом смысле(правда, здесь стоит уступительное словечко «якобы», то это попросту бред, аесли в переносном - то я вообще не понимаю, причем здесь Соломон и что ты этимхочешь сказать. Это и есть наше основное наше расхождение, а вовсе не вопрос осозерцательной или активной позиции художника. Этот вопрос меня вообще малозанимает, тем более что среди мало-мальски значимых стихотворцев трудно найти«чистого созерцателя» или «чистого активиста». Впрочем, не скрою, «чистыйсозерцатель» мне все же симпатичней, нежели «голый активист», но, опять же,дело не в этом.
Делов том, что художества имеют право быть какими угодно - двусмысленными,многосмысленными, загадочными, темными - а вот рассуждения наши должны быть какможно более внятными и отчетливыми. В поэзии мы можем быть сколь угодно плохимифизиками, наши метафоры могут быть сколь угодно фантастичны, а в жизни исуждениях мы обязаны быть хорошими физиками.
Тезис«поэзья правит жизнью» меня вполне устраивает как фантазия поэта, как стихотворная ямбическая строка саллитерацией на «з», но никоим образомне как реальность и уж тем более не как чаемый идеал. Потому что на самом делевсе совсем не так. Поэзия если где и правит жизнью, то лишь в архаичных,родоплеменных или фанатично-религиозных сообществах.
Я нестану спорить с поэтическими грезами о «золотом веке» архаики: в конце концов,еще античность увлекалась такого же родагрезами.
Но ярешительно против «реванша» архаики в реальной жизни. Я не хочу жить ни подомострою, ни по талмуду, ни по шариату, ни по какой-нибудь салической правде.
«Мировомугороду» есть в чем каяться перед «мировой деревней», но это не значит, что«мировой город» должен смириться перед этой «мировой деревни»контрнаступлением. А то, что, как ты пишешь в «Норумбеге», «мир постепеннодрейфует назад, к фундаментализму и традиции» - это и есть такоеконтрнаступление. А раз так, то я согласен и на «либеральную жандармерию». Ноэто - совсем другая и притом слишком серьезная и сложная тема.
Тыспрашиваешь, уж не подростки ли создали «Каббалу» и «Веданту». Сам я этих книгне читал (да и ты, скорее всего, с ними знаком по пересказам и отдельнымвыдержкам), а то, что я о них знаю - по тем же пересказам и выдержкам, - никакне позволяет мне заподозрить в них неисчерпаемый кладезь мудрости. Ни в ученииоб иллюзорности видимого мира, ни в толкованиях тайного значения букв Торы.Хотя там, конечно, есть своя поэзия. Так же, как и в твоем высказывании «сознательно осознаватьнеосознаваемость неосознанного». Красиво сказано, хотя лично для меня этополная бессмыслица.
Наширасхождения можно показать на простой модели. Древний кузнец сопровождал своюработу магическими заклинаниями. Я в этих заклинаниях могу видеть высокуюпоэзию или богатый этнографический материал, но я не допускаю и мысли, что этизаклинания могли иметь какое-то технологическое значение, разве что помогали занеимением часовых устройств отмерять время той или иной операции.
Тележноеколесо придумал взрослый гений, а Колесо Сансары - мечтательный ребенок.
Япрекрасно понимаю, что способность к пустой болтовне есть величайшаяспособность и величайшее достижение человечества, что эта способность естьпервопроявление и необходимая предпосылка абстрактного мышления и в этом смысле- основа всей нашей цивилизации. Которая, тем не менее, зиждется, образно говоря, на теореме Пифагора, аотнюдь не на пифагорейской мистике.
Философияможет быть красивой, увлекательной, остроумной, но не бывает философииистинной. И я не понимаю, чем это «философия ковбоев» априори хуже «философиибюргеров». У «ковбоев» есть даже некоторое преимущество - они, вроде бы, вменьшей мере, нежели «бюргеры», претендуют на прикосновенность к Абсолюту.
К словусказать, «Закат Европы» - это все-таки Шпенглер, а не Шопенгауэр. Конечно же, утебя описка, но симптоматичная для символистического подхода, когда важен неконкретный философ, а символ философа..
Тыспрашиваешь: «Стихи для тебя что? Тексты? Ты получаешь наслаждение от текста?»Отвечаю: да, стихи - это тексты. Без читателя любой текст, будь то СвященноеПисание или вечерняя газета, - ничто. Нам, стихотворцам-стихоплетам, конечноже, отрадно верить, будто наши тексты, наши сотрясения воздуха что-то весят навесах вечности, но на самом деле без читателя, без кого-то другого - они невесят ничего. Свое читательское, да и писательское удовольствие я получаю не«от текста» как такового, а от диалога, от своего чувственного и мыслительногоотклика на текст.
Всепроходит, и вряд ли можно считать, будто «Илиада» «остается основой европейскойцивилизации», тем более что западному, невизантийскому средневековью она вообщебыла неизвестна и всплыла лишь в эпоху Возрождения.
Еслиуж говорить об основах западной цивилизации - то это, скорее всего, Новыйзавет, римское право и «Математические начала натуральной философии» Ньютона.Впрочем, к предмету дискуссии это не имеет прямого отношения.
Вконечном счете, затевая этот спор, я исходил из одного-единственного тезиса:увлечение архаикой, «апология варварства», выходя из сферы «чистой поэзии»,несет в себе определенные интеллектуальные (а вернее, антиинтеллектуальные)соблазны и опасности - что и было подтверждено ходом дискуссии.
