Я никогда не рисовал сам, для удовольствия…. Или почти никогда. По рисованию вшколе имел 3 и 2… чего больше, не помню, но в сумме 5 никак не выходило.
Я поступал во все кружки истудии, какие мог, и однажды поступил в студию выжигания по дереву. Мне даливыжечь лося. И я выжег его калёным железом, отчего он получился совершеннообугленный.
Хотя в СССР не было обществазащиты прав животных, меня тут же из кружка исключили, видимо, чтобы создатьпрецедент. С тех пор я не люблю кружковщины….
Зато я общался с некоторымиумершими людьми, в основном с дедушкой. От него я узнал, что душа бессмертна, ичто в конце жизни я стану художником. Этой новостью я поделился с младшимбратом. Он, в отличие от меня, был гораздо более начитанным, ибо 23 раза читал«Легенду о Тиле Уленшпигеле», и, наверное, знал кое-что о Библии. Во всякомслучае, он не стал мне предлагать чечевичную похлёбку, а просто со мнойдоговорился.
Так как я уже пишу стихи, то,чтобы я и впредь занимался этим прискорбным делом, а уж он, как-нибудь, будетрисовать.
Так как я заботился оменьшом, то честно выполнял принятое на себя обязательство. Чего не могусказать о нём. Он написал-таки несколько замечательных произведений, которые ядолгое время хранил, но потом автор взял их, чтобы издать, и они пропали.
Когда я женился, моя женасразу оценила своеобразный талант брата, и на его вопрос, что ей подарить насвадьбу – ответила – «Рисунки!» Моя жена по профессии ландшафтный архитектор.Только такой человек мог оценить произведения, выполненные коричневымкарандашом на серой туалетной бумаге.
Медовый месяц мы провели заувлекательным занятием – классификацией и сохранением разнородной писчебумажнойпродукции, в результате чего многое удалось спасти.
Однажды холодной зимней ночью, когда бушевала ледяная вьюга, жена разбудиламеня, и сказала:
– Я знаю!
– Чего?
Не понял я, протирая глаза.
– Я знаю, какая должна быть книга твоих стихов и рисунков твоего брата!
На дворе стояла Перестройка.И мы начали копать отсюда и до обеда, и закончили через пять лет, издав книгу1000 тиражом, и совершенно разорившись. За это время брат стал издателем, книгавышла из него, и наши отношения заметно расстроились.
А книга победила навсесоюзном конкурсе, получила премию и дипломы, и всячески делала вид, что онани в чём не виновата.
Несколько лет мы пыталисьвылезти из долговой ямы, которой оказалось наше творение, и, наконец, оказалисьна поверхности. Тут же к нам пришла наша подруга – художница, и сказала, чтоона будет делать с нами следующую книгу. Иначе она умрёт.
Мы начали всё сначала, норешили, чтобы картины были на чём-нибудь более долговечном, тогда книгу можнобудет сопровождать выставками.
На словах договорившись, чтовсе доходы будут пополам, а расходы только наши, мы полезли в новое подземелье.Так как книга, которую мы собирались издавать, была уже написана, и недоставалотолько картин, я написал искусствоведческую статью о творчестве художницы,чтобы помочь ей найти свой зыбкий путь в океане китча и постмодернизма.
К этому времени мой сынпоступил на режиссёрский факультет частного университета, и ему нужно было сделатькурсовой фильм. Он взял мою статью и использовал её, как сценарий и закадровыйтекст, включив заодно написанную и записанную мной песню на ту же тему.
И тут случилась катастрофа. Когда он принёс фильм в университет, ему сказали,что фильм, конечно, гениальный, но нечестный, потому что использует гениальныйматериал, а у других студентов такого подспорья нет. Так я удостоился самойвысокой оценки своего творчества, а заодно узнал, что если тебя назвали гением,значит, пора отбегать куда-нибудь подальше.
Для моего же сына дальнейшаяучёба превратилась в сплошную травлю и борьбу с его фильмами. Как говорилизнающие люди, его приравняли к Тарковскому, все учебные фильмы которого воВГИКе уничтожили.
Эта история так подействовалана нашу подругу, что она, не дождавшись общих доходов, пришла и забрала своикартины, оставив нас только с нашими расходами.
Мы опять оказались в яме, идружно соскальзывали с её скользких стенок.
И тут ко мне пришли мои умершие, и сказали, что этот проект должен сделать я.
Я очень испугался, нопротивится воле более опытных товарищей не смог.
И потом, нужно было на что-тоопереться, чтобы вылезти оттуда, куда мы попали по своей художественнойинициативе.
Внутренне проникнувшись идеей,что должен начать рисовать, я поехал с семьёй в Крым. Там оказалось, что людиуказывают на меня пальцем и говорят про меня, что я художник, хотя, я им ничегоплохого ещё не сделал.
Дети были более прозорливыми,но взрослые их не слушали. Как-то я шёл на пляж совершенно в плавках по этомуслучаю. На встречу мне попались мать с дитятей. Женщина спросила чадо, знает лионо что это такое, указывая в мою сторону. И ребёнок, несмотря на летнююкрымскую жару и соответствующий антураж, уверенно определил меня, как Деда Мороза.Мать же обескуражила нас обоих, обозвав меня художником.
Какой-то человек на пляжепристал ко мне, и две недели уговаривал, чтобы я научил его племянницу рисоватьлица. Она кончила художественное училище, но лица у неё, в отличие от моих,получаются какие-то мёртвые.
После этого дежавю я стал упрашивать жену и сына купить мне краски и кисточки,поскольку никогда этого не делал, и не представлял, какими они должны быть.
Жена долго не соглашалась, иотносилась к этому, как к дурному сну, поскольку в нашем представлении живописинадо очень долго учиться.
Ко мне пришла моя другая подругаи сказала, что художник должен, хотя бы, хотеть рисовать. Она посмотрела мнестрого в глаза и спросила – хочу ли я? Я робко в ответ посмотрел в её, и честнопризнался, что – нет!
Тогда она подарила мне двекниги. Одну по технике рисунка, а другую по технике живописи.
К этому времени родные ужесжалились над моими безумными мольбами и купили мне краски, кисточки и холст,сожалея о деньгах, которые пришлось выбросить, и которыми, может быть, можнобыло заштопать кое-какие дыры.
Целый месяц лежали краски, ноя не знал, как их открыть, и чего с ними потом делать.
В книге по технике рисунка инашёл выразительную графику, которой были созданы удивительно отталкивающиеобразы.
Тогда я открыл вторую книгу инемножко её почитал, надеясь, что от этого станет понятно, что делать стюбиками и куда намазывать масло.
Книга была местамизахватывающая. Из неё я узнал, что Леонардо Да Винчи готовил свинцовые белилана навозе…(с тех пор я, на всякий случай, их не употребляю), но, увы, она заканчиваласьгде-то в XVII веке на малых голландцах, и ктюбикам не притрагивалась.
Наконец, невидимые мои друзья не выдержали и сказали, чтобы я мазнул. Я сначалане расслышал и переспросил:
– Лизнул?
– Да, нет же! Мазнул!
Кто-то мне принёс ещё ильняное масло, и я, не зная зачем, приговаривая, «масляна головушка – шёлковабородушка», мазнул и его….
Так я стал художником!
Первым делом я изобразил свою жену. Потом всех, кто мне помогал, сначала на Том, а потоми на Этом Свете.
Так как мой клиническийслучай вызывал сострадательное любопытство у многих, то к тому времени, как явсех нарисовал, проект был почти готов. Так что я оказался в двойном долгу уТого и Этого мира, который никак не могу вернуть… Но это уже другая опера.
13.06.2009. Сан Луис Ма.Бразилия © ЕСИ
http://www.algabriona.ru/
eciarteci@mail.ru
