Картина Евгения Ицковича
Церковь моей жизни… Это нечто с трудом проговариваемое сквозь детское косноязычие, пробующее на языке орешковый лепет. Это то, чем заканчивается речь и путь, путь изначальный – путь речи.
Нарышкинское барокко... барок-ко... как будто мама ведет за руку, а ты неуверен и спотыкаешься, пробуешь башмачком подошву асфальта – барок-ко... нарыш-кинское...
Так и повелось. Подъезжая к дому поездом метро, тоскуешь, скучаешь, но как только улыбнется тебе золотая луковица нарышкинская... – всё…приехали!.. Счастье, трепет... дома!
Сознание мира детского, как и карта древности на трёх китах, непременно оканчивается церковью. Весь район укрепляется ею и как бы берёт в название.
Ну, право, откуда бы ещё такая нежность, такая по-птичьи вытянутая шея, если бы не она – «Покрова в Филях». Ну разве есть ещё такое, только послушайте: Фи-ли... Это потому, что под Покровами.
А если уж надо совсем где-то далеко – на другом конце – не обратной стороне луны, то и длиннейший путь придомного автобуса заканчивается прозрачным отражением красной кладки с розовой кисеёй раствора стен женского монастыря.
– Здравствуй, Новодевичий! Здравствуй, Нарышкинское барокко!
Я возвращаюсь по приметам жизни.
Метро – это первый шаг на порог. Метромост от Смоленской через Москва-реку на уровне третьего этажа – это второй. Жутко: въезжаешь в стену жилого дома, и, кажется, вторгаешься коричневой кожей сиденья в чужую постель, чужую интимную жизнь, и тут же, от теплого пара совокупления, выскакиваешь на чистый воздух, на просторную волю реки!
– Есть ли кораблик? Можно ли потрогать?
А вон и буй, и пристань, и гранитные берега! И здесь река, как сердце между ребер бьется, плещется, успокаивается.
И тут уж не зазеваться, через пролёт с туннелем, через Киевскую и Студенческую – моё дерево, моя круглая загадка. Оно первое расцветает и последним становится прозрачным, и тогда на его разоренных ветвях обнаруживается гнездо и птица – сторожевой подъездных путей.
Так близко, что из окна рукою достанешь, и уместишь ствол на ладони ребенка! Всего через несколько путей, у домика железнодорожного смотрителя, скользящего между рельс и похожего на каменную конуру неведомого мастодонта металлолома. Но никогда, никогда не мог я взять в губы листик его, и ощутить языком зелёную мякоть причащения!
Так близко, но не дойти – всё загорожено будками и заставами, пропусками и недоверием. Оттого-то и не знаю я дерева моего. Кто ты – Липа или Тополь? Или, быть может, Вяз? Круглое, рисунок жизни смятой копиркой на белом листе, древо мира, Вседрево.
Иногда поезда устраивают соревнование, и метропоезд нагоняет электричку, чтобы уже отстать навсегда у ближайшей станции. И ты болеешь, ёрзаешь на сиденье, только бы твой поезд обогнал уходящий, только бы твое окно вырвалось вперёд, хоть на грудь. А потом устаешь, обмякаешь. Они же куда-то в другое место, не к дому... в Киев!..
И, опустошенный, погружаешься в транс туннеля…
Кутузовская, Фили – неужели и вас когда-нибудь переименуют?!
И здесь спиной ощущаешь пронзительный окрик холодной глади.
– Река!
Но уже другая, сосредоточенная, с красным баком на сером теле, с низким купающимся берегом, под высоким мистралем звездного неба... и попыткой опомниться считаешь вагоны расходящегося с моста за пустынные горизонты товарняка: 1, 2, 3... 30... 50... 100...
Всё!.. Умерли!..
Подъездные пути, сдавленные заводами, цехами – вдруг открываются куполом золотых покровов, и пока ещё смотришь, твердишь глазами крест, поезд заученно выговаривает: «Суворовское училище, детский парк, депо с часами в дальнем конце на здании. А сколько же там?..
Дома!!!»
Разговоры из детства:
– Пойдём к старым складам за «Детский парк», знаешь, церковь?
–А что в ней хранится?
Разговоры из юности:
– В нашей церкви «Покрова в Филях» теперь музей Андрея Рублёва. Там будет концерт, очень хорошая музыка, пойдём?!
И в молчании провожаю взглядом, нет – душой, нет – сердцем!!!
Я уезжаю!!..
На долгий путь Нарышкинским барокко
Я был отпущен с раннего утра.
Я тихо молвил горькое – Ура!
Прощай, прощай – звучало, как – пора!
Я поклонился храму или року.
И долго ждали «Покрова в Филях»,
Пока я скроюсь в долгий пласт дороги,
Пока замрут встревоженные боги,
И небо покраснеет на углях.
3-4.06.1991г. © ЕСИ
http://www.algabriona.ru/
eciarteci@mail.ru