В среду, 26 октября, президент Ирана Махмуд Ахмади-Неджад «обновил» пожелание умершего 16 лет назад аятоллы Хомейни о том, что Израиль должен быть стерт с карты мира. Более того, он понадеялся на расширенное выполнение этого пожелания: «Да поможет нам Аллах, и мы увидим, наконец, мир без США и сионизма». Вряд ли мы имеем дело с ошибкой перевода. Во всяком случае, аудитория – участники мероприятия «Мир без сионизма» – высказывание поняли достаточно однозначно, выкрикивая: «Смерть Израилю! Смерть Америке!».
Некоторые цивилизованные страны на это уже отреагировали достаточно резко, кому-то, вероятно, это только предстоит. Израиль устами Шимона Переса потребовал исключения Ирана из ООН. К сожалению, как и ее предшественница – Лига Наций, – Генассамблея в этом смысле мало на что способна. Надо сказать «спасибо», что хоть отменила свою позорную резолюцию 1975 года.
Остается вопрос: что нового мы узнали из высказывания Ахмади-Неджада?
То, что постреволюционный Иран не признает права Израиля на существование – и так было всем хорошо известно. То, что Иран вместе с Сирией стоит за «Хизбаллой», ХАМАСом и «Исламским джихадом», а значит, речь идет не о простом уповании на Аллаха, но активном приближении чаемого момента, – тоже.
Новое – то, что настолько резкое высказывание прозвучало открыто от главы светской ветви иранского государства. Новое – то, что это прозвучало в момент обострения ситуации вокруг Ирана и Сирии, в момент, когда Израиль осуществил одностороннее отделение, выведя поселения из Газы и части Самарии, когда появилась какая-то надежда на продвижение переговорного процесса, когда палестинский террор продолжается, но существенно реже, причем сейчас даже можно поверить в утверждения о непричастности к нему высшего руководства Автономии.
Известно, что в ближайшее время Совет Безопасности должен рассматривать внесенный тремя постоянными членами этого органа – США, Британией и Францией - проект резолюции, требующей от Сирии сотрудничества с комиссией по расследованию убийства ливанского экс-премьера Рафика Харири, а также полного отказа от поддержки террора (то есть в Ираке, Ливане и Израиле). При этом речь ни в коем случае не идет о попытке поставить руководство страны в заведомый тупик, развязать войну, свергнуть власть, привести к власти своих ставленников и т.д. Башару Асаду по сути предложено закончить реформы, начатые внутри страны, освободиться от наиболее одиозных соратников отца и, ссылаясь на внешние обстоятельства, построить умеренный арабский режим (что-то вроде нынешней Иордании).
Если международное давление будет достаточно дружным – иного выхода, кроме как пойти на уступки, у Асада практически не останется – свергнуть его режим не очень сложно, труднее, правда, будет найти приличную замену, но самому Асаду от этого легче не станет.
Россия (как и Китай) не склонна поддерживать «излишнее» давление на Сирию. Причем сразу из двух оснований: общего - дурно понятой геополитики (точнее, стремления везде где возможно и относительно безопасно бороться с единственным «полюсом» Земли) – и частного – надежды вернуть Сирии статус главной опоры в регионе. Опоры – военной и экономической.
Для первого уже предприняты шаги – простив большую часть долга за вооружение, купленное «при Советах», мы уже начали поставлять новые вооружения, почему-то надеясь, что деньги за них постигнет какая-нибудь другая судьба. Эта другая судьба возможна: если в Сирии все-таки сменится власть, вопрос будет не столько в невозможности заплатить, сколько в признании или непризнании долга. Более того, чем больше Сирия закупит в России, тем меньше вероятность того, что нам удастся дождаться возврата средств, поскольку наращивание вооружений страной - покровителем террора усиливает беспокойство тех, кто с этим террором пытается бороться, – хоть в Багдаде, хоть в Иерусалиме.
Параллельно сирийскому террористическому сюжету активно развивается иранский ядерный.
МАГАТЭ уже приняла резолюцию о необходимости направления иранского досье в Совбез ООН, но пока не определилась со сроками. 24 ноября должно быть заседание Совета управляющих МАГАТЭ, к которому готовится очередной отчет. Там, возможно, и будет принято решение о Совбезе.
Параллельно на Иран осуществляется давление с разных сторон в направлении возвращения за стол переговоров (передача дела в Совбез - это как бы угроза). У России даже есть свое предложение – построить на нашей территории совместный завод по обогащению урана, который можно было бы контролировать (в отличие от заводов на территории исламской республики).
И правда: если забыть о разнообразной геополитике, ничего хорошего нашей атомной промышленности переход Ирана к собственному обогащению урана не несет. Выгоднее его продавать или хотя бы получать частичный доход в случае совместных работ, нежели следить за тем, как бывший покупатель теперь готов обойтись своими силами.
Правда, о геополитике никто и никогда не забывает: авось Иран никогда ничего не направит в нашу сторону, а беспокойство США нам – бальзам на свежие раны, нанесенные дружным непониманием Грузией и Молдавией счастья от российских миротворческих усилий.
Однако очень уж жестко взяло нынешнее руководство Ирана – так, что умудрилось успешно сплотить Запад, да и Россию поставить в неудобное положение: не заявишь же официально, что нас иранские ракеты совсем не волнуют – какие бы боеголовки на них не стояли – приходится и самим подключаться к увещеванию. А иначе как дойдет до смены режима – может, и заказы на АЭС пропадут.
В неудобном положении оказался и сам Иран. Того и гляди – единственная последовательная союзница, Сирия, под международным давлением переметнется и превратится в противницу, да и у самих неприятности возникнут. Неужели нет способа расколоть относительное единодушие наступающих? Или хотя бы пробудить активность молчащих в сторонке потенциальных симпатизантов?
Конечно, есть! Это старый, любимый многими арабскими (и шире – мусульманскими, и еще шире – «неприсоединившимися») странами вопрос о злобных израильских агрессорах, занимающих исконные «палестинские земли». Здесь многим (хочешь – не хочешь) отмолчаться не удается. Хотя бы для того чтобы не испортить отношения с мусульманским миром, который, в свою очередь, боится испортить отношения с той самой «улицей», которая после миллионов обличительных речей, проповедей, школьных уроков, газет и телепередач почему-то люто ненавидит Израиль.
Ни в коем случае не пытаясь усомниться в искренней горячей ненависти иранского руководства к Израилю и США, позволю себе предположить, что эти скандальные высказывания прозвучали сейчас не случайно. Достаточно надежный способ привлечь массу сочувствующих для себя и сирийских «братьев» - это спровоцировать поляризацию не по вопросу убийства арабского политика спецслужбами двух арабских государств и даже не по вопросу ядерной программы мусульманского, но не арабского (причем имеющего весьма сложную репутацию) государства, а по линии – враг /друг Израиля.
Это не значит, что высказывания Ахмади-Неджада должны быть спущены на тормозах. Но свергать его надо не за это. Более того, очень важно аккуратно соблюдать последовательность действий, не допуская торопливости и недопривлечения потенциальных союзников – как это случилось в Ираке.
Сначала вообще лучше решить вопрос с Сирией. Причем Россия заинтересована в том, чтобы это были именно уступки Асада, а не радикальная смена режима. Чтобы оставалась хотя бы часть элиты, которая могла бы если не вернуть остатки старых и новые долги, то частично их превратить в инвестиции, сохранить там российскую военно-морскую базу в Тартусе и т.п. А для этого необходимо не столько заявлять о контрпродуктивности санкций, сколько убеждать Сирию сотрудничать с международным сообществом (кажется, наш президент даже начал это осуществлять), а параллельно договариваться с Западом об отступных.
С Ираном, конечно, проблем ожидается куда больше. Момент, когда можно было добиться сносного результата сочетанием поощрения открывания общества («ключами Сороса») и дружного давления мирового сообщества в направлении отказа от ядерной программы, похоже, и правда упущен. И отчасти по нашей вине.
Мы не разделяем надежд уважаемого Дмитрия Тренина на то, что ядерную проблему удастся решить в комплексе – как часть более общего вопроса о роли Ирана в регионе. То есть подход этот нам кажется, несомненно, продуктивным, но, вероятно, тоже для предшествовавшего этапа. Ныне к власти пришла самая опасная генерация иранских политиков – не те, которые сформировались еще при шахе, сделали революцию и уже привыкли к каким-то политическим методам, определенной стабильности, кто уже очень условно может быть назван «революционерами». Не те, кто сформировался уже после революции, когда естественной была уже реакция определенного отталкивания от ее «идеалов». К власти пришли именно те, чья молодость пришлась на революцию. Те, кто ее делал - в качестве не политиков, а активных исполнителей. Те, кто сформированы именно ею. И самый яркий представитель этой генерации – сам Ахмади-Неджад, с хохотом дикаря взирающий на то, как вокруг него вращаются классические «сильные мира сего» – и внутри страны, и за ее пределами.
При всей склонности к хитростям и уловкам, он, судя по всему, искренен в своем радикализме, ригоризме. Для достижения своих целей нынешний президент будет готов использовать любые средства. Можно не сомневаться, что нашим дипломатам и военным, вопреки их ожиданиям, еще придется услышать веселые намеки (скажем, накануне какого-нибудь важного голосования в Совбезе ООН) новых иранских руководителей на появившуюся возможность их ракет долететь до российских городов и весей.
Это опасность нового руководства – но это и некоторый шанс, поскольку а) текущая ситуация четче обозначает опасности для тех за границами Ирана, кто сомневался в их наличии, б) инстинкт самосохранения остальных групп иранской элиты при определенных условиях может привести к смещению нынешнего руководства и существенной корректировке курса.
Для этого, впрочем, желательно совпадение достаточно многих условий, главное из которых – максимально объединенные усилия международного сообщества. Это, кстати, вместе с перспективами овладения ядерным оружием ставит определенную границу длительности ожидания. Уже сейчас Китай начинает порой занимать позицию не тихого сопротивления (как по иракскому вопросу), а жесткого проведения собственной линии. Но пока это в основном относится либо к непосредственным интересам КНР, либо к проблемам, возникающим в восточноазиатском регионе. По мере усиления китайского фактора решение иранской проблемы может стать существенно более проблематичным.
Есть факторы, ограничивающие и с другой стороны, - не раньше какого момента лучше начинать операцию в Иране. Кроме необходимости заблаговременного решения сирийского вопроса, это еще частичная стабилизация в Ираке. Понятно, что окончательного урегулирования там ждать долго, но если все основные этно-конфессиональные группы и элиты окажутся втянуты в выборы в парламент, если удастся обеспечить ощущение учета интересов суннитам, невиданной до того самостоятельной власти – шиитам и почетного, выгодного и автономного места в полиэтническом Ираке – курдам, если уменьшится пока что огромная нужда в вооруженных силах союзников для решения внутренних проблем страны, ситуация будет благоприятствовать переключению на Иран. Тем более, что иранские шиитские элиты смогут убедиться, что власть, взятая американцами у Саддама, во многом передается их братьям по вере.
В случае Ирана дело явно не обойдется угрозой санкций. Заставить свергнуть нынешнее руководство и демонтировать религиозную ветвь государственной власти изнутри (или почти изнутри) сможет только очень жесткое внешнее давление по всем фронтам, сочетаемое с постоянными контактами с удаленными от власти группами иранских элит. Правда, контакты эти лучше бы поддерживать отнюдь не США (если речь будет идти не об остатках еще шахской офицерской корпорации). Здесь как раз может быть достаточно существенной роль Европы и России.
Блокада Ирана может дестабилизирующим образом воздействовать на мировую экономику, однако, если удастся до того частично восстановить иракский экспорт нефти, то радикально подскочат, вероятно, только цены на газ. От чего Россия скорее всего только выиграет (лишние поступления в Стабилизационный фонд, досрочное погашение госдолга, погашение долгов «Газпрома», возможность держать относительно невысокие внутренние цены на газ за счет высоких внешних и т.д.).
Иранский вопрос заведомо ближе коснется России, чем иракский. Может ли конфронтационно настроенная часть российской элиты попытаться сломать описанный сценарий? Если будет думать не столько о выгодах нашей страны, сколько о потерях США, то она сможет его существенно затруднить. Среди возможных последствий – дальнейшее ослабление механизмов Совбеза ООН, более длительная нестабильность в нашем южном подбрюшье, достаточно радикальное ухудшение отношений с Западом, отказ новых властей Ирана от сотрудничества с российскими бизнес-структурами, форсирование Европой попыток диверсификации источников газа.
В случае же реализации предлагаемого сценария можно ожидать существенного укрепления отношений в рамках антитеррористической коалиции и усиления влияния России на Ближнем и Среднем Востоке.
А если кто-то и будет в результате стерт с политической карты, так это только последние режимы региона, открыто поддерживающие международный терроризм.