Ясир Арафат умер — вне зависимости от того, что на эту тему еще когда-нибудь передадут информационные агентства со ссылкой на очередных людей из окружения «символа палестинской революции» и самого богатого палестинца.
Арафат умер еще недели две назад, потому что всю свою сознательную жизнь он концентрировал в своих руках максимум ниточек, управляющих происходящим вокруг. Сейчас система, им созданная, включая старшую жену — палестинскую революцию — и младшую — экс-секретаршу Суху — уже много дней всячески манипулирует им самим.
Арафат умер, потому что к смерти уже все приготовили — израильская полиция отработала план «Другая реальность», палестинское руководство договорилось о месте прощания и захоронения, пригласило почетных гостей, распределило на первое время должности, Суха выбила еще несколько дней статуса «жены вождя», а не аферистки, надеющейся прибрать к рукам оставшиеся сотни миллионов или миллиарды, некогда выделенные на палестинскую революцию и построение государства.
Но это естественная трагифарсовая часть происходящего: всякий авторитарный властитель создает систему, которая может нормально работать только при его руководящем и направляющем участии, и то не всегда. А, значит, рано или поздно история отыгрывается на нем, на его имени или на его детях.
Более существенно другое. В своих достаточно сдержанных соболезнованиях Джордж Буш написал: «Смерть Ясира Арафата — важный момент в истории палестинцев».
В некотором виде, весьма характерном для нашей молотовско-громыковской школы дипломатии, это оказалось развернуто в соболезнованиях, отправленных от имени главы нашей страны: «Из жизни ушел авторитетный политический деятель международного масштаба, который посвятил всю свою жизнь справедливому делу палестинского народа, борьбе за реализацию его неотъемлемого права на создание независимого государства, сосуществующего с Израилем в мире, в рамках безопасных и признанных границ. В России высоко ценят вклад главы ПНА в укрепление дружественных российско-палестинских отношений».
Конечно, «авторитет» у Арафата был весьма специфическим — что-то вроде: «Посади свинью за стол…»: базируясь в Иордании палестинские боевики во главе с Арафатом чуть не захватили там власть, после того, как Хусейн бен Талал кого-то уничтожил, кого-то прогнал, Арафат со своими сторонниками стали концентрироваться в Ливане, во многом спровоцировав в этой до того богатой и мирной стране гражданскую войну. После исхода из Ливана Арафат, несмотря на стабильную помощь со стороны монархий Персидского залива поддержал Саддама в захвате им соседнего Кувейта…
Вклад в укрепление дружбы с нашей страной, вероятно, оказался лучше всего заметен, когда, по приказу Арафата, его люди в 1985 году в Бейруте захватили советских дипломатов, расстреляв для острастки одного из них (от СССР требовалось надавить на Сирию, чтобы та помягче относилась к палестинским боевикам, засевшим в Ливане).
Стремление к сосуществованию с Израилем демонстрировалось Арафатом и его ближайшими соратниками постоянно. От призывов сбросить его в море до сообщений о готовности немногим оставшимся после этого в живых евреям, если таковые все же неожиданно будут выявлены, помочь разъехаться по домам. Впрочем, это было до исторических соглашений в Осло. После них, разъясняя сущность текущего момента арабской аудитории, Арафат не уставал призывать к «джихаду» «за освобождение Иерусалима» и сравнивать соглашения с Израилем с договором пророка Мухаммеда с племенем курейшитов, живших в оазисе аль-Худейбайя, по дороге в Мекку. Тот, опасаясь, что дело идет к его поражению, подписал с этим племенем договор о перемирии сроком на десять лет. Два года спустя Мохаммед набрал новые войска, уничтожил курейшитов и захватил Мекку.
Но если абстрагироваться от этих и некоторых других неточностей документа, подсунутого нашему президенту, суть становится понятна: Арафат — был реальным лидером палестинцев, контролировавшим в Автономии максимум возможного — от финансовых потоков и основной части спецслужб до террора — с его вспышками и угасаниями.
Конечно, Арафат контролировал не все и не всегда. Скажем, после неудачного выбора в ходе войны в Персидском заливе, который совпал с концом советско-американского противостояния (одним из фронтов которого был Ближний Восток), Арафат оказался в крайне неприятной ситуации, даже подкинутые в благодарность 150 млн. не могли утешить — за спиной не осталось Москвы и относительно единого арабского фронта, Интифада, грязнейшая форма борьбы, предполагающая выставление вперед детей и женщин, пошла на спад. Помощь пришла, откуда не ждали. Вместо того, чтобы продолжать политику Бегина и Шамира на очень постепенное и аккуратное замирение с арабским окружением, подкрепленную относительно удачным опытом Мадридской конференции, пришедшие к власти левые решили воспользоваться ситуацией и создать себе в лице Арафата партнера по переговорам с палестинской стороны.
Ословский процесс сейчас вызывает достаточно жесткие дискуссии, однако, если вглядеться в ситуацию, понятно, что предмет для реальных разногласий не столь уж и велик.
Неоспоримым фактом является рискованность самого предприятия. Был некоторый шанс того, что Арафат, как никто другой сумеет убедить палестинское общество в необходимости пойти на компромисс — согласиться на сосуществование двух государств. Был шанс, что этого не получится, что вернув и усилив влияние в Палестине, Арафат не остановится на достигнутом и продолжит наступление, восприняв готовность Израиля к миру за слабость.
Фактом является и то, что реализовался второй вариант. Дело даже не в том, как Арафат все время откладывал, выторговывая все новые уступки, внесение изменений в Палестинскую хартию, так, чтобы она не требовала уничтожения Израиля. Дело в том, что уничтожены оказались умеренные лидеры палестинского общества, продолжавшие жить на контролируемых территориях. Дело в том, что в Палестинской автономии в школах, мечетях и СМИ усилили пропаганду ненависти к Израилю, что в Израиле очень быстро появилось понятие «жертвы Осло» — после заключения соглашений палестинский террор только усилился.
Окончательный крах Осло был продемонстрирован когда Эхуд Барак, рискнул, несмотря на отсутствие соответствующего мандата (большинство Кнессета было против него), предложить Арафату совершенно беспрецедентные уступки — включая передачу Восточного Иерусалима. Восприняв это как окончательно доказательство слабости, палестинский раис начал подготовку второй Интифады. В качестве повода был выбран визит Ариэля Шарона на Храмовую гору: лидер правоцентристов произнес там свое послание мира.
К настоящему моменту вторая Интифада практически закончена. Первый раз ее (вместе с терактами) прервал Арафат вскоре после 11 сентября — слишком уж опасно тогда казалось продолжать ее (особенно с учетом многочисленных кадров палестинцев, ликующих от по поводу американской беды). Окончательно она пошла на спад после относительно жестких действий израильских войск, а особенно в ситуации, когда замаячила перспектива сплошной демократизации Ближнего Востока — никому не захотелось занимать очередь за Саддамом. У террористической волны на этот раз оказались немного другие закономерности.
Настоящим предметом разногласий по поводу вытаскивания Арафата из полунебытия и ословских переговоров с ним является только вопрос: насколько велик был шанс иного сценария. И разногласия эти носят отнюдь не теоретический характер, поскольку регулярно проецируются на очередные политические развилки.
Нашумевший план Шарона по одностороннему размежеванию тоже содержит очень много рисков. Хорош он тем, что не базируется на презумпции доброй или злой воли противоположной стороны — он призван работать вне зависимости от него. Хорош он и тем, что не изолирован, а является частью системы акций — от уничтожения главарей и инфраструктуры террора в Газе до строительства Стены безопасности. К недостаткам плана зато относится недопроработанная PR-составляющая — то, в чем всегда были более сильны израильские левые.
Некоторые аналитики и СМИ поторопились заявить, что смерть Арафата снимает главный аргумент Шарона — отсутствие субъекта переговоров с палестинской стороны. Утверждение странное, поскольку с исчезновением ненадежного визави не появляется автоматически надежный. Многое будет зависеть от конкретного хода событий в Автономии и вокруг нее.
Чего можно ожидать в ближайшее время?
Как бы ни договаривались межу собой различные группировки, понятно, что достаточно жесткой борьбы за власть не избежать. Борьбы внутри старшего поколения ООП — старых политиков, по преимуществу экс-эмигрантов(Аббасс, Куреи, Каддуми, малозаметный пока, но получающий заметный кусок власти Раухи Фаттух), между старшим и младшим и внутри младшего — руководителей служб безопасности и других военизированных структур (Мухаммед Дахлан, Джибриль Раджуб…), борьбы между ФАТХом и вообще классической частью ООП (все упомянутые) и более радикальными террористическими группировками. Есть еще отбывающие пять пожизненных заключений и какое-то количество лет в придачу Марван Баргути. На горизонте маячит неизбежная предстоит война за миллиарды Арафата.
В качестве инструментов борьбы будет работа с давно не проводившимися выборами и перетягивание власти между разными политическими институтами, радикальная риторика и социальный популизм, теракты вовне (по отношению к израильтянам) и внутри, попытки заручиться поддержкой разнообразных внешних сил.
Арафат умер. В смуте может выгореть, умереть и его дело — гремучая смесь террора и коррупции.
Понятно, что рано или поздно драка закончится. Не менее очевидно, что наряду с соревнованием в радикализме по отношению к Израилю и верности идеалам палестинской революции, начнут звучать нотки необходимости реализовать хоть какой-то палестинский проект — сделать то, чего не сделали в течение почти двадцати лет (до 1967 г.) арабские соседи, имевшие контроль над Газой и Западным берегом, чего не сделал за последнее десятилетие в еще более благоприятных условиях Ясир Арафат.
А если задача станет созидательной, значит, придется договариваться с Израилем. Кому это удастся сделать без катастрофических последствий для своего авторитета — Аббасу, Дахлану, а, может, в самый неожиданный момент Израиль достанет из рукава Баргути (благо, он находится ближе прочих — в израильской тюрьме)?
Так или иначе, определить степень серьезности намерений этой силы можно будет очень просто: перестанут ли в Палестине учить детей ненависти, перестанут ли посылать их с камнями и взрывчаткой, начнут ли, как мечтала Голда Меир, их любить больше, чем ненавидят детей израильских.