«Что нам Ирак? Это не наша война», – говорят одни. «Все на защиту Хусейна!» – другие. «Россия уже проиграла войну в Ираке – ей нужно срочно мириться с США», – третьи, как, например, организаторы прошедшего вчера обсуждения тезисов Института прикладных международных исследований. Практически все выступавшие там – сотрудники Института и внешние эксперты – оказались едины в необходимости успокоиться, «остановиться, оглянуться».
Вообще «мириться» с США наша общественность не очень настроена – Штатам и так бросили кусок невиданной величины: сам президент заявил, что мы остаемся стратегическими партнерами. Позиция Путина, как и российского МИДа, гораздо спокойнее настроений политической элиты, средств массовой информации и значительной части наших граждан. Так давайте попробуем разобраться, что и где могла и может проиграть (потерять) Россия в связи с этой войной?
В сфере экономики есть три вопроса: долги, нефтяные контракты российских компаний и общее воздействие кампании и ее результатов на конъюнктуру мирового рынка.
Долг Ирака перед Россией при Саддаме имел исключительное свойство расти. Перспектив выплаты не было. При постсаддамовском режиме Россия, как и другие кредиторы, смогут коллективными усилиями долг выбивать (российский составляет порядка 5% общего). Скорее всего, часть долга будет в соответствии с традиционной практикой списана. Но Россия при этом пострадает не больше прочих.
Нефтяные контракты представляют наибольшую проблему. Как именно их будет распределять послевоенная администрация – неизвестно. Можно предположить, что США будут крайне заинтересованы
Ход кампании пока что приводит к сложной динамике цен на нефть. И в будущем похоже никакого резкого спада не ожидается. Вопреки мнению наших конспирологов от экономики, нефтяная элита США (во многом стоящая за нынешней администрацией) категорически не заинтересована в существенном уменьшении нефтяных цен.
В сфере российской внутренней политики текущий проигрыш заметен куда больше. Резко усилилась популярность левых и правых движений националистического и ксенофобского характера. Почему? Потому, что, как заметил на вчерашнем круглом столе депутат Государственной Думы Владимир Рыжков, в России протест против операции в Ираке вовсе не носит пацифистского характера. Ковровые бомбардировки в Чечне не вызывали особых протестов. Достаточно точные – вопреки всем известным отклонениям – удары союзников – это возмущение вызывают. В Германии протест против войны имеет основанием пацифизм. В России, как и во Франции, – антиамериканизм.
Что происходит? Наши политики и многие журналисты по старым своим антипатиям несколько искажают картину реальности – придумывают, например, будто задача инспекции была проверить, есть ли в Ираке оружие массового поражения (в действительности речь шла преимущественно о другом – о контроле за разоружением, проверке доказательств уничтожения заведомо имевшегося оружия). Общество находит созвучные ноты и усиливает свой подспудный антиамериканизм. Теперь уже политики и журналисты боятся неаккуратно, слишком «проамерикански» выразиться – народ не поймет. Так и происходит взаимное усиление низовых комплексов и верхушечной инерции мышления. Даже либеральные политики, помня о предстоящих выборах, вынуждены лукавить, стараясь как можно сильнее дистанцироваться от проблемы под лозунгом «это не наша война». Будем надеяться, что это именно лукавство, а не слепота, ибо, как сказано в одной старой сказке, лжец лучше дурака – первый, когда пожелает, может сказать и правду, у второго это не получится вне зависимости от желания.
Конечно, лозунг «не наша война» такически верен – иначе как бы не пришлось помогать Саддаму. Верен ли он по сути – более сложный вопрос. Но самых сомнительных результатов Россия грозит добиться именно в сфере внешней политики. Она у нас, как известно, под непосредственным контролем президента.
В период Путина достаточно заметно стало существование в России двух внешних политик – внешней политики МИДа и внешней политики президента. Не в том смысле, что его приказы кто-то саботирует – Боже упаси. Дипломатическое ведомство служит верой и правдой – когда получает отчетливые указания, как это делать. По некоторым ключевым вопросам эти указания были четко озвучены, и МИД их дисциплинированно реализовывал. В более мелких случаях, а также тогда, когда точка зрения президента еще не сформулирована, МИД действует так, как понимает свою задачу сам.
А делает он это плохо. Антиамериканизм, поддержка «традиционно дружественных» режимов и сил в генетической памяти этого ведомства – сотрудники могут появляться новые, но установки наследуют проверенные. До сих пор в поворотные моменты Путину удавалось «победить» эту тенденцию. Самые яркие примеры: реакция России на 11 сентября, поддержка операции в Афганистане.
В борьбе за отношение к еще только намечавшейся иракской кампании победил МИД – и проиграла Россия. Президенту удалось навязать изматывающую борьбу за предотвращение операции – борьбу заранее проигранную. Как в свое время заранее была проиграна борьба против расширения НАТО или в защиту режима Милошевича.
Теперь российские официальные лица требуют прекратить операцию и вывести войска. Это серьезно? Ни один здравомыслящий человек не думает, что союзники могут на это пойти. Более того, если бы это случилось, среди главных пострадавших от новой волны «политического ислама» и терроризма была бы Россия. То есть требования выдвигаются только в расчете на то, что они не будут выполнены.
Союзники при всех возможных неудачах и затянутостях своего добьются – режим будет свергнут, начнется нелегкое строительство нового Ирака. Франция и Германия при первой же возможности подключатся ко всем этим процессам. Об участии же России может остаться память как о странной игре с неопределенными целями и заранее известным результатом, находящимся в иной плоскости нежели эта борьба.
Единственная возможность этого избежать – не проиграть войну в Ираке – внимательно посмотреть на реальные, а не вымышленные интересы страны – как в регионе, так и в мире. А вслед за этим, не дожидаясь окончания кампании, включиться в работу над созданием нового Ирака: продумать систему представительства различных групп населения (с учетом успехов и неудач опыта Ливана и Дагестана); подключиться к поиску относительно здоровых сил в иракском истеблишменте; готовить участие в тендерах на восстановление Ирака; разработать принципы «наследования» экономических обязательств с изменением режима и т.д.
А еще, наконец, задуматься над тем, как следует реформировать международные институты, чтобы не был мучительно смешно наблюдать за их деятельностью. Но это уже совсем другая история.
