Институт проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге выпустил новый аналитический обзор — «Юридическое образование в России». Автор — младший научный сотрудник ИПП, социолог Екатерина Моисеева.
Какое отношение эта проблематика имеет к ИПП? Формальный ответ — проект «Социологическое исследование юридической профессии в России», реализуемый ИПП при поддержке Российского Научного Фонда (номер гранта 14-18-02219). Попробуем дать содержательный.
ИПП при ЕУСПбесть основания воспринимать как наиболее серьезный российский исследовательский и экспертный центр в сфере социологии права. В зону внимания этой институции попадает деятельность всех основных структур, работающих в сфере, обозначенной в ее названии — от полиции до судов.
Подход из угла социологии права предполагает акцент на рассмотрении не абстрактных идей и принципов, но практических закономерностей функционирования правовых институтов. Практикуемая ИПП, наряду с исследовательской, экспертная позиция работает с проектированием инструментов воздействия на эти институты с целью увеличения общественного блага и уменьшения общественных издержек от их функционирования.
В полном соответствии с этим, во многочисленных материалах ИПП и его сотрудников, посвященных перспективам реформы правоохранительной системы России, большое внимание уделяется системе стимулов, которые могут не точечно, а систематически на нее воздействовать, а также увеличить возможности общественного (да и государственного) контроля за ней — от вынесения в отдельную независимую структуру системы сбора криминальной статистики и службы борьбы с должностными преступлениями через трехуровневое распределение ее структур до принципиального изменения критериев оценки деятельности системы.
Важную роль в ИПП отводят «корпоративной культуре» правоохранительной и судебной системы — формируемой во многом институциональным дизайном этой системы и формирующей по отношению к поведению конкретных ее представителей.
Среди факторов, воздействующих на эту культуру, — профессиональное образование. По большой части — юридическое. Понимание того, как оно устроено, какие профессиональные ценности, знания и навыки оно «производит», должно помочь пониманию устройства это «корпоративной культуры» и способов воздействия на нее(она, впрочем, не может и совпадать с тем, что производится в юридическом образовании — и в силу того, что не всякий выпускник идет именно в эти структуры, а, значит, возникает вопрос о нахождении вариантов производимого в вузах, и в силу того, что многое формальное и неформальное добирается на месте).
Так, органическая часть проблематики социологии образования — социология юридического образования — оказывается не менее органической частью проблематики социологии права. Хотя, разумеется, исходная позиция так или иначе воздействует на перспективу рассмотрения одной и той же проблематики.
Обзор не является первой работой, посвященной юридическому образованию в России. Автор уже во введении напоминает, что «коллектив Института «Право общественных интересов» провел исследование российского образования, основанное на анализе качественных данных. Задача исследования состояла в том, чтобы понять, в чем преподаватели вузов, представители юридического сообщества и работодатели видят цель юридического образования и что должен уметь делать идеальный юрист».
Заметная часть результатов исследования вошла в книгу «Юридическое образование: поиск новых стандартов качества».Коллективом во главе с Дмитрия Шабельниковым, Асмик Новиковой и Ольгой Шепелевой проводились интересные круглые столы с привлечением преподавателей юридических дисциплин из различных российских вузов (многие материалы доступны на сайте Института). Надеемся, что полученные Институтом результаты будут использованы при дальнейшей разработке проблемы.
В отличие от упоминаемой работы, обзор ИПП построен не на качественном, а на количественном анализе официальной образовательной статистики обучения по юридическим специальностям в России. Основой послужили данные 2012 года.
До обнародования обзора сотрудники ИПП опубликовали по его проблематике три колонки в «Ведомостях», в рамках традиционной рубрики Института Extra Jus.
Первый материал — ведущего научного сотрудника ИПП Кирилла Титаева «Зачем участковому диплом» (сентябрь 2014 г.) — вероятно, был спровоцирован не столько проведением исследования, сколько опасными новациями в организации полиции — появлением требования о высшем юридическом образовании для желающих занять должность участкового уполномоченного: «Для полиции это фактическое снижение профильных требований к участковым - любой человек с юридическим дипломом, который способен пройти медкомиссию и согласен работать, становится участковым практически автоматически. Если руководитель начнет обращать внимание на какие-либо еще характеристики желающего, то и без того хилое пополнение сократится практически до нуля».
Отсюда неизбежен рост спроса на получение юридических дипломов произвольного качества, а значит стимулируется ухудшение качества юридического образования. Но и само это требование, как полагает автор, связано с состоянием образования: «Снижение уровня требований к выпускникам приводит к дальнейшей деградации профессиональной квалификации среднего человека с юридическим дипломом. Низкая квалификация юристов приводит к желанию повысить уровень квалификации всех смежных сотрудников...».
Уже из этого материала мы видим сложную взаимосвязь между юридическим образованием и функционированием правоохранительной (в данном случае) системы.
Второй материал — Кирилла Титаева и Екатерины Моисеевой «Каждый десятый — юрист» — явно базируется на данных исследования. Название объясняется просто: на 2012 год по юридическим специальностям обучалось 66о тыс. студентов. Общее же количество студентов в 2012 — 2013 году Минобрнауки оценивало в 6,5 млн. В этой и в третьей статье (Екатерина Моисеева. «Заочные юридические фабрики») подробно излагаются некоторые содержательные выводы количественного анализа, обогащенные пониманием, сформированным в ходе исследовательской деятельности в ИПП в целом.
Слишком подробно основное содержание доклада и статей мы излагать не будем — достаточно лаконичный обзор к материалу прилагается, а колонки серии Extra Jus лучше читать своими глазами. Остановимся лишь на некоторых тезисах.
Массовое
Количество подготовленных за последние 20 лет юристов Екатерина Моисеева оценивает в более чем в 2 млн. 10% от всех обучающихся в вузах в 2012 году (далее год оговаривать не будем, поскольку речь идет именно о нем)— тоже достаточно красноречивая цифра.
Заочное и платное
На заочном учится 70%. На официально платном — порядка 80%. Да, не всякое заочное и платное бессмысленны. Но есть вопрос о том, насколько удается привить ценности и научить ремеслу (включая анализ текстов, рассуждение и пр.) на расстоянии.
«В мировой практике есть группа специальностей, которые предполагают последующую работу, связанную с ответственностью за жизнь и здоровье людей. Заочное образование в таких сферах невозможно или почти невозможно», - пишут Екатерина Моисеева и Кирилл Титаев.
С некоторой тревогой может восприниматься и процент «платников». Вопреки универсальной идее о том, что плата за вход стимулирует большую требовательность и желание получить оплаченное в полном объеме, у работающих в образовании обычно ожидания по поводу «платников» заметно ниже. От себя добавим также, что некоторая часть обучающихся на бюджетных местах являются фактическими «платниками» - просто в обход официальных документов. Отдельный вопрос — какая часть и насколько совпадает поведение «черных платников» с поведением «белых».
Неглубокие корни, удаленность от центров
«Если в конце 1980-х в СССР было всего 30 вузов, выдающих юридические дипломы, то сегодня пойти учиться на юриста можно более чем в 900 вузов (включая филиалы)», - пишет Екатерина Моисеева. Да, совершенно не нужно идеализировать обучение и статус юристов в советское время (об этом есть и в цитируемой выше статье), но и ожидать, что слишком заметная часть восьми с половиной сотен заведений создали прорывные проекты, ставшие возможными только в условиях падения советской власти, тоже нет оснований (некоторые исключения вполне известны — заметная часть соответствующего направления НИУ ВШЭ, Российская школа частного права и т.д.).
Исследователь отмечает, что «вопреки ожиданиям, Москва и Санкт-Петербург не являются двигателями юридического образования: 85% всех юридических факультетов и более 80% всех студентов-юристов находятся за пределами двух столиц. Подавляющая часть юристов (67%) учится в региональных центрах». Еще 15% - «в иных населенных пунктах».
При этом кажется важным понимать, что даже когда мы говорим о нынешних региональных «классических университетах», очень небольшая их часть имеет глубокие традиции обучения юристов. Напомним, что полноценную дореволюционную историю имеют только Казанский (Поволжский федеральный) и Томский университеты. Есть еще Пермский, созданный 1916 г. как Пермское отделение Петроградского университета. Ведет свои традиции от Варшавского, эвакуированного в Ростов-на-Дону, Ростовский (ныне — Южный федеральный). В 1917 году юридический факультет появился в Саратовском. Мы при этом даже не касаемся вопроса о том, в какой степени удалось сохранить жизнь и работу, а также донести этос и ремесло до своих учеников профессуре этих университетов (аналогично — по ученикам).
Непрофильность
О чем идет речь? Условно профильными можно считать «классические» университеты с юридическими факультетами, специализированные юридические вузы и ведомственные учреждения профильных госструктур (МВД, Генпрокуратуры и т. п.). Хотя и с ними все непросто: «… название почти половины вузов, попавших в данную категорию (46%), заканчивается словами «и права», то есть юриспруденции в них отдается второе или третье место после экономики, управления, бизнеса и т.п.» Это, вероятно, отражает какие-то представления тех, кто формировал и названия, и характер обучения.
Условно же непрофильными автор считает «технические вузы» (7% вузов, 46 тыс. студентов) и «иные гуманитарные вузы» (52% вузов, 207 тыс. студентов). Иными словами, речь идет о 59% вузов и около 40% студентов. Автор куда более благосклонен к техническим непрофильным: «Если для технических вузов подготовка собственных юридических кадров, которые помимо знания правовых норм могли бы еще разбираться в ядерной промышленности или инженерном деле, имеет смысл, то представить большой спрос на филологов с базовым юридическим образованием довольно сложно».
Позволим себе предположить, что речь все же не идет ни о физиках, ни о филологах с юридическими дипломами. Речь даже не идет о юристах с хорошим знанием физики или филологии (хотя какая-то экспансия на лакомую территорию нагрузки со стороны профильных для вузов кафедр была поначалу почти неизбежна). Юридические факультеты (как и экономические) появлялись заметной часть с достаточно понятной целью. Для кого-то — чтобы заработать на поддержание «плохо продающихся», но важных специальностей. Для кого-то — просто, чтобы заработать.
Для гуманитарных вузов некоторую роль мог играть и статусный момент — желание стать классическим университетом, постепенно покрывая все основные сферы социо-гуманитарного знания.
Начиная итоговую часть своего обзора, Екатерина Моисеева пишет: «Цель настоящего обзора состояла не в том, чтобы дать детальную оценку российскому юридическому образованию, а чтобы представить реальные факты и сформировать актуальную повестку дня. Анализ статистики позволяет взглянуть на юридическое образование под иным углом, развеять некоторые мифы и задать новые, релевантные текущей ситуации вопросы». Констатирующую их часть мы уже кратко изложили выше, здесь же сосредоточимся на тех из них, которые как кажется, требуют дальнейшего обсуждения.
1. Один их ключевых поставленных в обзоре вопросов — на какие содержательные группы в зависимости от параметров юридического образования есть смысл делить юридическое сообщество: «Какие... сегменты юридического образования существуют и как различается процесс обучения, преподавательский состав, социально-демографические характеристики студентов в разных сегментах?» Как это влияет на их ценности, на характер деятельности и т. д. Продолжая логику исследователя — какие кластеры могут быть допустимы для определенных видов деятельности и очень нежелательны для других, на какие можно опираться в институциональных реформах, а какие, напротив, будут их тормозить? В какой степени и какие нынешние процессы в правоохранительной и судебной системах могут быть увязаны с процессами в юридическом образовании? Если, конечно, вообще можно говорить о наличии таких зависимостей.
2. Убедительно продемонстрировав, что производство «юристов» значительно превышает количество собственно «юридических» мест работы, исследователь в обзоре фиксирует: «В России юридическое образование часто выполняет функцию универсального общего образования». «… в России правоведение стало одной из форм базового бакалавриата. Это, в свою очередь, значит, что диплом юриста говорит о его держателе столь же мало, сколь диплом, скажем, менеджера», пишет она же вместе с Кириллом Титаевым.
Здесь перед нами некоторая развилка. Если считать «общим» любое высшее образование, систематически приводящее к устройству на работу не по прямой специальности, — в тезисе сомнений не возникает. Но если же мы говорим о слабой зависимости между специальностью, полученной в вузе, и местом работы, то для этого тезиса требуются заметно более сильные доказательства. Более того, совершенно справедливым представляется наблюдение авторов о потоке юристов на государственной службе и в бизнесе. Со вторым случаем сложнее, но первый — вообще достаточно классическая траектория для обладателя юридической специальности — и не только в России.
О юридическом образовании как об общем в любом смысле можно было бы, вероятно, говорить для ситуации дореволюционной России. Нынешняя же ситуация кажется в этом смысле немного сложнее. Что ни в коем случае не противоречит тезису о квалификационном обесценивании юридических дипломов.
3. Есть вопрос, вероятно, находящийся за пределами интереса с позиции социологии права, но важный для социологии образования — о степени специфичности найденных тенденций именно для юридического образования.
4. Автор обзора в методических замечаниях к нему справедливо замечает: «Система образования весьма инертна, ориентирована на длительный производственный цикл (4-6 лет), и потому — несмотря на отдельные, пусть и значительные, изменения, которые происходили в некоторых вузах — картина высшего юридического образования в целом не должна была сильно поменяться». Однако именно в период с 2012 года часть изменений могла несколько сместить картину — с учетом достаточно активной расчистки поля высшего образования от филиалов и некоторых других «странных» вузов. В качестве примера заметим, что приводимая как обладающая наибольшим количеством филиалов Современная гуманитарная академия уже лишилась госаккредитации своих образовательных программ, а еще до того была вынуждена расстаться с заметной частью филиалов. Вряд ли это принципиально изменит ключевые выводы, но может продемонстрировать какую-то динамику1.
Мы надеемся, что работа ИПП над изучением юридического образования в России продолжится, в том числе и в направлении сочетания данных, полученных с помощью количественных и качественных методов, а завершится разработкой предложений по корректировке ситуации (такое сочетание методов и действий, кажется, стало традиционным для ИПП). Однако уже сейчас поставлены достаточно важные вопросы, которые с неизбежностью спровоцирует содержательные обсуждения.
1К слову о динамике: сопоставление структуры первого и пятого курса вряд ли в полной мере отражает соотношение первых курсов, разделенных четырьмя годами, поскольку обычно имеют место отчисления, перевод с одной формы обучения на другую и т. д.