См. также:
Великий русский историк Сергей Федорович Платонов (1860 – 1933), написавший фундаментальные работы о периоде русской истории, простирающемся от воцарения Грозного по конец Смуты, и поныне является одним из самых читаемых авторов для тех, кто желает получить некоторое общее представление о предмете.
В ряду иных подобных великих имен (Карамзин, Соловьев, Ключевский) Платонов обладал, помимо прочего, еще и великолепным литературным даром – читать его сочинения необычайно приятно, мысль в них всегда выражена четко, доказательно, живо, изящно, акценты проставлены однозначно и т.д. К сожалению, однако, воззрения этого ученого (как зачастую и трех иных перечисленных выше) во многих случаях устарели – в свете подлинной источниковедческой революции, происшедшей в российской историографии в шестидесятые-семидесятые годы. Многие оригинальные концепции Платонова (как, например, его концепция опричнины) не выдержали поверку фактическим материалом, введенным тогда в научный оборот. Впрочем, это лишь отражение общей ситуации в мировой исторической науке, достаточно сильно изменившей свои прежние представления примерно с середины XX века… В общем, по Грозному и Смуте интересующимся стоит все-таки порекомендовать чтение более свежих монографий – при том, что едва ли хоть одна из них сравнится с трудами Сергея Федоровича в своем интеллектуальном и литературном блеске.
Однако, это все – к слову. Для нас сейчас важно, что недвусмысленно благоволивший Годунову Платонов, не жалевший красок для изображения в выигрышном свете его личных качеств, деяний и намерений, явно зашел несколько дальше необходимого, попытавшись отмыть добела черного кобеля.
Не отрицая реальных достоинств этого правителя (об этом чуть позже), обратим внимание на то, каким аргументом Платонов отводит от своего героя основное обвинение, тянущееся за ним уже почти полтысячелетия – в убийстве в Угличе 15 мая 1591 года царевича Дмитрия. По мнению Платонова, убивать мальчика у Годунова не было ни необходимости, ни даже значительного резона – никто, дескать, и не рассматривал его всерьез в качестве кандидата в наследники царю Федору. Ни дошедшие до нас сочинения иностранцев (по факту, самые свободные от цензурных и форматных ограничений выражения тогдашней мысли), ни иные документы нигде не упоминают Дмитрия в данном контексте. Седьмой брак царя Ивана слишком далек от каноничности, чтобы его плод считался в полной мере законнорожденным и имеющим какие-либо династические права.
Попутно Платонов утверждает, что устранение Дмитрия, буде такое было бы произведено, все равно ничего не гарантировало – царь Федор в 1591 году помирать еще не собирался, наследование трона самим Годуновым или его сестрой вовсе не представлялось неизбежным будущим, а бесплодие его брака по факту оказалось мнимым (правда, выяснилось это лишь годом позже). Дескать, риски поступка велики, а прибыль – сомнительна.
Понятно, что подобные доводы легко рассыпаются в глазах всякого, кто смотрит на Годунова глазами, лишенными влюбленности. Из невозможности заглянуть за горизонт вовсе не следует нецелесообразность движения в его направлении по оптимальному пути – при том, что Борис Федорович Годунов был, с очевидностью, игроком, авантюристом, способным поставить многое на карту в угоду своим амбициям. Впрочем, и окружали его люди неробкие – такие же игроки, как и он. И риски они взвешивали существенно иначе, чем во времена С. Ф. Платонова.
Что же до неканоничности седьмого брака в плане притязаний на трон – то этот довод просто-напросто опровергли напрочь последующие события, когда подряд несколько человек успешно выдавали себя за Дмитрия Ивановича, не просто родившегося от седьмого брака, но и воистину чудесным образом выжившего – и на этом основании получали трон, а также вполне искреннюю и масштабную поддержку населения. Причем, противники Лжедмитрия того и другого в своей полемике обвиняли их именно в том, что они – не суть Дмитрий Углицкий, а вовсе не в том, что настоящий Дмитрий не имеет права на что-то претендовать.
Говоря коротко, общественное мнение оказалось вполне в состоянии смириться с неканоничностью седьмого брака у царских родителей – столь же легко, как и с тем, что нового царя можно и вовсе выбрать на Земском Соборе (кстати, отдельной научной проблемой является процедура воцарения самого Федора Иоанновича – произошло ли это автоматически, согласно духовной грамоте Грозного, или же на базе решения созванного в марте 1584 года специального Собора – мнения ученых диаметрально различны).
Как бы то ни было, однозначных доказательств участия Годунова в убийстве царевича Дмитрия нет. Как и доказательств обратного. Соответственно, мнения исследователей разделились сообразно их вкусам и интуиции. А. А. Зимин, например, считал, что все-таки Годунов – убийца: уж слишком операция напоминает его излюбленную манеру терминальной расправы с политическими противниками. Правду мы, однако, едва ли когда-то узнаем – хотя к услугам желающих имеется следственное дело. Точнее – его довольно значительные фрагменты, среди которых совсем уж немного записей первичных допросов.
Следствие вел, как ни странно, вернувшийся из ссылки Василий Шуйский, что, однако, ничуть не гарантирует отсутствие прогодуновской предвзятости: представьте, что какого-нибудь Лужкова, сняв с должности мэра Москвы, отправили на три года в суровую ссылку, попутно вычистив всех его людей из госаппарата и лишив активов родню. А потом, вернув, отправили расследовать какое-то уголовное происшествие, виновным в котором может являться, а может и не являться сославший его президент. Много ли он там против него нароет? Вот, то-то и оно: обратно в ссылку ой, как неохота! А ведь нынешние нравы против тогдашних – просто апофеоз гуманизма и законности…
В общем, современное исследование документов того следствия настоятельно подводит к мысли, что проводилось оно не с целью выяснения истины, а ради поисков повода для репрессий в отношении углицких Нагих (которые, впрочем, ангелами себя отнюдь не проявили – и в самом деле спровоцировав тогда в Угличе народный бунт с человеческими жертвами). Эта цель, понятно, была достигнута – долго ли?..
Вообще же, вариантов того, как могло быть в действительности, гораздо больше, нежели кажется. Можно, например, допустить и такой: сам Борис приказа на устранение Дмитрия не отдавал и даже не помышлял такого сознательным образом. Но вот верные холуи, как известно, довольно часто обретают способность как бы считывать подсознание своих хозяев.
Предположим, приходит к Годунову известие о событии в Угличе, а вслед за этим некто говорит ему конфиденциально, что, мол, это его рук дело – такой подарок, ценой взятого на себя греха. "Так ведь я ж не велел ни разу", – может возразить Годунов. "Ну, как же", – ответят ему, – "помните, вот тогда-то вы сказали то-то – типа, как хорошо бы было, если бы… – я и воспринял это как намек. А намеки я, как верный, слуга понимаю хорошо и тотчас же принимаю к исполнению!" - "Ну я вовсе не имел этого в виду!" - "Надо же – а я именно так и понял!" И ничего не поделаешь против подобной инициативы исполнителей в рамках авторитарного правления – даже наказать нельзя по целому ряду соображений. А напротив – следует вознаградить в обязательном порядке! При том, что – черт его знает: может и врет он – и никого даже не убивал на самом деле.
В общем, убивал ли Годунов царевича Дмитрия мы сегодня не знаем. Не знали наверняка это и современники события. Очень может быть, что не знал этого наверняка и сам Борис Годунов.
Однако серьезные сомнения по данному поводу были посеяны, похоже, достаточно широко – тем более, что некоторые события, последовавшие вскоре, наводили на мысль о неладах властей перед Богом. Так, уже в конце мая 1591 года Москва в очередной раз капитально горела. Слухи обвиняли в поджоге Годунова, якобы пытавшегося отвлечь этим посад от угличского инцидента. Сам же Годунов обвинил в происшедшем Нагих – в рамках той же примерно логики.
Едва уладили это, явилась новая беда: в середине лета границу пересекли войска крымского хана Казы-Гирея. Татары дошли до Москвы, и лишь здесь 4-5 июля были отбиты благодаря весьма квалифицированно организованной Годуновым обороне. В ходе последовавшего преследования татары понесли серьезные потери, однако молва все равно обвинила Бориса в наведении татар на столицу.
Положения царского "слуги" (такой титул был введен впервые - специально для него) это не поколебало, но в некую копилку народного недовольства все-таки легло…
На «Полит.ру» опубликованы заметки Льва Усыскина оБорисе Годунове, Василии Шуйском, Малюте Скуратове, Лжедмитрии Первом и Втором.