Можно долго спорить о каждом конкретном эпизоде все более массовых негативных реакций на действия руководителей страны, но определенным кажется одно: тефлон стерся. Отчетливой становится установка на раздраженное недоверие к правящей группе и практически любым ее действиям.
Впрочем, это не означает стабильного доверия к кому-либо иному – изнутри страны или из-за ее пределов.
Констатация и обоснование этой тенденции составили заметную часть содержания недавнего предварительного доклада Центра стратегических разработок. Эта констатация важна и в силу того, что ситуация существенно отличается от привычной для 2000 – 2010 гг., и потому что соответствует прогнозам прошлого доклада Центра.
Попробуем кратко изложить основную суть доклада (на базе услышанного на круглом столе в ЦСР – текст доклада нам, к сожалению, пока не доступен). По мнению авторов, на смену ориентации на популистское большинство, характерной для дотандемного периода 2000-х, пришла двойственная конструкция, позволившая опереться на более разнообразные группы (и в этом смысле идея тандема была достаточно удачной). Сообщения же 24 сентября о рокировке тандема отчасти создали ощущение сиротства у более модернизационно настроенных групп общества.
При этом ЦСР видит два полюса, на которых нарастает недовольство – собственно упомянутые группы и лево-популисткий сегмент.
Недовольство настолько сильно, что благополучное прохождение процедур выборов только подхлестнет возмущение уверенных в том, что результаты украдены. Отчасти выходом могло бы быть появление некоего третьего кандидата от власти (не вместе с имеющимися, а вместо них), который как Путин в 1999 г. мог бы нейтрализовать оппозицию «власть – ее противники» и вновь консолидировать большинство.
В сложной связке с этой конструкцией появляется надежда на «средний класс», составляющий основу модернизированных групп. Концепций «среднего класса» много - авторы работают с исследованиями Натальи Тихоновой, поскольку находят у нее связь между экономическими показателями и ценностями.
Так вот, прогноз по росту среднего класса, отчасти экстраполирующий опыт последнего десятилетия на будущее, показывает, насколько велика в обществе уже лет через десять будет доля людей, для которых характерно внимание к ценностям свободы, индивидуализма и т.д.
Доклад был воспринят с явным интересом и замечаниями. Николай Петров не смог понять, с чего бы вдруг «средний класс», сформированный "путинской стабильностью" должен был предать своего покровителя. Александр Кынев указал на то, что концепция представительства партиями интересов классов или иных стабильных социальных групп выглядит несколько архаично. Кирилл Рогов, приняв многое из логики авторов, поинтересовался, учитывает ли прогноз роста среднего класса перспективы мировой экономики, Петр Бизюков призвал не относиться пренебрежительно к социальным движениям, а Вероника Бизюкова поделилась опасениями чего-то катастрофического в ближайшем будущем. Это обсуждение во многом и намечает основные проблемы с предложенным построением.
Не будем цепляться к понятию «среднего класса». В конце концов, Михаил Дмитриев заметил, что мы можем как угодно назвать эту группу, но ценности ее таковы:… Беда здесь в том, что нет данных о том, как будут проявляться эти ценности именно у этой группы и в данных условиях в ее политическом поведении.
Но главное даже не в этом. Если бы вторая часть доклада обошлась без первой, можно было бы с интересом порассуждать и о связи ценностей и поведения, и о разнице поведения этих групп в разных типах обществ, и о граничных условиях сделанного прогноза по численности «среднего класса». Но зачем-то же нужна была первая часть – о росте недоверия к власти, о существенном ослаблении устойчивости политической системы?
Если вернуться к описанию истории политического кризиса, то, на наш взгляд, ситуация выглядит немного иначе.
С самого начала 2000 г. и до 2003 года – однозначно, а во многом - и до лета 2007 г. власть пыталась опереться на все основные группы населения, по возможности включая наиболее «модернизаторски» настроенные. Запуск множества реформ, разработанных в ЦСР тому порукой. Одной из ключевых проблем для эффективного позиционирования любой оппозиции было то, что вся идеологическая поляна активно осваивалась властью.
Осень 2007 года с радикализацией предвыборной риторики ненадолго дистанцировала часть групп, но вскоре последовало выдвижение Дмитрия Медведева, что должно было возобновить их лояльность в новой форме.
Дальше была игра за две команды. Понятно, что остались и те, кого не удовлетворял ни один из членов тандема – или система в целом, но это были до поры до времени непринципиальные явления.
Была ли удачной эта конструкция? Об этом можно судить только в связке с вопросом о выходе из нее.
В полном соответствии с надеждами некоторых сторонников новой конструкции и предостережениями некоторых ее противников,
Дальше была развилка с тремя основными тропинками:
Первый вариант пугал: запуск реальной конкуренции грозил привести к слишком быстрому демонтажу системы. Страх новой Перестройки оказался сильнее любых других соображений.
Для второго сценария не хватило ресурсов у его сторонников. Невозможность третьего в чистом виде руководству страны, вероятно, оказалась понятна.
Было выбрано нечто межеумочное, пытающееся сочетать черты второго и третьего варианта.
А дальше начинаются проблемы. Дискуссия позиций «Вам морочат голову – все это не всерьез» и «Всерьез или не всерьез – надо пользоваться окном возможностей» 24 сентября перешла в новую форму. Теперь основные позиции звучат так: «Провокация» или «Провал». Третьей точке зрения - «Если бы больше людей поверило и включилось, результат мог бы быть другим» - катастрофически недостает убедительности.
Более того - тренд на десакрализацию никуда автоматически не денется.
Этот тренд активно подпитывается растущим ощущением стилистической неадекватности правящей группы. А эта проблема куда глубже, чем любые политические разногласия.
Нельзя сказать, что начало ей положено именно 24 сентября. Бывало немало специфического у Владимира Путина и много раньше. Но тогда можно было достаточно легко реконструировать референтную группу, на которую стиль был успешно ориентирован. А вот, скажем, с момента запуска Народного фронта не прекращается явственное сползание в анекдот.
В докладе ЦСР даже отмечалось оживление этого жанра современного фольклора. Справедливости ради отметим, что анекдоты о Путине фиксировались специалистами уже достаточно давно. Но комическое может усиливать свой объект (это относится не только к священной пародии, но и к значительной части поздних анекдотов о Сталине и ранних анекдотах о Путине), а может, напротив, ослаблять. Так вот, как раз материал для этого типа анекдотов стал появляться все чаще.
Дмитрий же Медведев свой стиль все еще продолжает нащупывать. И трудно ожидать, что резкая смена референтной группы поможет этому процессу завершиться быстрой удачей.
Вряд ли проблема именно в разочаровании многих тем фактом, что их интересы во власти больше никто не представляет. Власть остается достаточно разнообразной.
Ближе и точнее кажется наблюдение Михаила Дмитриева из статьи в «Ведомостях»: имеет место растущее раздражение от ощущения тупика на ближайшие 10 – 15 лет.
Вопрос не в персонах руководителей, а в глубоко опасном ощущении, что лучший способ обеспечить уверенность в завтрашнем дне – сообщить, что уже никто никуда не идет. Да, понимание завтрашнего дня от этого становится более четким – вне зависимости от отношения к обрисованной перспективе. Только послезавтрашний день отныне оказывается практически не предсказуем.
Не будем гадать, действительно ли эта позиция тандема базируется на иллюзии, будто именно отречение Николая II, равно как и неготовность Михаила Горбачева вновь скрепить Советский Союз кровью, оказались спусковым крючком катастрофических процессов.
Доклад ЦСР – действительно важный шаг в попытке осмыслить происходящее прямо сегодня и от него прорисовать более долгосрочные тенденции, но при его доработке с сочетание констатации возросшей неустойчивости политической системы и «инерционным» прогнозом социальной динамики лучше бы что-то сделать.
«Вероятность конституционного, ненасильственного разрешения многочисленных внутренних социальных и политических противоречий в России становится теперь весьма иллюзорной», - написал Владимир Пастухов вскоре после 24 сентября. Правда, на его взгляд, «в зависимости от обстоятельств, Россия может зависнуть в этой «исторической петле» и на три, и на шесть, и на двенадцать, и даже на восемнадцать лет».
На наш взгляд, взаимное подхлестывание двух тенденций – а) нарастания невосприятия правящей группы и б) все более раздражающих мер для сохранения видимой стабильности - может существенно форсировать процесс.
Все меньшая разборчивость в средствах рискует вскоре завершить процесс обесценивания существующих политических институтов, а значит - лишить их возможности даже в перспективе стать площадкой для переговоров и согласования интересов.
Нет сомнений, что по мере необходимости подобные площадки возникнут. Только будет ли на них кто-то ждать представителей ныне правящей группы?
Что в связи с этим остается тем, кто не испытывает симпатии ни к автократиям, ни к революциям? Вероятно, традиционное: учить, лечить, разрабатывать проекты. Что бы ни происходило дальше, смягчение нравов и лучшее понимание будут не лишними. Да и проекты, как показывает опыт, могут всплыть совсем в иную историческую эпоху.
Иначе как на чудо, надеяться на некатастрофический сценарий перехода не приходится, но и попытки вразумления правителей и создания условий для реализации этого чуда оставлять тоже нельзя – несмотря на качество материала. В конце концов,
А в самой близкой перспективе – продолжая дискутировать, как же именно корректно называть то, что будет происходить в ближайшие месяцы с Государственной Думой и постом Президента РФ, а также о том, считает ли хоть кто-то реальные результаты голосования, придется на всякий случай идти и заполнять бюллетени – заткнув нос и другие препятствующие этому действию органы чувств.
