В России готовится реформа ряда силовых и правоохранительных ведомств, утверждает газета «Коммерсантъ». По ее данным, перемены могут затронуть СКР, ФСБ и МЧС, причем Следственный комитет войдет в состав Генеральной прокуратуры, Федеральная служба безопасности станет основной ведомства, в которое также войдут СВР и ФСО, а функции Министерства по чрезвычайным ситуациям разделят между собой МВД и Минобороны.
Газета пишет, что реформы должны будут пройти еще до выборов президента России, намеченных на 2018 год. Как объясняют ее источники, предполагается, что эти перемены помогут увеличить эффективность управления силовыми и правоохранительными структурами и искоренению коррупции в них.
Между тем, несмотря на масштабы заявленных преобразований и знаменательное для россиян старшего поколения слово «госбезопасность», провоцировавшее на появление в социальных сетях записей о воссоздании Комитета государственной безопасности, в советские времена являвшегося более чем значительной структурой, эксперты уделили этой теме не так уж много внимания.
Политолог и журналист Глеб Павловский в личном блоге в социальной сети Facebook отозвался на информацию о возможных переменах в силовых и правоохранительных органах так: «Чем меньше сил, тем больше силовиков.» Руководитель британского бюро РИА Новости Ирина Демченко была еще более краткой и пессимистичной: «Пошли посадки.»
В то же время многие эксперты отмечают, что прежде сообщения о возможных реформах такого рода уже появлялись, но не подтверждались.
Сергей Ветчинкин, пиар-директор «Девон менеджмент компани», выразил сомнения в вероятности таких реформ, в особенности относительно создания нового МГБ: «Неужели Путин почувствовал себя настолько уверенно, что рискует отказаться от своей излюбленной политики сдерживания и противовесов? А вдруг этот монстр взбрыкнет под ним? Надеется, что его нацгвардия уравновесит?»
Василий Кашин, эксперт Центра анализа стратегий и технологий, старший научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН, комментируя эту информацию в соцсети Facebook, высказался так: «Вообще такие слухи появлялись уже несколько раз, начиная с начала 2000-х. И в этот раз пока еще ничего не понятно.»
Действительно, вопрос о некоторых реформах в ряде этих ведомств поднимался уже не раз. В числе последних обсуждений такого рода в январе 2016 года обсуждался и вопрос возможных перемен в МЧС. Тогда первый замминистра Владимир Степанов заявил, что структура органов управления и центральный аппарат министерства будут совершенствоваться с учетом экономической ситуации, а вот оперативные подразделения затронуты не будут.
Александр Никольский, сотрудник газеты «Ведомости», отреагировал на сообщение о предполагаемых реформах так: «В принципе идея вернуть СКР в прокуратуру здравая (и незатратная), но получится как с Росгвардией, ФМС и ФСКН – все развалится на годы».
Председатель комиссии по безопасности Общественной палаты РФ Антон Цветков высказал журналистам РИА Новости мнение, что реформа силовых структур обсуждается не первый год, не содержит в себе труднореализуемых элементов и могла бы положительно сказаться на работе правоохранительных органов.
В то же время генерал-майор ФСБ Александр Михайлов, освещавший этот вопрос специально для интернет-издания «Реальное время», назвал публикацию вбросом, а подобную реформу – требующей огромных средств. Кроме того, он дал понять, что не считает слияние СВР и ФСБ шагом, имеющим смысл.
В целом эксперты сходятся на том, что наиболее осуществимой и вероятной может оказаться реформа, касающаяся СКР, тем более, что сообщению о реформе предшествовали публикации предполагаемой отставке главы СКР Александра Бастрыкина. Ряд комментаторов усматривают в этом косвенное подтверждение того, что СКР как отдельная структура в самом деле вскоре может перестать существовать.
Кроме того, информация о возможных реформах сочетается с прогнозом Валерия Соловья, историка, политаналитика, профессора и заведующего кафедрой связей с общественностью МГИМО, о кадровых перестановках, ожидающихся в период после перламентских выборов и в первой половине 2017 года. Еще 13 сентября на своей странице в Facebook он писал о том, что возможна, в частности, замена руководителей двух силовых ведомств.
В беседе с «Полит.ру» Кирилл Титаев, ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге, согласился с тем, что частично реформы силовых и правоохранительных ведомств в России могут быть полезны. В частности, объяснил он, можно ожидать некоторой пользы от возвращения СКР в Генпрокуратуру.
Комментировать слухи и неподтвержденную информацию было бы странно, подчеркнул эксперт; кроме того, он в принципе очень немногое мог бы сказать относительно деятельности МЧС и ведомств госбезопасности. Однако он видит основания обсуждать теоретический вопрос о том, нужна ли реформа Следственного комитета России и стоит ли восстанавливать следствие в прокуратуре.
«Чтобы понимать суть этой реформы, важно разобраться в парадоксальности самого института следствия в России. Во всем мире досудебная работа по поводу преступлений более или менее разделена между двумя структурами. Называются они по-разному, обычно – например, в американском или немецком варианте – это полиция и прокуратура. Полиция, условно говоря, «бегает ногами», а прокуратура оценивает качество того, что полиция «набегала», и принимает решение, достаточно ли этого, чтобы убедить суд в виновности обвиняемого. И потом, приняв решение и взяв на себя ответственность за него, несет этот пакет документов в суд.
Этот дизайн может слегка меняться, он везде будет более или менее таким двухчастным. В России же и некоторых социалистических странах сформировалась эта уникальная прокладка под названием «следствие». Здесь решение о том, насколько качественно собрана первичная информация, и о том, что с человеком нужно работать официально как с подозреваемым, принимает следователь – помежуточное звено между прокуратурой и полицией.
В изначальных советских дизайнах следствие принадлежало только прокуратуре. Мы в этом плане более или менее повторяли классический немецкий образец, при котором в случае, если все серьезно, прокурор и подчиненный ему следователь принимают решение о том, что да, будем возбуждать уголовное дело, и начинается подробное расследование.
По мелким, простым делам в СССР велось милицейское дознание. Люди в милицейских погонах отдавали свои материалы прокурору лишь на последней стадии, и прокурор имел над этими материалами очень большую власть: он мог прекратить дело, мог практически разрешить его своими силами, а мог отнести в суд. Но постепенно, начиная с 1960-х годов (это было первым пересмотром советского Уголовно-процессуального кодекса 1960 года) следствие появилось и в милиции тоже. К началу 1990-х мы имели полноценное следствие и в милиции, и в прокуратуре. И если в прокуратуре оно выглядело еще достаточно логичным, то наличие отдельного милицейского следствия было, в общем-то, парадоксом.
Апофеоз этой истории наступил в 2007 году, когда прокурорское следствие было выведено из состава прокуратуры. Формально это мотивировалось тем, что надо было отделить надзорную функцию прокуратуры (надзирающую над законностью проводимого расследования) от функции собственно следствия. Казалось бы, логично. Но на деле парадокс устранен не был, потому что, понадзирав за делом, прокурор все равно подписывает обвинительное заключение и несет дело в суд, беря на себя ответственность за ошибки и недоработки следствия.
Кроме того, как бы надзирая за абстрактной законностью, прокурор остается ответственным за координацию работы по борьбе с преступностью. Это не просто написано в законе «О прокуратуре», это происходит и на деле. Если вы посмотрите, то убедитесь, что прокуроры по-прежнему отчитываются перед президентом за всевозможную раскрываемость и за качество борьбы с преступностью. Так что парадокс с выводом Следственного комитета устранен не был – была только размножена бюрократия, которая стала обслуживать интересы отдельного нового ведомства.
Мы знаем, что когда Следственный комитет выходил из состава Генеральной прокуратуры, обычно это в типовом районе эта структура состояла из одного начальника отдела, одного секретаря и следователей. Но уже через несколько лет численность следователей составляла примерно 50%, а во многих регионах – и меньше от общей численности сотрудников этой структуры. Поэтому возвращение следствия в прокуратуру (а в идеале – еще и ликвидация или радикальное сокращение следствия в органах внутренних дел с передачей большей части дел «мвдшного» следствия в дознание) – это, конечно, реформа мечты. Но даже в нашей ситуации ликвидация Следственного комитета как отдельной структуры и возвращение следователей в прокуратуру – это вещь, которая почти наверняка не испортит нынешнее положение обвиняемых, подозреваемых и потерпевших. То есть для граждан предпосылок к тому, чтобы стало хуже, нет. Конечно, изредка возможность обжаловать незаконные действия следователя СК прокурору помогала подозреваемым, обвиняемым или потерпевшим, но, как мы можем видеть, не радикально. Несмотря на прокурорский надзор, в 2014 году на 101 381 дело, направленное в суд следователями Следственного комитета приходится лишь 625 реабилитированных на следствии. То есть никакой надзор не заставляет следователей признавать свои ошибки – они остаются как-бы «безгрешными» – если уж объявили человека подозреваемым, то невиновным он оказаться не может.
Кроме того, появляется шанс (который с большой вероятностью будет упущен, но пока он есть) ощутимо сократить силовую бюрократию и объем неадекватных конфликтов между силовиками. Напряжение, которое мы наблюдали много лет между Следственным комитетом и прокуратурой, в этой ситуации уходит в прошлое, и это, скорее, хорошо, потому что никакой пользы от их конфликтов не было. Это не были конфликты по поводу прав граждан или чего-то такого, от чего была бы польза, – хотя работающая система сдержек и противовесов вообще-то предполагает конфликты между разными государственными структурами, и нередко от них гражданам бывает польза. От этих же конфликтов ее не было, во всяком случае, лично я не могу припомнить ситуации, в которой польза от них кому-нибудь была.
Соответственно, возвращение следствия в прокуратуру – это реформа, скорее безвредная, а может быть, даже полезная», – сказал Кирилл Титаев.