Франклин Делано Рузвельт вступил в должность 4 марта 1933 г. «Стране нужны действия», - сказал он в своей инаугурационной речи – и ответил на вызов. К 15 июня, когда в Конгрессе начинались каникулы, он успел направить туда пятнадцать посланий и убедить Конгресс одобрить пятнадцать законопроектов. И это были очень важные законопроекты. В их числе были Банковский закон и Закон Гласса-Стиголла, которые разделили инвестиционную и кредитно-депозитную деятельность банков; Закон о регулировании сельского хозяйства, принятый для спасения американского фермерства; и Закон о восстановлении национальной промышленности для спасения индустрии. Он учредил Управление ресурсами бассейна Теннеси и выступил спонсором международной финансовой конференции, провел ряд реформ в области ипотечного кредитования и отменил в США золотой стандарт.
Это были те знаменитые «сто дней», в течение которых Рузвельт спас американский капитализм, а также – как сказали бы некоторые – и американскую демократию. Этот период стал тем образцом, относительно которого оцениваются компетентность и эффективность последующих президентов.
В 1961 г. СМИ вынесли нелестную оценку достижениям Джона Ф. Кеннеди за первые сто дней в должности (сам президент был тоже самокритичен). Не то чтобы он провел этот период в праздности – наоборот. Но его успехи были отсрочены катастрофической неудачей, постигшей его попытки свергнуть режим Фиделя Кастро на Кубе. Когда Кеннеди спросили, нравится ли ему быть президентом, он иронично ответил, что до операции в заливе Свиней ему это нравилось больше.
Но даже унизительное положение Кеннеди не сравнится с «оригиналом» – ста днями, которые прошли с того момента, как Наполеон бежал с Эльбы, до его окончательного поражением при Ватерлоо.
Если говорить о 100 днях с момента вступления в должность Барака Обамы, то их итог лежит где-то между Рузвельтом и Наполеоном. Обама был деятелен в той же мере, что и Рузвельт, он сумел избежать катастрофических событий и он не столкнулся ни с чем, что могло бы быть аналогией Ватерлоо. Таким образом, сейчас самое время оценить промежуточные результаты его деятельности, - исходя из того, чего он хочет добиться и чего ждут от него его сторонники.
С внешнеполитической точки зрения
Всегда казалось, что президент Обама в сфере международных отношений без труда превзойдет своего предшественника. Джоржда Буша-младшего не любило огромное количество людей во всём мире, он не нравился и большинству правителей; его действительно ненавидели сильнее, чем какого-либо другого американского президента.
Но Обама, оказавшись в Белом доме, не просто нежился в лучах всеобщего облегчения; он также и действовал. В первый же день президентства он сказал, что закроет тюрьму Гуантанамо, и сейчас он работает над этим; за несколько последующих дней он взял верный тон по таким вопросам, как Ирак, пытки, глобальное потепление.
В Европе и Турции, где он участвовал в ряде саммитов 2-7 апреля 2009 г., и в Тринидаде и Тобаго – на Саммите Америк 17-19 апреля 2009 г. – он добился практически полного успеха. Его везде любили и доверяли ему. Единственным исключением (частичным) стала реакция Евросоюза в ответ на его призывы как можно скорее включить в свой состав Турцию: подобная реакция была бы у Вашингтона, если бы французский президент Николя Саркози стал настаивать на включении Мексики в состав США на правах пятьдесят первого штата.
Только постепенно стало выясняться, что хотя Обама и понимает, насколько мир раздражен наглостью и грубостью администрации Буша, его собственная внешнеполитическая стратегия во многом будет продолжать устоявшиеся традиции американской политики. Возможно, он и готов вывести войска из Ирака, - но только с тем, чтобы отправить еще больше в Афганистан. Он, конечно, назначил прекрасных региональных спецпредставителей – Ричарда Холбрука, Джорджа Митчелла, Денниса Росса - но при этом не ожидая никакого особенного прогресса в областях, за которые они отвечают.
Всем нравятся манеры Обамы. Но под его руководством Америка будет и дальше преследовать свои великодержавные цели. Кулак может превратиться в рукопожатие, но всё же это остается проектом – пусть и не столь агрессивным – Нового американского столетия.
Внутри страны
Во внутренней политике, по итогам стодневного срока, истекшего 29 апреля 2009 г., деятельность президента Обамы оставляет еще более противоречивое впечатление. Никто не сомневается в его решимости вытащить американскую экономику из болота. Но многие сомневаются в том, что его администрация (которая ассоциируется со стратегиями, ставшими главной причиной проблемы), знает, как это делать.
Равным образом никто не сомневается в искренности его реформаторских намерений. Но многие сомневаются, что в условиях экономического спада и раздувающегося бюджетного дефицита он сможет достичь своих целей в общественной и экологической сферах, а именно: всеобщего медицинского страхования, масштабного инвестирования в государственную систему образования и уменьшения зависимости США от импортируемой энергии.
Только дурак, - говорил Дж. П. Морган, - будет играть на понижение с Соединенными Штатами. Но нашлось множество дураков, играющих на повышение, и они чуть не развалили самую сильную экономику в мире (а тем самым, в условиях глобализации, и все прочие экономики).
На самом деле, первые сто дней президента Обамы стали иллюстрацией того, что американские президенты не всегда могут удовлетворить подлинные нужды страны. Обаяние, эмоциональный заряд и привлекательность американского президентства ярко проявились во время инаугурации 20 января, но практически сразу дали о себе знать и ограничения президентской власти.
Тот факт, что главные должности в министерстве финансов пустовали неделями – на пике худшего финансового кризиса со времен ранних 1930-х гг., - только подчеркивает эти ограничения; потому что в соответствии с конституцией, кандидаты на высокие позиции подлежат рассмотрению и согласованию в Сенате, а это в лучшем случае означает, что процесс замедлится.
Это также очевидным образом следует из непростых отношений между президентом и Конгрессом. Законодательный процесс в Палате представителей (которая занимается финансовыми законопроектами) сейчас совмещен с новой системой «отличий» и «особых интересов», что опасно приближает его к коррупции. Процесс становится еще более длительным из-за того, что для принятия законопроекта администрация должна (по относительно новым правилам) добиться поддержки со стороны 3/5 Сената. В обеих палатах система комитетов – громоздкая и незащищенная от лоббирования интересов – сейчас как никогда близка к параличу.
Эти проблемы осложняются также тем фактом, что хотя в Конгрессе есть множество людей с самыми благородными намерениями, действительно выдающихся фигур среди них мало. Частично это вызвано мнением общественности, будто политической системой управляют президентская воля и действия президента – иллюзия, которую усиливают СМИ, особенно телевидение. Президента изображают как динамичного, а Конгресс и других институциональных соперников президента – как инертных. Использование слов «главнокомандующий» и «лидер свободного мира» применительно к президенту (в противоположность якобы узко мыслящим и корыстолюбивым сенаторам и конгрессменам) только усугубляют этот контраст.
На грани
Теперь, по прошествии стодневного периода, прежние политические реалии стали вновь заявлять свои права. Администрация Обамы решительно и энергично стремилась рекапитализировать банки. Банкиры восприняли это попросту как возможность увеличить свой баланс и продолжать выплату бонусов самим себе. Обрабатывающая промышленность страны находится сейчас в столь плачевном состоянии, что Fiat рассматривают как потенциального спасителя для Chrysler (к настоящему моменту уже объявившему себя банкротом) и General Motors. Слабые признаки оживления на Уолл-стрит заметно контрастируют с унылым видом Мейн-стрит, где цены на недвижимость продолжают падать, а безработица всё растёт.
Когда я ездил по Соединенным Штатам (это примерно совпало по времени с инаугурацией), чтобы участвовать в обсуждении «Мифа об исключительности Америки» (The Myth of American Exceptionalism, Yale University Press, 2009) – книги, в которой критически рассматриваются некоторые аспекты американской демократии, - меня часто спрашивали, как я могу высказывать такие вещи, когда Америка только что избрала Барака Обаму. Мой ответ состоял из двух частей. Во-первых, двойная задача – реформировать американское общество, устранив из него неравенство и различные неполадки, и в то же время спасти подорванную финансовую систему, - едва ли по зубам даже самому сильному президенту. Во-вторых, президентский статус сейчас в любом случае не обладает полномочиями или достаточным влиянием, чтобы справиться с этой задачей.
В конце концов, даже во времена Франклина Рузвельта институт президентства был далек от всемогущества. Рузвельт жаловался, что убеждать вашингтонское правительство (и особенно военно-морской флот США) сделать так, как хочет президент, - это примерно столь же эффективно, как избивать подушку. В книге All Things to All Men: The False Promise of the Modern America Presidency, 1980 («Всё – всем: Ложное обещание современного американского президентства») я в деталях показал, как Рузвельт отвечал на вызовы, такие же пугающие, как и те, с которыми столкнулся Барак Обама. Рузвельт использовал Конгресс, Демократическую партию, постоянное правительство, прессу и радио, чтобы уменьшить свою изолированность в рамках конституционной системы. «К концу своего двенадцатилетнего срока в Белом доме, - писал я, - то временное изменение баланса сил между президентом и Конгрессом, которое стало результатом радикальных инициатив, введенных в течение стодневного периода, превратилось в обычную практику Вашингтона».
«При всём этом, - продолжал я, - он не сделал ничего, чтобы изменить правила игры. Он просто показал, как в этой игре выигрывать. Из-за этого и Конгресс, и страна стали ожидать от его последователей гораздо большего». Доминирование президента при Рузвельте – это совсем не то, как Вашингтон работает сегодня.
Тот факт, что Рузвельт был президентом в период небывалого кризиса как внутри, так и вне страны, вероятно, способствовал повышению его авторитета, а также стал для него испытанием; но всё же перемены не закрепились. В течение шести десятилетий, последовавших за смертью Рузвельта, среди президентов встречались люди с сильным характером и высокой политической компетенцией, но даже они не могли добиться таких успехов, как Рузвельт.
Гарри Трумэн, который занял президентский пост после Рузвельта, ничем не выделялся. Дуайт Эйзенхауэр, как признают нынешние историки, справлялся со своими обязанностями лучше, чем полагали в то время его либеральные критики. И Джон Кеннеди, и Линдон Джонсон, главные демократические президенты, громко жаловались на свое бессилие и сетовали на ограничения системы.
После них президентам пришлось еще труднее. Ричард Никсон ушел с должности со скандалом. Джеральда Форда и Джимми Картера никто не слушал, а зачастую и высмеивали. Рональд Рейган пришел в Белый дом со словами, что правительство – это и есть проблема, но никак не решение, - мнение, которое, впрочем, не сделало правительство более эффективным. Джордж Буш был превосходным президентом в плане внешней политики, но внутри страны успеха не имел и не был переизбран на второй срок. Билл Клинтон чудом избежал отстранения от должности, а Джордж Буш-младший стал образцом одиозности.
Если американский президент (как говорится в учебниках) должен совмещать в себе функции избранного монарха и священного премьер-министра, то, исходя из опыта двух последних поколений, мы видим, что монархическая атрибутика президентской должности развита гораздо сильнее, нежели ее административные и политические полномочия.
За три месяца у власти Барак Обама продемонстрировал высокую политическую компетентность. Вопрос в том, достаточно ли ее, чтобы преодолеть ограничения и недостатки должности, которую постоянно, хотя и неточно, называют самой могущественной в мире.
Годфри Ходжсон был директором программы Фонда Рейтер в Оксфорде, а до этого – корреспондентом журнала “Observer” в США и редактором “Independent” за рубежом. Последняя книга Годфри Ходжсона - The Myth of American Exceptionalism («Миф об исключительности Америки»), Yale University Press, 2009. Он также автор книг: The World Turned Right Side Up: a history of the conservative ascendancy in America («Мир повернулся направо: история господства консерваторов в Америке»), Houghton Mifflin, 1996; The Gentleman from New York: Senator Daniel Patrick Moynihan (Джентльмен из Нью-Йорка: Сенатор Дэниел Патрик Мойнихэн), Houghton Mifflin, 2000; More Equal Than Others: America from Nixon to the New Century («Равнее всех прочих: Америка от Никсона до нового столетия»), Princeton University Press, 2006, A Great and Godly Adventure: The Pilgrims and the Myth of the First Thanksgiving («Великий и божественный опыт: Паломники и миф о первом Дне благодарения»), PublicAffairs, 2007.
