Для меня трагическая история абхазского архива неотделима отистории его хранителя. Я познакомился с Николаем Иоанниди в мае 1992 г. в Сухуми, столицетогда еще автономной республики Абхазии, входившей в состав Грузии. Вот-вотдолжна была начаться война между абхазами и грузинами, но я лишь смутноугадывал ее приближение по косвенным признакам: по ночам ввели комендантскийчас; шли споры о том, кто из сотрудников сил безопасности имеет право носитьоружие; люди, в обществе которых я проводил время, с тревогой размышляли обудущем.
У меня были довольно искаженные представления об этойнапряженной ситуации, потому что я общался исключительно с греками. Я выбралАбхазию практически наугад: мне нужно было подготовить радиопередачу для BBC о положении понтийскихгреков и о проблемах, с которыми они столкнулись после распада СоветскогоСоюза: нужно ли им оставить свою черноморскую родину и переехать в чужую странупод названием «Эллада»?
Несколько дней я жил в деревянной хижине возле Черного моря;меня обильно потчевали коньяком, водили по деревням, показывали школы икультурные центры – и я ни на минуту не мог вырваться из-под гостеприимногонадзора моих греческих хозяев. Казалось, будто я пленник в какой-то древнейгреческой земле византийской эпохи.
Однажды они повели меня посмотреть архив и познакомиться сего замечательным смотрителем-греком – Николаем Иоанниди. Он был высок,костляв, с бледной кожей и проницательными голубыми глазами, доставшимися емускорее от его матери-немки, чем от отца-грека. Он много курил, выражался ясно иточно и носил темно-синий берет. Он прекрасно знал историю Абхазии и понтийскихгреков, живших на Черном море.
Иоанниди рассказывал увлекательную историю абхазских греков;говорил о роли, которую они играли в русско-турецких войнах XIX в.; о том, как они зарабатывалицелые состояния благодаря мореплаванию и производству табака; о том, как Сталинмассово высылал их в 1949 г.- и как десять лет спустя они, преодолевая трудности, вернулись в родные места.Слушая рассказ Иоанниди, я почти не обратил внимания на архивное хранилище, вкотором мы сидели; заметил только, что там находилось уникальное собраниегазет, выпускавшихся понтийскими греками.
У Абхазии оставалось всего три месяца мирной жизни. Вавгусте того года грузинская армия – точнее, орда оборванных вооруженныхмародеров, имеющих только номинальное отношение к недоразвитым вооруженнымсилам нового, с трудом функционирующего государства, - вошла в Сухуми,разграбила город и выгнала абхазское руководство. Разразилась война. Вначалегрузины оттеснили абхазов на север, а затем, осенью 1993 г., абхазы с помощьюРоссии превратились в мстительных победителей и вытеснили грузин.
В следующий раз я увидел Сухуми, архив и Иоанниди толькочерез десять лет. За это время я успел осветить в репортажах войну в Чечне ипоследствия конфликта в Нагорном Карабахе, но не возвращался в свою первую зонуконфликта на Кавказе.
Когда я приехал, едва смог узнать эти места. Военныедействия закончились за восемь лет до моего приезда, но на улицах Сухуми рослатрава, и половина города была всё еще в развалинах. Над городом маячил огромныйобгорелый остов абхазского парламента, похожий на почерневшие обломкипотерпевшего кораблекрушение судна, застрявшего посреди центральной площади. Всеэто напоминало Помпеи: огромная часть населения города – грузины – бежала, иСухуми остался наполовину опустошенной столицей нового сепаратистскогогосударства, которое никто не хотел признавать. Абхазы одержали победу, нослишком высокой ценой.
На месте архива был квадрат сырой земли, на котором стоялнизкий черный скелет здания – такой же обломок, как и многие дома вокруг. Иоаннидитеперь занимал два коридора в холодном университетском крыле; всё вокруг былопо пояс заставлено стопками картонных свертков. Он рассказал мне, чтопроизошло.
Иоанниди жил в сухумском «новом городе», советском спальномрайоне, в трех километрах от центра, где находился архив. 22 октября 1992 г. в городе стоялигрузинские войска и действовал комендантский час; он еще засветло вернулсясвоим опасным путем домой, пока снайперы готовились к вечерней работе.
В 8 часов ему позвонил человек, живший по соседству сархивом, и сказал, что здание горит. Иоанниди не мог вернуться туда, и емупришлось дожидаться утра, чтобы узнать подробности ночных событий.
Поздно вечером к архиву подъехала машина, в которой былипятеро или шестеро молодых грузин, одетых в черную форму, как полагалосьсухумской военной полиции. Они сломали дверь, зашли внутрь и подожгли здание.Соседи всех национальностей, в том числе грузины, бросились тушить огонь. Ночерез сорок минут вернулись вооруженные люди. На этот раз они отогнали местныхжителей выстрелами, окружили здание, облили его керосином и снова подожгли.Приехали пожарные, но их не пустили к огню.
Начались лихорадочные звонки в КГБ, полицию – звонили дажеправославному епископу, - но это ни к чему не привело. Видимо, поджог былосанкционирован официальным распоряжением, хотя никто в этом так и не признался.
Иоанниди прибыл следующим утром в шесть часов, когда всё ужезакончилось. Он зашел в развалины своего кабинета, открыл сейф, и на мгновениеему показалось, что его собственные неопубликованные рукописи уцелели; но вследующий момент они у него на глазах превратились в пепел.
Собралась толпа любопытных. Выдающийся абхазский писательШалва Инал-Ипа (не только писатель, но и доктор исторических наук, главныйнаучный сотрудник уничтоженного тогда же Абхазского института языка, литературыи истории – «Полит.ру») подошел с суровым видом и, следуя абхазскомупогребальному обычаю, склонил голову к земле. За одну ночь документальнаяистория Абхазии была буквально стерта. 95% архива было уничтожено. Единственнымотделом, который хоть как-то уцелел, был радиоархив 1930-х гг. От богатойколлекции XIX века неосталось ничего.
В следующем году в ходе боевых действий был уничтожен архивКоммунистической партии Абхазии, который хранился в другом здании, когда абхазывновь захватили Сухуми у грузин. По оценкам Иоанниди, из 176 000 архивныхдокументов, находившихся в Абхазии до войны, 168 000 были уничтожены. Онпозаботился о том, чтобы сохранить хотя бы что-то из архива: долгое время ондержал оставшиеся документы стопками у себя дома, в сырой квартире на девятомэтаже; потом ему предоставили помещения в университете, где сейчас и находятся остаткиархива.
Ни от кого не секрет, что противоборствующие стороны любятпереписывать историю. Перед нами ужасающий пример того, как одной из сторондействительно удалось полностью уничтожить историю своего противника. Абхазыжаловались, что их «большие» соседи всегда оттесняли их историю на задний план;это было одной из составляющих борьбы между абхазами и грузинами. Но в этомслучае абсурд многократно возрастает: Абхазия была черноморской космополитическойтерриторией, где жили люди самых разных национальностей. Грузины уничтожилидокументы ее богатого многонационального прошлого; тем самым они не толькоотказали Абхазии в праве иметь собственную историю, но также выбросили всюсложность подлинной истории этого смешанного региона и отправили его назад, кНулевому году. И, конечно, они стерли заодно и себя.
Сегодня вы едва ли узнаете, что некоторые грузины когда-тожили в Сухуми: все следы их пребывания убрали. И греческая община, в которойвырос Иоанниди, фактически исчезла. Начало этому положил Сталин, продолжилигрузинские военачальники, а завершило греческое правительство, которое прислалобольшое круизное судно, чтоб эвакуировать тысячу греческих граждан из Абхазии вконце войны; эту операцию гордо назвали «Золотое руно».
Фигура Иоанниди символична: это величественная эмблемамультикультурного пути, по которому не удалось пойти. У него была неопубликованнаярукопись о сталинской депортации 1949 г., основанная на его исследованиях, проведенных вархивах КГБ; рукопись сгорела. И он может авторитетно утверждать, что этомассовое изгнание лишило Абхазию того сообщества, которое объединяло абхазов игрузин. «Если бы не 1949 г.,ситуация в Абхазии была бы совершенно другой, - говорил он мне. – Если быпосередине была нейтральная сила, война была бы гораздо менее вероятна».
Сейчас Иоанниди формально на пенсии и больше не исполняетобязанности главного архивиста Абхазии; тем не менее, он почти все дни проводиттам; пьет греческий кофе и окидывает отеческим взором то, что осталось отинституции, которой он руководил сорок лет. Но он смотрит на вещи реалистическии хочет, чтобы работу выполнял более молодой человек. «Я из советскогопоколения; есть люди, которые гораздо лучше меня знают, что с этим теперьделать». Вместе с самим архивом погиб и единственный каталог, и Иоанниди оченьхотел бы, чтобы хранящиеся в связках материалы были надлежащим образомкаталогизированы. Но пока нацию не признают как государство, сказал он, никтоза рубежом не предложит нам помощи, и мы так и будем жить в забвении, без связис международными архивистами.
Когда я пишу это, я отчасти надеюсь на то, что кто-то сможетпредложить способ сохранить маленький обгорелый архив недоступного инепризнанного государства. Это непростая задача. Но это было бы помощьюкультуре этого печального кавказского уголка – жест подобающего почтения кредким хранителям высоких ценностей и пожелтевших газет.
Томас де Ваал с 2002 г. по 2008 г. был редакторомКавказского отдела лондонского Института освещения войны и мира (Institute forWar & Peace Reporting).
Он соавтор книги «Чечня: бедствие на Кавказе» (“Chechnya: calamity in the Caucasus”, New York University Press, 1998) и автор книги «Черный сад:Армения и Азербайджан между миром и войной» (“Black Garden: Armenia and Azerbaijan through peace andwar”, New York University Press, 2003).
