- Мы не уполномочены давать объяснения. Идите
в свою комнату и ждите. Начало вашему делу
положено, и в надлежащее время вы все узнаете…
Франц Кафка. Процесс (1925; пер. Р.Райт-Ковалевой, 1965)
24 февраля дело об обыске в «Мемориале» по прокурорской кассации будет рассматривать Санкт-Петербургский городской суд. При этом все изъятые электронные архивы, жесткие диски и другие материалы по советской истории, собранные за двадцать лет, «Мемориалу» так и не вернули.
Как известно, декабрьский обыск в «Мемориале» в Петербурге вскоре судом первой инстанции был признан незаконным. Сотрудники СКП РФ по Центральному району Петербурга были вынуждены обосновывать свои действия в суде в связи с жалобой НИЦ «Мемориал». И к всеобщему удивлению решение о незаконности обыска в «Мемориале» продемонстрировало, прежде всего, бессилие силовиков перед независимым судом. Да, здесь и сейчас - 20 января 2009 года в Дзержинском суде Петербурга, судья Андрей Павлович Шибаков принял решение, которое «позволяет надеяться на будущее российского правосудия». Многие наблюдатели решили, что на этом страсти улеглись, и сюжет завершен.
Однако уже на следующий день, 21 января, старший помощник прокурора Центрального района Петербурга Владимир Васюков, защищая честь мундира, обжаловал постановление судьи Шибакова, и в силу оно не вступило.
История этой спецоперации еще не закончилась. Но уже сейчас она имеет отношение больше к истории страны, нежели к «Мемориалу». Это не история «Мемориала». Возможно, ею «был запущен механизм, работающий по инерции, а люди, в головах которых это родилось, все еще принимают активное участие в общественной жизни», как пишет Зигмунт Джечиловский. Но она, чем дальше, тем больше кажется достойной жанра памфлета. Как иначе точно описать ее абсурд и безумие, не соотносимые с реальностью? При этом продолжающими иметь к ней отношение. Сплошной когнитивный диссонанс, да и только. Всерьез разбирать доводы ее исполнителей о связях газеты «Новый Петербургъ» с «Мемориалом»? Но они всегда были и продолжают оставаться идеологическими антиподами. Или анализировать навязчивые мысли ее заказчиков о вредоносности и маргинальности «Мемориала», мешающего проводить правильную политику памяти? Как-то глупо. Не кричать же всякий раз «Сатрапы! Позор!».
Взять, к примеру, главного исполнителя сюжета «обыск» - второклассного юриста М.Г. Калганова из следственного отдела Центрального района СУ СКП РФ по Санкт-Петербургу. Начиная с марта 2008 года, он стал заметен в городе как один самых скандальных ньюсмейкеров, оформитель нелепых арестов - то Максима Резника в марте, то телевизионной группы в ноябре, словом, следователь «специального назначения». Но всякий раз эффект активности Калганова был противоположен его ожиданиям: через восемнадцать дней городской суд признал арест Резника незаконным, в сентябре его дело и вовсе развалилось у того же судьи А.П.Шибакова, а для журналистов он стал откровенно щедринским персонажем.
Молодой, амбициозный, дидактичный, открыто симпатизирующий основателю ВЧК - на стенах кабинета фотография кумира и цитаты из чекистских постановлений 1918 года - как и положено, резкий. На процессе шумно вскакивает, гремя стулом, говорит стремительно, невнятно и путано, аудиозапись его слов расшифровке практически не поддается.
Как он сам сказал 16 января на первом судебном заседании в Дзержинском суде, ему «срочно» понадобилось провести обыск в «Мемориале» 4 декабря. Якобы по данным оперативного наблюдения за офисом НИЦ «Мемориал» в марте и ноябре 2008 года, в подъезд дома на улице Рубинштейна, в котором тот находится, дважды входил бывший редактор газеты «Новый Петербургь» Алексей Андреев (его уголовным делом Калганов занимается с сентября) и мог укрыть в нем материалы и финансовые документы, «представляющие интерес для органов предварительного следствия». Других причин и мотивов для проведения обыска в суде представлено не было.
Но, как и во всех предыдущих случаях, аккуратно провести это «следственное действие» в «Мемориале» для Михаила Геннадьевича оказалось непосильным поручением: ни протокол надлежащим образом оформить, ни все процессуальные нормы соблюсти, ни аргументировать свои действия в суде он, как ни старался, не смог.
Зачем силовики пришли карать «Мемориал»?
Некоторые комментаторы в самом начале решили, что причина наезда - демонстрация в «Мемориале» фильма Андрея Некрасова «Бунт. Дело Литвиненко». Фильм был показан в центре на Рубинштейна дважды в ноябре прошлого года. НИЦ «Мемориал» периодически показывает не только этот, но и два предыдущих документальных фильма этого режиссера - «Детские рассказы (Чечня)» и «Недоверие». За два дня фильм в «Мемориале» посмотрели не больше ста человек - столько, сколько мог реально вместить 30-тиметровый зал в научном центре. По-видимому, все, кто хотел. Никакого ажиотажа или ощутимого резонанса фильм, следует признать, в Петербурге не вызвал.
Если посмотреть внимательно, то после разгрома дачи режиссера в Финляндии весной 2007 года, в период монтажа фильма для 60-го Каннского фестиваля, и требования посольства РФ во Франции в январе прошлого года исключить его из программы российских фильмов на фестивале в Нанте никаких других публичных скандалов с фильмом не связано, хотя его почему-то называют «запрещенным к показу в России». Он доступен на нескольких сайтах, регулярно раздается на пикетах в разных городах. Сам Андрей Некрасов присутствовал на обоих премьерных показах в России, анонсированных СМИ, проводил дискуссии, отвечал на вопросы зрителей и прессы – 20 ноября в Москве и 23 ноября в Петербурге. Он при этом свободно, как и прежде, въехал в страну, ни разу не был, как водится, задержан за «неправильный переход улицы» и спокойно вернулся домой в Берлин.
Во время обыска в НИЦ «Мемориал» диск с фильмом открыто лежал на поверхности стола рядом с одним из компьютеров, из которого следователи изымали дисковод – он их не заинтересовал. Диски с фирменными этикетками и в типографских упаковках они не трогали, лишь неподписанные или помеченные маркером - рабочие копии. Так, например, их заинтересовала и была изъята копия диска с фильмом об украинском диссиденте Василе Стусе. Однако, даже весьма уважаемые издания транслируют эту недальновидную версию.
Когда мы не знаем причин чьих-то действий, директор НИЦ «Мемориал» Ирина Флиге предлагает «смотреть на результат». Что именно искали, никому до сих пор не понятно, но результат обыска очевиден - изъяты «базы данных, содержащие биографические справки более 50 000 жертв сталинских репрессий; результаты поиска нескольких сотен мест захоронения жертв репрессий; коллекция (более 10 000 изображений и текстов) «Виртуального Музея Гулага», уникального веб-ресурса, объединяющего более ста региональных российских музеев и т.д.». «Может быть, наконец, прокуратура или следственный комитет заинтересовались нашим историческим прошлым?» - предполагает Ирина Флиге.
Обыск случился накануне международной научной конференции «История сталинизма. Итоги и проблемы изучения», которая состоялась в Москве 5-7 декабря 2008 года. И по уровню представительности и тематической широте была беспрецедентной для России. Одним из ее соучредителей и соорганизаторов был "Мемориал", который представляли Арсений Рогинский (один из ключевых пленарных докладов) и Ирина Флиге (доклад в секции "Память о сталинизме").
К конференции оказался приурочен выпуск относительно нового издания, появившегося в мае прошлого года, - печатного варианта «Русского журнала», «Рабочих тетрадей». Там теперь раньше, чем на сайте появляются многие ключевые тексты. Распространяется журнал крайне вяло и даже до Петербурга не доходит. Декабрьский номер вышел под заголовком «Политика памяти» и попал как раз на конференцию в первый же день ее работы.
Виртуально его содержание представлено в одноименном разделе сайта – «О политике памяти», который до середины января еще стоял в топах на главной странице «РР». Те, кто видел этот номер или этот раздел на сайте, особенно его «передовую статью» и некоторые другие материалы трактуют их появление как «идеологическое наступление на "Мемориал" в целом» (Александр Даниэль), смысловое, концептуальное объяснение силовой атаки или как «вербализованную заявку на "перехват" политики памяти"» (Борис Долгин).
Нельзя сказать, что переход к открытому противостоянию с «Мемориалом» и появление этих текстов было ожидаемым. Но это кажется вполне закономерным и предсказанным всем ходом развития патриотической идеи «славного советского прошлого». Ее наиболее яркое развитие берет начало в ноябре 2003 года с известной фразы Владимира Путина о том, что учебники «должны воспитывать, особенно в молодых людях, чувство гордости и за свою отечественную историю, и за свою страну», тогда еще не вызвавшей однозначной интерпретации. Но спустя пять лет настал момент, когда «на фоне вновь возникшей панорамы великой державы, сегодня, как и прежде, «окруженной кольцом врагов», проступил усатый профиль великого вождя». И «два образа эпохи Сталина вступили в жестко конкурентные отношения друг с другом: образ сталинизма, т.е. образ преступного режима, на совести которого десятилетия государственного террора [которого придерживается «Мемориал»] - и образ эпохи славных побед и великих свершений [близкий идеологам исторической политики властей]». Последний был нужен политической элите, начиная с начала 2000-х годов, «для консолидации населения, для восстановления непререкаемости авторитета государственной власти, для укрепления собственной «вертикали» и т.д.» (Арсений Рогинский)
Наиболее внятно эта – идеологическая - часть атаки на «Мемориал» была откомментирована дважды на радио "Свобода", 11 и 13 декабря в передачах Владимира Тольца. И, если не считать статьи Никиты Соколова, практически нигде больше не упоминалась. Ни ссылок, ни тем более цитирования. Возможно, это что-то говорит о восприятии восприятии подобного рода текстов.
Что показала атака на «Мемориал»?
Атака продемонстрировала немало интересного, но мало нового, в основном, все в жанре «повторение пройденного» или «возвращение».
В этой истории у каждого мемориальца – свое, личное déjà vu. Смутить тут кого-то словом «обыск» затруднительно. Практически у всех это не первый (у кого-то четвертый или девятый) обыск на их веку. Или в памяти разнообразные обыски в жизни родственников, друзей, коллег, наконец, в текстах и исследованиях. Казалось бы, все они остались в другой жизни – до перестройки или даже до оттепели. Но выработанные тридцать и более лет назад каноны поведения и установки, например, на полную открытость, иронию и спокойствие, отсутствие резких движений («это не наша игра, мы отвечаем и вынуждены защищаться, а суетится пусть следователь»), прежнюю сдержанность и безоценочность в комментариях и ведении хроники событий, вплоть до возвращения каких-то словечек и выражений (например, «мы не знаем, в связи с чем у нас провели обыск, мы сами себя не обыскивали» или известное «я не могу этого ни подтвердить, ни опровергнуть») и другие составляющие даже не диссидентского, а скорее политзэковского дискурса сами собой актуализировались в повседневных практиках. При этом все отмечают, что «раньше сотрудники КГБ или прокуратуры, хоть никогда и не отличались высокой степенью дееспособности, но, по крайней мере, в протоколах обыска представляли подробный перечень изъятого». Что ни говори, а исполнитель все же измельчал.
Но и страна успела измениться: калгановское постановление об обыске уже лежало на столе у всероссийского омбудсмена В.П.Лукина, в то время как следственная бригада еще находилась в «Мемориале»; отечественные СМИ, что бы ни говорили злые языки про их ангажированность, с первого дня живо и вполне независимо освещают эту историю, а любые действия спецслужб можно опротестовывать в суде - в УПК РФ имеется статья 125 и десятки других статей, по которым, например, элементарный недопуск защитника на обыск является сегодня недопустимым правонарушением, несовместимым с европейской конвенцией и обязательствами России.
Как пишут современные систематизаторы знания, в период 1968-1988 годов обыски в СССР проводились сотрудниками прокуратуры или КГБ «с целью выявления и изъятия нежелательной информации» и являлись «основным способом борьбы с самиздатом и тамиздатом, средством выявления диссидентов и изъятия литературы», которую власти называли «клеветнической или антисоветской».
Однако столь масштабно, как 4 декабря 2008 года в НИЦ «Мемориал», материалы и документы по истории репрессий и ГУЛага последний раз отбирались спецслужбами только летом 1965 года, когда была проведена серия обысков у друзей А.И.Солженицына, в ходе чего был найден и изъят архив писателя.
В 1990-2006, фиксирует русская версия Википедии, «обыски как мера политического давления практически не применялись». Весной 2007 года такого рода обыски с сомнительным юридическим статусом начали вновь применяться, но, в основном, «для контроля информации и изъятия серверов, на которых нежелательная информация была доступна пользователям сети Интернет».
Собственно в «Мемориале» за его двадцатилетнюю историю случалось всякое, но ничего подобного не было, даже в офисах в Чечне и Ингушетии. При этом не только в Петербурге «Мемориал» подвергся странным атакам. В двух других региональных мемориальских организациях произошли за это время неприятные события: в Сыктывкаре у мемориальца Игоря Сажина демонстративно сожгли машину, а в Рязани в местной газете вышла заказная статья против рязанского «Мемориала».
Кроме того, прокурорскую версию о финансировании «Мемориалом» экстремистских статей стали легко воспроизводить официальные представители РФ в ОБСЕ, что стало поводом для отдельного заявления «Мемориала» с опровержением этих ложных высказываний.
С прокуратурой НИЦ «Мемориал» сталкивался более шесть лет назад, правда, по собственной инициативе. В августе 2002 года поисковая группа центра нашла одно из пятен широко неизвестного места массовых захоронений в урочище Койранкангас под Петербургом. Попытки добиться возбуждения уголовного дела по факту находок нескольких десятков расстрельных ям, не говоря уже о придании месту официального статуса, ничем не увенчались. Прокуратуры Санкт-Петербурга, области и военная долго спихивали проблему друг на друга, заявляя об отсутствии у них полномочий и чужой юрисдикции территории – это Ржевский артиллерийский полигон. Наконец, просто устранились от ее решения. А шесть лет спустя на обыске изъяли в «Мемориале» электронный реестр «Некрополь террора».
Может быть, как раз «сутяжники и спасут нашу страну», но приоритетом мемориальцев не являются бесконечные судебные тяжбы. При том, что судья Шибаков все же не решился признать обыск в «Мемориале» необоснованным, и в мотивировочной части своего постановления фактически подтвердил право следователя проводить обыск в общественной организации по любому, самому нелепому поводу, «Мемориал» не стал оспаривать это решение, «поскольку суд указывает на обязанность следователя устранить допущенное нарушение – возвратить все изъятые в ходе обыска предметы и документы, что и было основным требованием «Мемориала».
Обжалование обыска в суде подтвердило факт того, что следили как раз за мемориальским офисом, именно «Мемориал» находится в разработке у спецслужб. А уголовное дело редактора «Нового Петербурга» - лишь повод, пусть и весьма условный, зато полезный для многих вещей: для скандальности, для полуобвинений «Мемориала» в экстремизме, для маргинализации независимых исследователей.
Попытки навязывать уголовные обвинения диссидентам – не новость. К распространителю «Хроники текущих событий» могли подойти на улице и задержать его по подозрению «в краже кошелька», но при задержании интересоваться исключительно портфелем с самиздатом.
За время процесса по жалобе «Мемориала», совершенно независимо от уголовного дела № 601466, Верховный Суд РФ подтвердил октябрьское решение Санкт-Петербургского городского суда о незаконности закрытия газеты «Новый Петербургъ». И к весне ее собираются возродить под прежним названием. Это к вопросу о весьма замысловатой связи дела с реальностью.
Возможно, история завершила какой-то очередной виток: четверть века спустя после слежки за А.Д.Сахаровым в Горьком и через двадцать лет после создания «Мемориала» при его непосредственном участии данные оперативно-розыскной деятельности стали вновь достаточными основаниями для прихода с обыском в центр по истории политических репрессий. При этом съемка уже самого обыска скрытой камерой одним из участников следственной бригады в суде была представлена следователем и прокурором как «доказательство экстремистской деятельности»… «Мемориала». Опять же, ничего не изменилось: тридцать лет назад факт проведения у вас обыска по любому делу был причиной вынесения предупреждения по Указу ПВС СССР от 25.12.1972, из-за чего вас могли, например, уволить с работы.
Какой эффект был достигнут? Как уже было сказано, совершенно противоположный ожиданиям атакующей стороны.
Больше двух месяцев к делу привлечено внимание страны и мира. Возмущение абсурдными обвинениями «Мемориала» в связях с патриотическим изданием и публикацией экстремистских, по мнению следствия, материалов, а также произвольное изъятие ценных исторических архивов вызвали очередную обеспокоенность неадекватными действиями властей РФ по отношению к НГО, например, в Госдепе США и в ПАСЕ, напряженный интерес в СМИ и открытые протесты сотен известных ученых-историков, гуманитариев и архивистов в России и во всем мире.
Мог ли пострадать имидж «Мемориала»? Вряд ли. К его проектам привлечено теперь внимание историков, журналистов и благотворительных фондов. В третий раз он выдвинут на Нобелевскую премию мира. Скорее пострадал имидж СКП РФ и Прокуратуры.
В надежде на то, что «атака на «Мемориал» захлебнется», научный редактор Полит.ру Борис Долгин написал: «…чем раньше это произойдет, тем меньше будет ущерб, уже нанесенный этой акцией России. Желаемого эффекта - вытеснения "Мемориала" с поля исторической памяти - все равно добиться не удастся, вопрос лишь в том, насколько сильно ставящим задачи и планирующим ход подобных спецопераций удастся навредить стране. Вообще трудно более точно придумать акции, дискредитирующие страну в целом и ее политическое руководство в частности сильнее, нежели кампании против ученых, общественных организаций, деятелей культуры. 2008 год начался атакой на Европейский университет, заканчивается больными фантазиями о финансировании питерским "Мемориалом" экстремистских публикаций и конфискацией без описи материалов по истории репрессий и общественного движения в СССР».
Устоит ли в городском суде Петербурга решение о незаконности обыска, завершится ли этим абсурдная пьеса - или атака на «Мемориал» примет какие-то новые формы, мы узнаем очень скоро.
