СМИпишут об «этнической конфронтации» в Киргизии. Такой подход вводит взаблуждение, потому что причину этой конфронтации они сводят к теме этническойпринадлежности. При этом не учитывается тот сложный и беспорядочный процесс –политический, экономический, социальный и структурный, – из-за которого этоткризис приобрел этническую окраску. Сейчас важно понять, почему и каким образомэто произошло, причем с такой разрушительной скоростью.
Покав Южной Киргизии устанавливалось напряженное и болезненное затишье,международные информационные агентства быстро подыскали причину, объясняющуюнебывалый всплеск насилия, развернувшегося в последние дни: «межэтнический»конфликт во взрывоопасном регионе, где вырвались наружу глубоко укоренившиесянациональные противоречия. Так было в случае борьбы киргизов с узбеками иузбеков с киргизами: как написано в недавней статье, опубликованной в “Independent”, «история насилия» неизбежно повторится.Такие объяснения соблазнительны постольку, поскольку они знакомы: то же самоеговорили о Боснии, Руанде, Кении и Судане. В каждом случае ссылаются накультурный эссенциализм или географический детерминизм, только бы неуглубляться в анализ: виноваты «национальности», представители которых, какпредполагается, ненавидят друг друга; их лидеры, которые раздувают проблему; и,соответственно, Сталин со своими манипуляциями, который перемешал этнические игеографические границы в этой (сложно устроенной в культурном плане) частиЦентральной Азии так, чтобы они не совпадали.
Вэтой статье я полемизирую с подобными объяснениями и с эссенциалистскимиподходами, на которые они опираются. Я не хочу сказать, что этническаяпроблематика не имеет отношения к нынешнему конфликту. Она имеет отношение, точнее,получила его, – но в таком аспекте, который требует продолжительного анализа.На людей нападают, их дома жгут, их предприятия грабят, потому что ониотносятся к той или иной этнической группе. Они охраняют улицы, защищают дома, прячутсяв подвалах, бегут из города, боясь нападений, потому что они дома говорят на определенномязыке и потому что у них в паспорте значится определенная национальность; потомучто они живут в определенном районе; потому что они относят себя (или ихотносят) к «киргизам» или «узбекам». Таким образом, этническая принадлежность внастоящий момент имеет большое значение и может провоцировать насилие. Но этотолько начало нашего объяснения, а не его конечная точка.
Хорватскаяписательница Славенка Дракулич, описывая то, что с ней происходило во временавойны на Балканах, рассказывала, как она оказалась «пригвожденной к стененациональности» и сведенной к «одному измерению» из-за войны и политическихпреобразований на территории бывшей Югославии. Последние недели в Киргизии проходилив атмосфере политических трений, экономических тревог, уголовного насилия,торможения правовых процессов и, кажется, довольно согласованных действий поэтнической мобилизации и провокации вражды со стороны сторонников изгнанногоэкс-президента Бакиева. Это означает, что в Южной Киргизии матери, братья,школьные друзья, сотрудники, соседи и собутыльники оказались «пригвожденными кстене» национальности и были сведены к одномерной категории «киргизов» или«узбеков», несмотря на то, что этот регион исторически превосходит все прочиепо своей сложности и социальному разнообразию.
Нескольконедель назад мне написал мой друг, который владеет тремя языками (киргизским,узбекским и русским) и называет себя «киргизом» с узбекскими и уйгурскимикорнями по материнской линии. Он рассказал, как его жена, которая считает себя«узбечкой», беспокоится, что на детской площадке, куда она водит своих детей («смешанного»этнического происхождения), могут возникнуть этнические недоразумения. Еще одиндруг из Джалал-Абада, считающий себя «узбеком», примерно в тот же периодотметил, что среди узбеков Джалал-Абада нарастает недовольство, потому что организованныепо этническому признаку политизированные преступные группировки после изгнанияБакиева пытались воспользоваться сменой власти в своих интересах и установитьконтроль над предприятиями, которыми в этом городе традиционно распоряжались узбекскиеэлиты. Для обоих моих знакомых этническая принадлежность была важной частью идентичности– так же, как их возраст, пол, образование и их идентификация скосмополитической урбанистической ферганской культурой. Каждый по-своемувыражал ужас перед перспективой одномерности – когда всех поделят на «киргизов»и «узбеков». Когда об этом говорят как об «этническом конфликте», утрачивается этов первую очередь процессуальное измерение. Это эссенциализация; это устранениеполитических аспектов; и это нужно для того, чтобы прекратить анализ. В такоманализе причиной становится этническая принадлежность, и никто не задаетсявопросом о сложных, запутанных, глубоко политизированных динамиках, посредствомкоторых конфликт в момент кризиса приобретает этнический характер.
Япо очереди разверну эти три критических замечания. То, что происходило в последнеевремя в Оше и Джалал-Абаде, представляет собой, как это ни прискорбно, спиральнасилия. В этой истории многое формулировалось в этнических терминах, чтопроявлялось в прицельных нападениях на собственность и дома, а также в жестокихрасправах над теми, кто относился к этнически «другим» – будь то киргизы илиузбеки.
Меньшеписали о многочисленных случаях, где этническая принадлежность не имелаотношения к происходящему: когда грабили потому, что «они» были богатыми иобладали возможностями, недоступными для «нас»; когда киргизы укрывали узбекови наоборот; когда соседи пытались защитить свою улицу или свою мечеть от нападенийне из-за этнической общности, а потому, что они жили в одном и том же районе и хотелижить там и дальше.
Говоряаналитически, концепция «межэтнических конфликтов» не может объяснить такиедействия; в ней нет места каким-либо проявлениям (героизму или жестокости), невписывающимся в рамки этнического антагонизма. В ней не учитываются те, кто нехочет связывать себя этнической классификацией, историческим наследием,родословной или мировоззренческой спецификой и считает себя прежде всегогражданином Киргизии или жителем Оша, а не представителем той или инойэтнической группы.
Онатакже не учитывает различий внутри этнических групп – между богатыми и бедными,городскими и сельскими жителями; не принимает в расчет ту роль, которую играетагрессивная, гипермаскулинная идентичность, когда речь заходит о защите «нашихженщин» от «их мужчин». Этот конфликт имеет не только этнические, но и столь жезначимые гендерные обертона, и это по большей части ускользает от медийныханалитиков.
Далее,полемика в терминах укоренившегося межэтнического антагонизма не учитывает политическиеаспекты. Такой подход предполагает, что причина конфликта кроется в «ненависти»,которую испытывает одна этническая группа в отношении другой; нетерпимость;жажда насилия; недостаток цивилизованности. Новости, подспудно или открыто, изображаютвещи так: «дикие киргизские банды» спускаются с гор и сокрушают всё на своемпути. Конечно, жестокость и разрушения были, и немало. Но эта жестокостьзачастую была самым циничным образом спровоцирована; ее направляли,финансировали, вооружали и использовали.
Большинствоновобранцев в киргизских вооруженных силах – это этнические киргизы, и томуесть социальные и структурные причины. Теми же причинами объясняется неравноераспределение военной экипировки, которая теперь тоже применяется в борьбе, гдепервоначально оружием были только камни и палки. Социальными и структурнымипричинами объясняется и то, почему большейчастью доходов от малого бизнеса в Южной Киргизии распоряжаются узбеки; почему киргизыгосподствуют в государственной бюрократии, которая строится по семейномупринципу; почему столько семей выживают только за счет переводов из-за рубежа идаже в будущем не надеются обеспечить себе средства к существованию в своейсобственной стране. Этот конфликт произошел после изгнания Бакиева и всего за двенедели до того, как должен был состояться референдум, узаконивающий новуюполитическую власть; и на то есть политические причины. Сторонники изгнанного президентаполучали откуда-то средства, чтобы самыми циничными и жестокими способами организоватьсопротивление; тому есть институциональные и структурные причины (причем Западгодами принимал в этом молчаливое участие).
Такимобразом, «межэтнический конфликт» в качестве объясняющей концепции не работаетне потому, что этническая принадлежность не имеет значения, а потому, что «этническаягруппа» сама по себе ничего толком не объясняет (если только мы не исходим изтого, что некоторые этнические группы «по природе» предрасположены к насилию). Понятиеэтнической принадлежности в Оше строится на социальных факторах и организованопо социальным и пространственным законам. Оно формируется и воспроизводится внутрисовокупности семейных, образовательных, социальных и политических институтов, вшколе и телепередачах, в религиозных праздниках и в организации пространствадома и в местных сообществах. Кроме того, что очень важно, оно воспроизводитсяв деловых связях, покровительственных отношениях, устройствекриминально-политических группировок, чья жестокость усугубилась с тех пор, какво время восстания 7 апреля изгнали бывшего президента Бакиева.
Чтобыпонять исторические и непосредственные причины конфликта, необходимо серьезно проанализироватьпрогрессирующую этнизацию общественной жизни – процесс, приведший к тому, что вмомент конфликта этническая принадлежность стала наиболее влиятельной,привлекательной и всепоглощающей социальной идентичностью. Я считаю, что задачааналитика состоит в том, чтобы выяснить, почему и когда начался этот процессэтнизации, и по какой причине она прогрессировала с такой разрушительнойскоростью; и не считать «этнические различия» достаточным аналитическимобъяснением.
Мэдлин Ривз (Madeleine Reeves) – сотрудник Центра по исследованию социокультурнойдинамики при Совете по экономическим и социальным исследованиям в Манчестерскомуниверситете (ESRC Centre for Research on Socio-Cultural Change at the Universityof Manchester).
