Отказавшись наложить на Россию санкции после ее военных идипломатических действий в Грузии и в то же время жестко установив Москве срокв два с лишним месяца, чтобы проверить ее готовность сотрудничать с другимиевропейцами, Евросоюз избрал взвешенный курс между Москвой Владимира Путина иВашингтоном Дика Чейни.
Вместо бурных разногласий, на экстренном саммите 1 сентября2008 г.царило удивительное единодушие по поводу того, как держаться золотой середины,не уклоняясь в сторону более жесткой или более мягкой позиции. Кризисподчеркивает, чтó поставлено на карту при выработке более последовательнойвнешней политики Евросоюза и как важно это сделать, а также выявляет отчетливыйконтраст между подходами Евросоюза и США к вопросу европейской безопасности.
Лидеры ЕС выразили серьезную «обеспокоенность» конфликтом,насилием, к которому он привел, и «непропорциональной реакцией России». Ониосудили «неприемлемое» решение Москвы признать независимость Абхазии и ЮжнойОсетии. Они сделали акцент на праве «всех европейских государств <включаяГрузию>… свободно определять свой внешнеполитический курс и объединения, вкоторые они хотели бы вступить» и на уважении к легитимным интересамбезопасности каждой страны, включая Россию. Они торжественно обещаливсевозможную гуманитарную помощь Грузии, соглашения о свободной торговле иклялись добиваться расширенного политического соглашения со страной в рамкахЕвропейской политики добрососедства (ЕПД).
Эти заключения основывались на оперативной инициативеФранции, выступившей в роли посредника при заключении состоящего из шестипунктов соглашения о прекращении огня, которое было подписано грузинским ироссийским президентами и подразумевалопрекращение непосредственных боевых действий. Этот документ содержит несколькодвусмысленных пунктов, но он, по крайней мере, предоставляет критерий оценкисворачивания вооруженной конфронтации и выступает залогом контроля над ней, чтоподразумевает привлечение невооруженных наблюдателей ЕС.
Некоторые комментаторы отметили, что Россия, вероятно, былаболее расположена иметь дело с Францией в роли председателя ЕС (в июле-декабре 2008 г.), чем с меньшимгосударством, таким, как Чехия (преемник Франции в течение следующегошестимесячного периода, январь-июнь 2009 г.). Расширенные условия, предусмотренныеЛиссабонским договором – отвергнутым ирландскими избирателями на референдуме 12июня 2008 г.,- обеспечивали бы иную модель переговоров, которая бы гарантировала бóльшую непрерывность:занимающий более заметную позицию президент ЕС на срок от двух с половиной допяти лет наряду с Высоким представителем по внешней политике, вырабатывающийкомпромисс между межправительственным Советом министров и Еврокомиссией.
Эта новая структура сама по себе не гарантировала бысогласованности между различными национальными стратегиями и интересами повсему Евросоюзу - как не устранила бы она и воспроизведения существующегоинституционального соперничества между Советом и Комиссией; но она сделали быЕвросоюз более заметным и – вероятно – более эффективным международнымдеятелем.
В самом деле, за последние годы ЕС приобрел – постепенно,прагматически, а зачастую и случайно – много признаков «внешней стратегии»,имеющей несколько уровней и широкую сферу охвата. Она включает в себятерриториальную политику, экономику и распространение ценностей на внутреннем,региональном и глобальном уровнях. Лиссабонский договор сводит их воедино вболее чёткую структуру. Кризисы, подобные грузинско-российскому конфликту,будут способствовать тому, что государства-члены, не желавшие ратифицировать иприводить в исполнение этот договор, осознали его необходимость. Этополитический факт, в существовании которого ирландские партии и избирателидолжны дать себе отчёт в ближайшие месяцы, потому что полемика вокруг действий,которые следует предпринять после отрицательного результата референдума,нарастает.
Развитие более целеустремленной и чёткой европейскойвнешнеполитической стратегии означает также, что политику ЕС будут еще большеупрекать - либо в том, что не удается выполнить свои политические илириторические обещания, либо в лицемерии, с которым частные интересы скрываются заобщими фразами. Это цена, которую приходится платить за свое функционирование вмногополярной мировой обстановке. Но большинство государств-членов иизбирателей – осознающих, что их взаимозависимость и общая незащищенностьпограничных регионов (Юго-Восточная Европа, Северная Африка, Кавказ) требуетсовместных усилий, - готовы заплатить эту цену.
Аналогичным образом, большинство государств-членов иизбирателей предпочитают, чтобы ЕС сосредоточился на «мягкой силе»(основывающейся на привлекательности и распространении ценностей союза), а нена «жесткой силе» (основывающейся на военных действиях и демонстрации могущества)– если это осуществимо. В этом - контраст с политикой США, как в частныхслучаях, так и даже в более общем смысле. Таким образом, ошибочно предполагатьпростое сходство в ценностях и интересах ЕС и США. Сразу после холодной войнымежду ними воцарилось большое напряжение; оно существовало на протяжениипериода расширения ЕС и НАТО в 1990-х гг.; затем последовала инициированная СШАпопытка распространить действие НАТО на всё мировое устройство, особенно вАфганистане. Эта попытка до сих пор остается камнем преткновения и будет им идальше, кто бы ни победил на выборах в США.
В ряде важных аспектов зарождающаяся стратегия ЕСориентирована против политики США в контексте, в котором односторонняя политикаАмерики теряет эффективность. Это можно наблюдать на примере грузинскихсобытий. Вашингтон подчеркивает, что Грузии и Украине должно быть гарантированочленство в НАТО, но такая позиция встречает сопротивление (особенно со стороныФранции и Германии) как провокационная. Более того, хотя Польша и прибалтийскиегосударства ценят американские гарантии безопасности против возрождающейсяРоссии, но они останавливаются перед тем, чтобы признать это новой холоднойвойной, и осознают важность достижения долгосрочного соглашения с Россией поповоду энергии, безопасности и политических свобод.
Российские лидеры, в свою очередь, имеют своюзаинтересованность в новой европейской политике, и можно ожидать, что онипрореагируют рационально, если хотят избежать новой изоляции. Проверкасостоится, если и когда переговоры между Евросоюзом и Россией возобновятся воктябре. Это было запланировано в Москве 8 сентября по итогам переговоров междутройкой ЕС в составе Николя Саркози, Жозе Мануэля Баррозу (председателяЕврокомиссии) и Хавьера Соланы (Высокого представителя по внешней политике) ироссийской принимающей стороной в лице Дмитрия Медведева.
Европейская политика добрососедства (ЕПД Евросоюза) едва липодходит для этой задачи. Она расширяется, чтобы охватить восточное, равно каки средиземноморское направление, но она всё еще слишком сильно завязана наподходе, охарактеризованном Романо Проди как «всё, кроме институтов» - будучипредседателем Еврокомиссии, он положил начало ЕПД в 2004 году. Этот подход былосформулирован с целью избежать дальнейшего расширения обязательств ЕС передассоциированными странами. Но это ограничило возможность продумывать теспособы, которыми могло бы строиться институционализированное сотрудничествопри отсутствии членства.
Россия требует особого обращения, но здесь не продуманыдолгосрочная перспектива согласования отношений между обозначенными выше двумястратегиями и способы их обеспечения. Стоит взять на вооружение идею,предложенную Джоном Палмером: чтобы государства ЕПД и Россия вошли вСодружество европейских государств.
Это решение дублировало бы собственные структуры ЕС,предназначенные для решения вопросов о взаимных интересах посредством каксотрудничества, так и своего рода разделения суверенитета. Полномочиявсеобъемлющего паневропейского сообщества должны были бы стать болееограниченными, чем полномочия ЕС, – возможно, они бы свелись к вопросамбезопасности, права, экономики, прав человека и энергетики, лежащим в основепроекта соглашения между ЕС и Россией, которому предстоит стать пробным камнемроссийской готовности сотрудничать с Европой.
Существенное отличие от нынешней ЕПД состояло бы в том, чтостраны-участники принимали бы решения коллективно, а не просто руководствовалисьбы политическими решениями ЕС. Хотя готовность к членству должна быть связана сподтвержденным соблюдением демократических и правовых стандартов Совета Европы,доступ должен быть в принципе открыт всем странам большой Европы – включаяРоссийскую Федерацию.
На протяжении последних восьми лет возможность инициироватьтакое соглашение и достигнуть его упускалась; теперь, когда грузинский кризисповсеместно ужесточил позиции, сделать это будет намного труднее.
Несмотря на всю риторику, происходящее сейчас - не холоднаявойна. Россия является державой скорее регионального, нежели мирового масштаба.В своем посткоммунистическом обличии она лишена идеологии, которую можно былобы экспортировать, и ее способность привлекать союзников заметно уменьшилась.Показательно, что Китай отказался распространить свою солидарность с Россией напротивостояние с Грузией, невзирая на авторитарный капитализм, общий для Пекинаи Москвы. Россия, наоборот, ведет себя как держава XIX века, имеющая целью увеличить свою славу и вселить страх в свое«ближнее зарубежье». Это нежизнеспособная политика, но она станет болеепонятной, если счесть ее переходной, восходящей к унизительным 1990-м. Крометого, при всем своем энергетическом богатстве российская экономика составляетвсего около 7% от экономики США и Евросоюза и менее развита в плане качества.
Всё это доказывает, что ЕС нужно выработать долгосрочнуюответную программу, в которой будут учтены политические ошибки, допущенные егочленами, по отдельности или сообща, в регулировании отношений с Россией впериод президентства Владимира Путина. Рычаги воздействия ЕС скорееполитические и экономические, нежели военные; но ситуация с безопасностьюначинает принимать всё более угрожающие очертания по обоим направлениям.
Пол Гиллеспи – редактор Irish Times повнешней политике. Он читает лекции по европейской политике в Школе политики имеждународных отношений (Университетский колледж в Дублине).
