Люди уходили очень быстро. Главноебыло — сохранить жизнь. По следам этих былых жизней можно, кажется, ходитьбесконечно. Правда, двигаться приходится с оглядкой: мародерыза своими трофеями здесь приходят с оружием, и личную безопасностьможет гарантировать только численный перевес. Ни обещанная строгостьнаказаний, ни блок-посты не помогают — российские солдатыне решаются даже останавливать груженные вещами машины.
Деревни сменяются деревнями, дома —домами: частично или полностью разрушенные, почти все — сожженные ивсе — разграбленные. Они похожи на распаханный ногой муравейник:жизни нет, есть набегающие иногда тени — никто (на всякий случай)не хочет быть увиденным. И каждый день приходит новая волна этихтеней войны — сначала уносили то, что подороже и получше, теперь тащатгоршки, вилки, стекла. Остается то, что хорошо горит и никомуне нужно — книги, письма, фотографии, документы. Чужая жизнь…
В некоторых селах еще можно найти людей -больных и немощных грузинских стариков — тех, кто не успел,не захотел, не смог уйти вместе со всеми. Сейчас их может бытьуже всего по паре человек на село. Да и те не всегда знаюто существовании друг друга — если о тебе не знают, то,может быть, останешься жив. Им так кажется. И чтобы найти их, нужно знать,где именно искать. Водитель — знает. Проезжая одно из сел, он качаетголовой: «Здесь можно не останавливаться. Даже если кто-то был — ужеубили бы».
А там, где живые еще остались, их нужнодолго звать, объяснять, успокаивать. А потом убеждать трясущихся стариков,твердящих, пряча глаза: все в порядке. Бороться со страхом —своим и их — теперь уже перед всеми людьми.
От дома в грузинском селе отъезжаеточередная машина. Пошел дымок. Скоро будет новое пепелище.
 |  |
 |  |
 |  |
 |  |
 |  |
 |  |
 |  |
