На этой неделе (14 августа) исполнилось 15 лет с момента, когда один из самых острых межэтнических конфликтов на территории Южного Кавказа – грузино-абхазский – вылился в полномасштабную, продолжавшуюся 14 месяцев войну. Грузино-абхазское противостояние проходило параллельно с гражданской войной в Югославии. У аналитиков появилась возможность не только для сравнительного анализа, но и для заимствования слов и словосочетаний из весьма специфического словаря межнациональных противоборств. Именно начиная с грузино-абхазской войны в наш активный политологический словарь вошли понятия "этническая чистка", "зачистка территории".
Формально эта война закончилась осенью 1993 года. В будущем году в Абхазии будет праздноваться пятнадцатилетие со дня победы в «Великой Отечественной войне абхазского народа». Именно так это событие трактуется сегодня в непризнанной республике. Но и после перехода большей части территории бывшей Абхазской АССР под контроль де-факто Республики Абхазия и военной победы над грузинскими регулярными частями (и разного рода полупартизанскими соединениями) стало очевидно, что точка в войне 1992-1993 гг. станет многоточием. В результате противостояния, начавшегося 15 лет назад, погибло 8 тыс. человек, 18 тыс. чел было ранено и более 200 тыс. чел. стали вынужденными переселенцами.
«Сегодня, спустя почти 15 лет после первых перестрелок в августе 1992 года, грузино-абхазский конфликт остается неразрешенным. Абхазы настаивают на своем праве на государственность на основе национального самоопределения. Грузия утверждает, что принципы неприкосновенности международных границ и государственного суверенитета гарантируют ей право на контроль над Абхазской территорией, откуда этнически грузинское большинство было вытеснено во время войны». С процитированным выше выводом авторов доклада Международной кризисной группы «Абхазия сегодня» трудно не согласиться. Проблема усугубляется тем, что официальный Тбилиси рассматривает потерю Абхазии как вмешательство России во внутригрузинские дела, в то время как руководство непризнанной республики видит в президенте Грузии Михаиле Саакашвили американскую марионетку. Не последнюю роль в динамике грузино-абхазского урегулирования играет и пресловутый «казус Косово». По справедливому замечанию директора российских и азиатских программ Института мировой безопасности (США) Николая Злобина, «по мере приближения решения по косовской проблеме нарастает напряженное ожидание в конфликтных регионах на территории бывшего СССР… Спору нет, предоставление независимости Косово может стать началом новых конфликтов в центре Европы. Но оно не станет моделью урегулирования конфликтов в Евразии. Представляется, что здесь вообще не может быть единой модели разрешения. Эти конфликты имеют разную природу, свои уникальные особенности, требуют различной степени вовлеченности игроков извне, международных структур».
Однако для того, чтобы понять общее и особенное в конфликтах как на постсоветском, так и на постюгославском пространстве, необходимо обращение к истории. Внешне эффектный лозунг, предложенный в свое время американским дипломатом Ричардом Холбруком, “No History”, далеко не всегда применим. На наш взгляд, справедливым представляется мнение британского военного эксперта (Центр изучения конфликтов Королевской военной Академии Сандхерст) Чарльза Блэнди: «История действительно влияет на умы людей, их восприятие и отношения, которые в некоторых случаях укоренились в психологии нации или народа, передаваясь из поколения в поколение. Полагаю, что это должны понять представители Запада, где исторический аспект не так уж акцентирован».
Оговоримся сразу, обращение к истории необходимо не для того, чтобы сделать эту науку политическим инструментом легитимации тех или иных претензий (на сохранение территориальной целостность или на сецессию). Для того чтобы понять «уникальность» того или иного конфликта, и исследователю, и политику, принимающему решения, необходимо представлять историческую динамику взаимного отчуждения противостоящих друг другу сторон. Когда в массовом сознании появляется образ врага? Какие факторы (объективного или субъективного свойства) влияли на укрепления таких представлений, а какие, напротив, сдерживали их? Когда стала возможна «инструментализация» конфликта для внутренней консолидации враждующих сообществ? Ответы на все обозначенные вопросы позволяют формировать гораздо более взвешенные и адекватные подходы к конфликтному урегулированию. Более того, не следует забывать, что этнополитический конфликт (и грузино-абхазский здесь не является исключением) – это не только вооруженное или политико-правовое противостояние. Это конфликт различных историософий и исторических символов. Известный труд американского политолога Стюарта Кауфмана (в котором автор обращается и к грузино-абхазскому эмпирическому материалу) так и называется: «Современная ненависть: символическая политика этнической войны».
Для абхазской элиты (и граждан непризнанной республики) история – это перманентная борьба за самостоятельность Абхазии. Сначала против Османской империи, потом против Российской империи, затем против Грузии в разных ее обликах (меньшевистской республики, а затем Грузинской ССР). Глубоко заблуждается тот, кто считает, что в абхазской историографии абсолютно доминируют пророссийские подходы. Еще в советское время (когда в отечественной историографии господствовали представления о добровольном вхождении различных народов в состав Российской империи) известный абхазский историк Георгий Дзидзария обращался и к истории абхазского восстания 1866 года (антиимперского по своей направленности), и к истории махаджирства (эмиграции абхазов в пределы Оттоманской Порты). Конечно, многие выводы исследователь был вынужден облачать в формы «национально-освободительного» или социального движения. Однако знающие советский «эзопов язык» все прекрасно понимали. В 1990-е гг. идея «добровольного вхождения» была подвергнута критике не просто профессиональным историком (хотя уровень его работ признан далеко за пределами СНГ), но одним из ведущих абхазских политиков (в настоящее время секретарем Совета безопасности Абхазии) Станиславом Лакобой.
Для грузинской же элиты Абхазия – это часть многовековой истории Грузии. Отсюда и выводы об «автохтонном характере» грузинского населения экс-автономной республики. В 1950-е гг. некоторые грузинские исследователи приходили к выводу о том, что абхазы мигрировали на территорию Абхазии только в XVII веке, «спустившись с гор Северного Кавказа». И сегодня образ «спустившихся с гор апсуйцев» (так называют многие грузины абхазов из-за самоназвания последних «апсуа») очень популярен на уровне массового исторического сознания грузин. Конечно, далеко не все академические историки Грузии разделяют эту «миграционную точку зрения». Однако в Абхазии имя грузинского исследователя Павла Ингороква (создавшего в 1950-е гг. «миграционную гипотезу») известно многим людям, не имеющим профессионального исторического образования. Для большей части абхазов Сталин и Берия – это грузины, осуществлявшие дискриминацию в Абхазской АССР именно по этническому принципу. Для большей части грузин два выше упомянутых персонажа, во-первых, великие земляки, а во-вторых, создатели «империи Кремля», безжалостной и по отношению к их Родине. В любом случае история в грузино-абахзском конфликте – это такой же актуальный актор, как и правовые аргументы и вооруженные силы. «Исторический фронт» в этом «замороженном конфликте» не менее важен, чем Гальский, Кодорский или Черноморский.
В современной литературе не существует единого мнения по вопросу об истоках грузино-абхазского конфликта. По словам директора Исследовательских программ Фонда «Гражданская инициатива и человек будущего» (Абхазия) Лейлы Тания, «неофициально распространена концепция, согласно которой противостояние абхазов и грузин не такое острое, как, скажем армян и азербайджанцев, и «образ врага» возник только в ходе войны и после нее. К сожалению, столь поверхностный взгляд на историю и реалии грузино-абхазского конфликта укрепился и в ряде международных организаций... Идеализированная картина предвоенной стадии конфликта больше распространена среди абхазских и грузинских участников неофициального диалога, что лишь укрепляет поверхностный стереотип данного противостояния среди международных акторов. Этот стереотип во многом определяет отношение последних к условиям и возможностям примирения…»
И все же противоборствующие стороны признают, что грузино-абхазский конфликт новейшего времени имеет глубокие исторические корни. Абхазы – этнос, близкий по языку к адыгским народам Северо-Западного Кавказа. К началу XIX в. Абхазское княжество находилось под формальным протекторатом Османской империи. В 1810 г. началось инкорпорирование княжества в Российскую империю. До 1864 г. оно пользовалось фактической автономией. В результате антироссийского восстания 1866 г. (вызванного ликвидацией Абхазского княжества и переходом к общеимперской юрисдикции) и событий русско-турецкой войны 1877-1878 гг. значительная часть абхазов была выслана (или принуждена к эмиграции) за пределы Российской империи. В конце XIX-начале ХХ вв. Сухумский округ входил в состав Кутаисской губернии, а затем подчинялся российской кавказской администрации в Тифлисе. В 1904-1917 гг. Гагра и прилегающие к ней районы входили в состав Сочинского округа Черноморской губернии. Таким образом, в дореволюционный период территория сегодняшней Абхазии была разделена между различными административно-территориальными образованиями Российской империи.
После распада Российской империи и образования на ее территории новых независимых государств, в том числе Демократической республики Грузия, «абхазский вопрос» стал точкой пересечения интересов белогвардейских «Вооруженных сил Юга России» под командованием Антона Деникина и независимой Грузии. Летом 1918 года Абхазия была включена в состав Грузинского государства. Этот процесс сопровождался вводом грузинских войск на территорию Абхазии и разгоном абхазского Народного совета. Жесткий национализм меньшевистского правительства Грузии способствовал большевизации Абхазии. В марте 1921 года была провозглашена Советская социалистическая республика Абхазия. В декабре того же года она вошла в соответствии с союзным договором в состав Грузии – уже советской. В 1931 году была создана Абхазская АССР в составе Грузинской ССР.
При Сталине грузинским республиканским руководством проводилась жесткая политика дискриминации по отношению к абхазскому населению. В 1937-1938 гг. в основу абхазского алфавита была положена грузинская графика, в 1945-1946 гг. обучение в абхазских школах было переведено на грузинский язык, были заменены многие абхазские топонимы. Впоследствии дискриминационные меры по отношению были существенно смягчены, появились СМИ на абхазском языке, возродилось национальное образование.
Однако политика этнической дискриминации принесла свои отрицательные плоды. Тем более что, по мнению абхазской стороны, экономическая политика Грузинской ССР и в 1960-1980-е гг., основанная на массовом привлечении в Абхазскую АССР рабочей силы из Грузии, была нацелена на изменение этнодемографического баланса не в пользу абхазов. И если в 1959 г. на территории Абхазии проживало 158 221 грузин (абхазов – 61 193), то в 1970 г. – 213 322 грузин (абхазов – 83 907). В 1979 г. грузины составляли уже 43,8% населения автономии.
«Политика репрессий в отношении абхазского языка и культуры, осуществлявшаяся совершенно конкретными лицами грузинской национальности (причем не только высшими чиновниками, но и рядовыми исполнителями), формировала обобщенный «образ врага» по отношению к самой массе грузинских переселенцев, обладавших к тому же социальными привилегиями», – констатирует современный грузинский политолог Гия Нодия. Формирование образа грузина-врага он относит к началу 1930-х гг.
В XIX веке абхазы воспринимали грузин как слуг Российской империи. Но в XX столетии на смену имперскому дискурсу пришел националистический. Абхазское население стало связывать свои надежды на этнонациональное самоопределение с выходом из состава Грузии. В 1957, 1967, 1977 гг. представителями абхазской этнонациональной интеллигенции готовились обращения к руководству СССР с просьбами о выходе из состава Грузинской ССР и вхождении в состав РСФСР (или образования самостоятельной Абхазской ССР). Так, в конце 1977 года в союзные органы власти было направлено т.н. «Письмо 130» (подписантами были представители абхазской интеллигенции). Авторы обращения-1977 ставили вопрос о выходе Абхазской АССР из состава Грузинской ССР с последующим конституционным закреплением этой сецессии.
22 февраля 1978 года это обращение стало предметом рассмотрения на Абхазском бюро обкома под названием «О неправильных взглядах и клеветнических измышлениях, содержащихся в коллективном письме от 10 декабря 1977 года». Однако решение обкома вызвало жесткую реакцию населения. 29 марта 1978 года собрался сход жителей села Бзыбь и нескольких сел Гудаутского района в поддержку «Письма 130». Более того, на сходе прозвучало требование (оно выдвигалось и во время массовых акций 1967 года) о прекращении миграции грузин на территорию Абхазии (таковая поощрялась властями в Тбилиси). В 1978 году при принятии Конституции Абхазской ССР было принято компромиссное решение, абхазский язык наряду с грузинским и русским стал государственным на территории автономии. На XI Пленуме ЦК Компартии Грузии (27 июня 1978 года) тогдашний первый секретарь Эдуард Шеварднадзе высказался против «перегибов» грузинских коммунистов в «абхазском вопросе».
Таким образом, «российский фактор» в абхазском движении возник еще задолго до грузино-абхазского конфликта новейшего времени. Абхазские лидеры не раз провозглашали свое единство с народами Северного Кавказа, а потому в своих требованиях говорили (еще властям СССР) о желательности включения их автономной республики в состав России (куда входило 7 Северо-Кавказских автономий). По мнению большинства грузинских исследований, брежневский СССР предпринял целый ряд проабхазских мер. Грузинский алфавит, на котором была основана абхазская письменность, был заменен кириллицей. Про конституционные трансформации мы уже писали выше. Были также введены специальные квоты для абхазов (в частности, должность первого секретаря Гагрского горкома становилась абхазской, а второго секретаря – грузинской). Кстати, в будущем главой прогрузинского Абхазского правительства (затем правительства в изгнании) стал экс-второй секретарь Гагрского горкома Тамаз Надарейшвили…
С началом этнонационального самоопределения грузин в период Перестройки обострился и «абхазский вопрос». В марте 1989 года в селе Лыхны Гудаутского района состоялся 30-тысячный сход, на котором было заявлено о необходимости возвращения Абхазии «политического, экономического и культурного суверенитета в рамках ленинской идеи федерации».
Трагедия 9 апреля 1989 года в Тбилиси привела к отставке первого секретаря ЦК Компартии Грузии Джумбера Патиашвили и назначению на пост главы Компартии республики председателя республиканского КГБ Гии Гумбаридзе. Однако и Патишвили, и Гумбаридзе фактически самоустранились от разрешения острых этнополитических и общеполитических проблем республики. Более того, оба коммунистических лидера для поднятия собственной популярности начали заигрывать с грузинскими националистами. Усиление позиций последних спровоцировало новую волну конфликтов. Абхазский форум «Айдгылара» 8 июля 1989 года обратился к Председателю Верховного Совета СССР Михаилу Горбачеву с просьбой о немедленном введении особого порядка управления Абхазией. 15-18 июля 1989 года в Сухуми прошли первые вооруженные столкновения между грузинами и абхазами. В течение двух недель трагического июля погибло 12 человек. Именно тогда были заложены фундаментальные предпосылки для трагедии 1992 года.
С 1989 года до сегодняшнего дня грузино-абхазский конфликт новейшего времени прошел несколько этапов.
Первый этап (март 1989 – июль 1992 г.) – политико-правовой. В отличие от Южной Осетии, конфликт начинался не с идеологического обоснования взаимных этнических претензий, а как спор о юридической правомерности (неправомерности) вхождения Абхазии в состав Грузии и юридической же обоснованности (необоснованности) этнонационального самоопределения Грузии и Абхазии. На первом этапе борьба шла не столько между Тбилиси и Сухуми, сколько между абхазской и грузинской общинами в самой Абхазии. Грузино-абхазское противоборство отличалось и большей по сравнению с Южной Осетией этнической мозаичностью. На лыхненском сходе присутствовали около пяти тысяч представителей от армянской, русской и греческой общин Абхазии. Абхазские националисты акцентировали внимание общественности на том, что противниками «грузинизации» Абхазии являются не только этнические абхазы, но также и русские, армяне, греки. Для идеологического и правового обоснования национального самоопределения Абхазии немало сделал лидер русской общины Абхазии – историк и археолог Юрий Воронов. Говорить об абхазском сепаратизме в 1989 – начале 1992 гг. неправомерно. В это время сепаратистами по отношению к СССР выступали сами грузины. Абхазы тогда противодействовали грузинским национал-радикалам и защищали существовавшее на тот момент единое государство. После распада СССР абхазская элита первоначально выступала с позиций «советского реваншизма».
Второй этап (июль 1992 - июль 1994 гг.) - военно-политический. Рубежом между первым и вторым этапами стало решение Верховного Совета Абхазии об отмене Конституции Абхазской АССР 1978 г. и восстановлении Конституционного проекта 1925 года Аннулирование правовой базы вхождения Абхазии в состав Грузии и ответная реакция грузинских властей – ввод войск Госсовета Грузии на территорию Абхазии – стали началом крупного вооруженного столкновения. Грузино-абхазский конфликт из межэтнического противоборства на территории Абхазии перерастает в военное столкновение между грузинским государством и мятежной территорией. С этого времени абхазское национальное движение из просоветского превращается в сепаратистское. Своей главной целью оно видит выход из состава независимой Грузии. Осенью 1993 г. Грузия терпит военное поражение и фактически теряет свой контроль над территорией Абхазии. Однако это событие не положило конец военному противоборству между конфликтующими сторонами.
Третий этап (июль 1994 г. – июль 2006 г.) – попытки урегулирования последствий грузино-абхазского конфликта. Рубежом между вторым и третьим этапом стала масштабная операция российских миротворческих сил. С 1994 года грузино-абхазский конфликт, несмотря на отдельные эксцессы в 1998 и 2001 гг., перешел в формат переговорного процесса между противоборствующими сторонами при участии России и международных структур. Темы переговоров: статус Абхазии и проблеме возвращения грузинских беженцев в места их прежнего проживания.
Четвертый этап (июль 2006 г.- настоящее время) - попытки «разморозки» грузино-абхазского конфликта. Началом этого этапа стала Кодорская операция Михаила Саакашвили. С этого момента процесс переговоров между сторонами конфликта приостановлен. Грузинские власти пытаются изменить сам формат переговорного процесса, представляя так называемое «правительство Абхазии в изгнании» (состоящее во многом из этнических грузин) как единственного законного представителя республики. Что же касается властей непризнанной Абхазии, то президент Грузии всеми силами стремится представить их исключительно как российских марионеток. По словам Михаила Саакашвили (16 июля 2006 года), «это не этнические конфликты (противостояния в Южной Осетии и в Абхазии – С.М.). Это навязанные нам политические конфликты. Они связаны с попытками постсоветских сил, пережитков старого советского империалистического мышления, получить контроль хотя бы над некоторыми из соседних территорий…».
Таким образом, история еще не скоро уйдет из актуального контекста грузино-абхазского урегулирования.
Автор – зав .отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук
