19 сентября 2010 г. в Камаробское ущелье(Таджикистан) пришла колонна военнослужащих, которые искали заключенных,бежавших в августе из тюрьмы. На колонну напали, и 26 солдат погибли подвыстрелами; многие из них были молодыми и неопытными новобранцами. Этопроисшествие на короткое время привлекло внимание международной общественностик этому гористому региону на востоке страны. Правительствоустроило информационную блокаду. Оно угрожалотаджикской независимой прессе (которую и без того притесняют) и пообещалоначать уголовное преследование журналистов, которые будут рассказывать то, чтовыходит за рамки официальной версии.
Газеты и телевидение распространяютидею о том, что Каратегин, точнее Раштская долина, к которой относитсяКамаробское ущелье, - это рассадник исламского терроризма и радикального исламизма.Но они практически не рассказывают о том, что происходит, и жители этих мест, атакже их родственники в Душанбе, по большей части не верят этим репортажам. Врезультате о событиях и их причинах стали распространяться слухи.
В первых репортажах выехавшиена место событий журналисты сообщали, что все молодые мужчины оттуда скрылись:многие отправились в горы, чтобы скрыться от правительственных репрессий илипримкнуть к мятежникам. Местные жители говорят, что таммного жертв среди мирного населения и что каждый день в военный госпитальпоступает по несколько раненых. Тринадцать лет назад в Таджикистане былозаключено общее соглашение об установлении мира, которое положило конецгражданской войне, разразившейся там после распада СССР. Каким образом и по какойпричине в Камаробском ущелье снова вспыхнул конфликт?
Мы постараемся в какой-то мере ответить наэтот вопрос. Для этого мы сосредоточим внимание на одной знакомой авторамдеревне — назовем ее Шахригуль, - которая находится на въезде в Камаробское ущелье.Эта деревня из-за своего стратегического расположения оказалась, кнеудовольствию ее жителей, предметом пристального внимания как со стороныбывшей оппозиции, так и со стороны государственных военных подразделений.
Тем не менее, ее повседневная жизнь проходитиначе. Человек, приехавший туда впервые, будет поражен гостеприимством: онувидит дастарханы, заставленные блюдами, разного рода хлебом исладостями, и приятных людей, которые готовы сделать что угодно, только бы ихгость почувствовал себя как дома. Деревня отражает собой смешение двух разныхтенденций — противостояния возникшей во времена гражданской войныгосударственной власти и попыток ужиться с ней. Именно эти два мотива —столкновение и приспособление — характеризуют новый конфликт, который вспыхнулв Камаробском ущелье в 2010 г.
Камаробское ущелье находится на правомберегу реки Сурхоб. Через него протекает еще одна река — Сорбог с чистой горнойводой. С обеих сторон этого потока расположены маленькие деревни, зажатые междурекой и горными склонами. Дома там глиняные. Тополя дают тень, в которой можноскрываться от солнца. Зимой там холодно, летом приятно.
В большинстве отчетов онедавних событиях пишут, что Камаробском ущелье переполнено исламскимитеррористами и, следовательно, представляет собой угрозу Западу. Когда вРаштаском регионе вспыхивают конфликты, с ними неизменно связывают «МуллоАбдулло», которого десять лет никто не видел и который, как считается, был убитв 2002 г.силами коалиции в Афганистане. Репортажи в СМИ только раздувают эту версию.
После того, какправительство санкционировало ракетный обстрел дома Ахмадова в Гарме, и тамобнаружили тела погибших, начались разговоры о том, что в схватках принимаютучастие иностранные террористы. Однако местные говорят,что это были рабочие-киргизы, которые строили его дом. Киргизы из Джиргаталямного лет работали на стройках в Гарме. Говорят, что эти киргизы были в числе пострадавших от недавних военных атак,и их ошибочно приняли за международных террористов.
Эти неточные репортажитакже свидетельствуют о недостаточном понимании гражданской войны вТаджикистане. Их авторы не отдают себе отчета в том, что насилие разжигалотаджикское правительство, которое не хочет признавать локальные причиныконфликта, так как в этом случае оно само окажется у его истоков.
Пристальное внимание ксоциальной несправедливости и политическому соперничеству, продолжающемуся современ войны, но уже в измененной форме, позволяет пролить некоторый свет наситуацию. Еще в 2002 г. над ущельем в поисках подозрительныхличностей кружили вертолеты, хотя тогда уже не первый год действовало мирноесоглашение. Сейчас такая же ситуация: десятки вертолетов и военных транспортныхсредств обследуют ущелье, пытаясь найти группировки, которые, как считается,скрываются где-то в горах.
Таким образом, политические разногласиямежду государством и оппозицией запечатлены даже на географическом уровне.Раштский район остается зоной «оппозиции», хотя большинство его жителейизбегают конфликтов. В Душанбе многие из тех, кто никогда не бывал в этомрайоне, считают его жителей «отсталыми» исламистами. Но когда и сами таджики, и иностранцы приезжают вэти деревни, они обнаруживают гостеприимных людей, которые, несмотря на крайнююбедность, с радостью и щедростью принимают у себяприезжих.
Камаробский конфликт находится в сложномсоциально-историческом контексте. Жители Камаробского ущелья стремятся выжить. Они оказались в ловушке между активистами, которыеотстаивают исламские ценности, и государственными службами, которые за этудеятельность подвергают их коллективному наказанию. Еслиосновываться только на анализе клановой системы, может сложиться впечатление,что конфликт формируется в отношениях между семьями и клановыми группами. Насамом деле гораздо больше противоречий возникает между представителями разныхпоколений, а также на основании разницы в уровне образования и принадлежности кразным гендерным группам.
Далее, то, что происходитв Раштском районе, в частности в Камаробском ущелье, - это, вопреки заявлениямтаджикского правительства, не столкновение с зарубежными исламистами, напримерс Исламским движением Узбекистана, главным исламистским движением в регионе.Это, скорее, местный конфликт между режимом и бывшими военачальниками, которые,по мирному соглашению, были интегрированы в государство, но сейчас вновьоказались из него исключены.
Группировка моджахедов под руководствомАловуддина Давлатова (Али Бедаки), которая организовала нападение на колоннувоеннослужащих, была сформирована во время гражданской войны. После завершенияконфликта группировку не расформировали, поэтому ее было нетрудно ввести вдействие во время недавних событий. На самом деле Гармский район продолжаетоставаться средоточием оппозиции и бывших полевых командиров времен гражданскойвойны (в том числе влиятельного лидера Мирзохуджи Ахмадова). Эти бывшиекомандиры зачастую с готовностью соглашаются на сотрудничество, если только ихсобственным экономическим (а в некоторых случаях и политическим) позициям ничтоне угрожает.
Оппозиционные группировки действуют, побольшей части, автономно, но тоже готовы сотрудничать. А когда правительство вДушанбе пытается их отстранить, возникают конфликты, вроде того что произошел всентябре. Тем не менее, нет никаких подтверждений тому, что официальнодействующая оппозиционная Партия исламского возрождения санкционироваладействия Давлатова и Ахмадова. Эти действия только пошатнули общественноеположение партии.
Гражданская война стала продолжениемполитического конфликта, который сопровождался демонстрациями в Душанбе в 1991и 1992 гг. На этих демонстрациях и зародиласьвойна, которая распространилась по всей стране. Государственныевооруженные силы вошли в Раштскую долину гораздо позднее — они преследовалиоппозиционных военачальников. До тех пор местные жители укрывали у себябеженцев из пострадавших от войны районов. Впоследствии они сами стали жертвами насилия.Местные стали убегать от моджахедов и правительственных подразделений в горы иблизлежащие деревни. Моджахеды вербовали их в отряды боевиков, аправительственные военнослужащие преследовали их семьи за сотрудничество сповстанцами. Для местных жителей это был трудный период. Женщины из Шахригуля были вынуждены доставать мукуи хлеб вдали от дома; вся территория находилась в изоляции в порядкеколлективного наказания. При этом международнуюгуманитарную помощь к ним не пропускали, и люди оказались на грани голода.
Мирное соглашение подписали в 1997 г., но тогда процессвключения некоторых полевых командиров в государственные службы безопасноститолько начинался. Других военачальников выслеживали и убивали. Считается, чтопоследнего местного моджахеда уничтожили в 2002 г.
Война, конечно, закончилась, нопослевоенный процесс консолидации порождал многочисленные и жестокиеполитические конфликты. В прошлом правительственные вооруженные силызаблаговременно выясняли, когда и где проводить операции. Поэтому им удавалосьбыстро подавлять сопротивление местных жителей. Режим не только уничтожал своихполитических соперников, но и захватывал их собственность, а такжепредпринимательские сферы.
В 2002 г. один из авторов статьи побывал вживописных местах в глубине Камаробского ущелья, где с гор течет небольшаяречка. Далее по ущелью располагались лагерями моджахеды, но в это местотрадиционно стали возить гостей. К 2003 г. простым людям доступ туда закрыли,потому что там решили строить президентскую дачу — как мне сказали, подобровольному «предложению» жителей. Каждый раз, когда туда приезжали гости из политических кругов, жителейзаставляли демонстрировать гостеприимство — привечать гостей «принудительнымивзносами» (продуктами и деньгами). Многим семьям,которые едва могли прокормиться сами, это было трудно.
Режим продолжал вызывать негодование,жесткий патриархальный порядок периодически грубо врывался в общественнуюжизнь. Одна женщина из Шахригуля стала работать преподавателем, так как ее мужаубили во время гражданской войны, и ей нужно было как-то прокормить детей. Она стала соприкоснулась с политикой, согласившисьсопровождать женщину, которая приехала в составе правительственной делегации изДушанбе. За это она поплатилась жизнью.
В ноябре 2002 г. ее жестоко избили,когда она выходила из школы. Вскоре после этого она умерла. Несмотря на то, чтоэто произошло днем, свидетелей не нашлось. Мужчины не сдают позиции, и местныеженщины чувствуют угрозу. Этот случай стал недвусмысленным предупреждением длявсего женского населения в этом районе.
Это было наиболее радикальным проявлениемприсутствия моджахедов в регионе. При этом большинство бывших боевиков влилисьв деревенскую жизнь и занялись кто фермерством, кто преподаванием; другиеначали занимать военные и чиновничьи должности.
В начале 2000-х гг. поток международнойгуманитарной помощи в Раштскую долину значительно расширился. В деревнях сталиоткрываться местные организации. Несколько лет женщины в Шахригуле моглиработать на швейных фабриках, которые финансировались международнымиорганизациями. Один молодой человек с большим энтузиазмом взялся за развитиедеревни и сумел получить международную помощь на ремонт дороги и небольшойэлектрической подстанции.
Но у него было много родственников, которымнужно было помогать. Он закрыл швейную фабрику, чтобы помочь своему брату сжильем. Международную помощь постоянно перенаправляли так, чтобы он и прочиелидеры получали с этого личную или коллективную прибыль, - к негодованиюженщин, которые практически не могли этому противостоять.
Международная помощь мало повлияла наобщественно-экономический уклад жизни в Камаробском ущелье. В каждом хозяйстве есть сад, в котором выращиваютфруктовые деревья и овощи, и скот, дающий молоко. Потом продукты продают нарынках Душанбе, и это один из основных источников дохода. Сельскохозяйственныеземли уже большей частью распределены и обработаны в ходе неэффективных«земельных реформ» прошлого десятилетия. Новые пахотные участки можно создаватьтолько на крутых склонах гор. Молодежь не хочет их возделывать, потому чтоурожай там получается скудный и очень зависит от погодных условий.
Поэтому жители деревень существуют,в первую очередь, за счет трудовой миграции, международной помощи и скудныхсубсидий, поступающих от госучреждений. Люди из Гармского района одни из первыхнаправились в Россию. Говорят, они заняли неплохие рабочие места, хотяроссийский рынок миграции отличается стабильностью.
Один из наиболее надежныхресурсов в Шахригуле – это родственные связи. Семья принимает решение о том,чем человек будет заниматься и какова будет его роль. Если один брат становится«семейным муллой», то другой может поехать куда-нибудь на заработки для семьи,а третий, «образованный брат», будет получать в Душанбе светское университетскоеобразование.
Если один из братьев увлеченнозанимается исламом, то это не оттого, что семья развила в нем радикальныевзгляды, и не по экономическим причинам. Он не может прожить без семейнойподдержки, поэтому его взгляды не должны противоречить принципам, принятым всемье. Таким образом, основания исламской политической деятельности сложны инеоднородны, а это значит, что нельзя считать ее показателем распространенностивоинственных настроений.
Во второй части этойстатьи мы постараемся показать, что камаробский конфликт — это результатборьбы, которую ведут между собой элиты, за распределение контроля междуправительством Душанбе и местными военачальниками.
СофияРохе (Sophie Roche) — научный сотрудник берлинского Центра современныхвосточных исследований (Zentrum Moderner Orient). Изучает распросранениеисламизма среди молодых таджиков. В период с 2002 г. до настоящегомомента год жила и работала в Камаробском ущелье.
ДжонХизершоу (John Heathershaw) – преподаватель международных отношений в Университете Эксетера, научный сотрудник Центра тюркских исследований университета.Автор книги “Post-Conflict Tajikistan”(«Таджикистан после конфликта», Routledge 2009). В период с 2004 по 2007 гг.несколько месяцев провел в работе по исследованию Раштской долины.
