В Москве сейчас так женевыносимо жарко, как было тогда в Грозном. Кажется, еще немного и расплавятсямозги. Невозможно работать, невозможно двигаться, и уехать бы к кому-нибудь надачу, а еще лучше все бросить и податься на море – целыми днями не вылезать изводы, пить холодное вино, ни о чем не думать... Только уехать никуданевозможно. Потому что прошел год, как не стало Наташи. И надо что-то писать,отбирать и распечатывать фотографии, зазывать людей на поминальные посиделки.
Не верится, что Наташинет уже целый год. Все кажется, куда-то уехала, сейчас позвонит и посыплетсяпривычная требовательная скороговорка: «Тут такое... Надо срочно... Это простоужас... Надо что-то делать...» Возвращаясь из очередной командировки, поройловлю себя на том, что зайду домой, а на кухне орудует Наташка. Она частоприезжала, когда я была в разъездах, открывала дверь своим ключом, а купленныеей тысячу лет назад пельмени и какая-то сложная овощная смесь в яркой упаковкедо сих пор лежат в морозильнике. Рука не поднимается выбросить, как неподнимается стереть из мобильника номер ее телефона. Хотя пора уже выбросить. Истереть. И вообще, научиться жить без Наташи. Но проблема в том, что этополучается очень плохо.
Наташа Эстемирова,казалось, была всегда. Она начала работать в «Мемориале» еще до того, какоткрылось грозненское представительство. Ездила в самые горячие места,передавала информацию, возвращалась, снова уезжала. Потом мы все у нее жили.Иногда сваливались на голову по три-четыре человека одновременно, и Наташа с дочкойспали, скрючившись, на крохотном кухонном диванчике, чтобы обустроить многочисленныхгостей. Гости в какой-то момент отправлялись восвояси, подальше от войны, а онаоставалась – для всех нас, вместо всех нас. И можно было не сомневаться, Наташаузнает, расскажет, сделает, и будет ждать тебя, когда ты выберешься в следующийраз.
Наверное, кто-то скажет:она чеченка, конечно, она оставалась там, у себя дома. А вы, чужаки,естественно, уезжали. Но Наташа, русская по матери, выросшая в Свердловскойобласти, переехавшая в Чечню вслед за отцом уже взрослой девушкой, так и ненаучившаяся толком говорить по-чеченски, в принципе не думала в категорияхэтничности, «крови и почвы». Она прекрасно могла бы жить в Екатеринбурге, вМоскве, в Питере. Просто не могла, физически не могла уехать оттуда, гдестрадают люди, и где она может кому-то помочь.
А вообще, Наташе оченьхотелось нормальной жизни. Историк, выросшая на русской классики, она обожалакниги – только вот времени на чтение катастрофически не хватало. Еще оченьлюбила в театр и, выбираясь в Москву, начинала лихорадочно пересматривать всеспектакли. Да и вообще, в каждый приезд буквально не могла надышаться пестройкультурной жизнью большого города – хорошей музыкой, кино, выставками. Всемтем, чего в Грозном ей так мучительно не хватало. А не хватало еще и ночныхпосиделок в шумной компании, заумных разговоров, уютных кафе – короче, того,что является для нас постоянным жизненным фоном, чего мы почти не замечаем. ВНаташкиной жизни этой «нормальности» было так мало, что каждому в неепогружению она радовалась, как ребенок.
Высокая, с почти балетнойосанкой и изумительно грациозной походкой, Наташа любила красиво одеться –только денег на тряпки никогда не было, да и выбор в Грозном не ахти. Она душине чаяла в своей дочери, родившейся, страшно сказать, чуть ли не наканунепервой чеченской. Но вечно допоздна пропадала на работе, то и дело пристраиваладевочку к родственникам, даже на море, на Каспий, до которого рукой подать, немогла с ней нормально выбраться летом («Столько дел, столько людей, как же ихоставить?»), а на последний год и вовсе отправила Лану на Урал... Наташа давнопонимала, что ребенку в Грозном опасно, что там нет нормального образования,нет никаких условий... Часто говорила об этом, но просто физически не могласебя заставить расстаться с девочкой. И только после того, как весной 2008года, лично президент Чечни Рамзан Кадыров орал на нее в голос за то, что онапозволила себе его критиковать в прессе, задавал угрожающие вопросы про дочь,Наташа поняла – больше ждать невозможно, дочку в любой момент могутиспользовать против нее.
В летние каникулы,поддавшись на наши уговоры, Наташа поехала с Ланой в Англию. Около двух месяцевони прожили в общежитии в Оксфорде. Где-то в середине июля я приезжала в Лондонпо работе, и Наташка выбралась в город вечером поужинать и поболтать. Я сиделав ресторане за столиком у окна, и увидела, как Наташа идет по улице – онабуквально светилась изнутри, искрилась какой-то волшебной радостью. Красиваяженщина в большом городе. Кокетливый шейный платок, узкая юбка, босоножки накаблуке. В первый раз за долгие годы знакомства в нашем разговоре не прозвучалони слова о пытках, похищениях людей, казнях, беззаконии, войне... Наташа долгорассказывала, как прекрасно в Оксфорде, какие там чудесные парки, как они с Ланкойоблазили всю округу и иногда осуществляют вылазки в столицу побродить погалереям, как она бегает по утрам, ходит на йогу, учит английский... Наверное,никогда я не помнила Наташу такой счастливой.
Но лето еще не кончилось,а она засобиралась домой. Отвезла дочку к своей сестре в Екатеринбург, устроилатам в школу и уже к середине августа была в Грозном. Я звонила ей до отъезда,едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик: «Ты с ума сошла! Вам так хорошо в Оксфорде! Ты будто на 10 летпомолодела. Останься до сентября. Побудь с ребенком до конца каникул. Ты еепотом до зимы не увидишь! И девчонку жалко, и сама изведешься. Какого черта тыделаешь?» Наташка отнекивалась, почти оправдывалась: «Но ты ведь понимаешь, меня так давно нет, а там столько работы... Какподумаю, про всех, кто каждый день набирает мой номер и слышит, что абонент всееще недоступен, про всех, кто в офис приходит и спрашивает меня, а меня нет...Мне правда пора ехать. Я не могу по-другому...»
Наташа, действительно, немогла. У нее были крайне жесткие представления о том, что дОлжно, и о том, чтодолжна именно она. А мы, в свою очередь, конечно, уговаривали ее остановиться,уехать, пожить для себя, но, если совсем честно, уговаривали недостаточно. Потомучто она очень нам была нужна там, в Грозном, потому что лучше нее никто не умелделать эту работу, потому что к кому бы мы иначе стали приезжать, с кемсоветоваться, кого просить доделать то, что никак не укладывается в недельнуюкомандировку?
В Грозном рано утром, 15июля прошлого года Наташу Этемирову похитили возле ее дома, где мы все бывалитак часто, что стали считать этот дом своим. Ее затолкали в машину, вывезли вИнгушетию и расстреляли. За несколько месяцев до этого ей исполнился 51 год. УбийствоНаташи до сих пор не расследовано. А мы до сих пор не научились без нее жить.
