Я удивился, когда он приехал забрать нас из западного грузинского города Зугдиди. Я понимал, что увижу молодого человека, каковы и большинство представителей молодой администрации Михаила Саакашвили. Шота Утиашвили – высший государственный чиновник, и я думал, что он будет одет в более формальную одежду, чем шорты, кроссовки и рубашка-поло в полоску. Директор одного из департаментов министерства внутренних дел Грузии выглядел так, как будто собрался на пикник, а не сопровождал иностранных журналистов в опасной зоне конфликта.
Этой зоной было Кодорское ущелье в сепаратистском регионе – в Абхазии. Эта долина с обрывистыми склонами два года находилась под контролем грузинского правительства и едва ли подходила для пикника. Вместо ящика со льдом, полного холодного пива, рядом были парашютисты-десантники из Зугдидского гарнизона, чей камуфляж и автоматы Калашникова больше подходили к случаю, чем наряд Шоты.
Два дня мы ехали по ухабистым, грязным дорогам Кодори, обозревая потрясающий кавказский пейзаж из двух современных зеленых военных пикапов. Министерская «Тойота» Шоты ждала нас на парковке гарнизона. Пока мы пересаживались из военного транспорта в гражданский, одна из частей гарнизона готовилась к ежедневной перекличке. Несмотря на опасность, солдаты маршировали вокруг казарм с ленивым видом, ничем не предвещающим нависшего конфликта.
Нужно было спешить. У нас была важная встреча – интервью с Мишей, как Шота называл президента Саакашвили. Встреча была назначена на десять вечера, а еще нужно было ехать через всю страну. «Не волнуйтесь, - успокоил нас Шота. - Миша часто остается в своем офисе допоздна». Грузия, сказал он нам, отличается от большинства стран. Шоте самому приходилось инструктировать президента или получать инструкции посреди ночи. В любом случае, добавил он, интервью должно состояться до утра, потому что утром Миша уезжает в Китай, вести грузинскую олимпийскую команду к спортивной славе в Пекине.
Шота Утиашвили вскоре обнаружил собственный спортивный талант, преодолевая центральную магистраль до Тбилиси, как гонщик «Формулы-1». В начале поездки мы проезжали через низины Мингрелии, где целые стада коров явно предпочитают сонно жевать жвачку посреди шоссе, а не щипать траву на пастбище. Это на некоторое время умерило пыл Шоты, но когда мы проезжали город Кутаиси, он начал демонстрировать исключительные водительские навыки.
Спидометр редко опускался ниже отметки 100 миль в час, пока «Тойота» гнала по дороге, раскидывая в стороны все автомобили и грузовики, которые попадались нам на пути. Шота также с блеском показал, как можно ехать по встречной, непринужденно разговаривая по мобильному телефону.
«Нет, все спокойно в Южной Осетии». «Я не знаю, кто распространяет эти новости об обострении отношений». «Нет, мы не откроем огонь». «Да, Миша завтра летит в Китай. Да. На Олимпиаду».
Звонки поступали на английском, грузинском и русском, и снова и снова разговор возвращался к той же теме. «Нет, я не думаю, что будет война. Почему? Ну, мы не собираемся ее начинать… Наоборот, мы будем искать мирное решение. И сегодня мы полностью придерживаемся соглашения о прекращении огня».
Мирное решение? Я с трудом мог поверить словам Утиашвили. Всего за несколько дней до этого я слышал, как госминистр Грузии по реинтеграции Темур Якобашвили сравнил Россию с голодным крокодилом, которому необходимо насытиться. Теперь по шумному, разгневанному ворчанию из Кремля можно было понять, что русский медведь действительно раздражен, голоден и готов вылезти из берлоги.
Я слушал разговоры Шоты, сидя на пассажирском сиденье, постоянно ожидая, что очередная миля дороги станет для меня последней. Во время одного из звонков в офис президента, пока мы неслись с головокружительной скоростью по встречной, я закрыл глаза, чтобы не видеть, как огромный грузовик обрушивается на нас. Когда столкновения все-таки не произошло и я снова их открыл, Шота продолжал гнать машину, не отрываясь от мобильного и не замечая никакой опасности. Я вытер пот со лба рукавом пиджака, который становился все более влажным.
«Мы опоздаем, - сказал Шота секретарю президента. - Движение затруднено». Обернувшись, он заверил нас, что президент подождет. «Это Кавказ, ребята. Это не Америка и не Европа». Он улыбнулся, и тяжелая ступня снова яростно вдавила педаль газа в пол.
Шота балансировал на грани катастрофы достаточно удачно, чтобы мы приехали в Тбилиси потрясенные, но живые. Через задний вход нас впустили в только что отстроенную резиденцию президента, которая находится в старом тбилисском районе Авлабари. В прошлом это здание было головным офисом дорожной полиции. Я улыбнулся при мысли о том, как бы этим автоинспекторам понравилась езда Шоты.
Я надеялся, что мы приедем в Тбилиси заблаговременно и что я успею заехать в гостиницу, надеть там пиджак и галстук, как того требует интервью с главой государства. Пока наши сумки с телеоборудованием, подсветкой, камерами и штативами просвечивали в рентгеновском аппарате, я чувствовал себя скорее туристом-походником.
После того, как мы прошли проверку в ярко освещенном фойе, за нами спустился секретарь президента. Нам сказали, что интервью будет проходить в президентском конференц-зале. Комната была обставлена с экономной практичностью скандинавского толка; в ней не было эффектной декорации, которую можно было бы взять в кадр. Саакашвили сам предложил переместиться в его собственный кабинет, продемонстрировав понимание того, насколько важна презентация в непростом мире современных СМИ.
Саакашвили – человек высокого роста; меня поразило, что он выглядит старше и опытнее, чем я ожидал, учитывая его юный для правителя возраст, о котором так часто говорили в связи с его деятельностью. Мысленно всё еще представлял себе его как молодого министра в правительстве президента Эдуарда Шеварднадзе.
Пока устанавливали освещение, я осматривал полки в его кабинете и прихожей. Фотобиография Джона Кеннеди "Remembering Jack" стояла так, что каждый входящий первым делом обращал внимание на нее. Еще была книга о создателе современного турецкого государства Кемале Ататюрке и «Великий эксперимент» ("The Great Experiment") Строуба Тэлботта. Не удивился я, и увидев книгу Симона Себага Монтефиоре "Молодой Сталин". Несколькими месяцами ранее, в Оксфорде, один мой знакомый режиссер сказал мне, что Миша готов поддержать его инициативу по съемке художественного фильма о прошедшей в Грузии юности советского диктатора – на основе как раз этой книги.
Как я и ожидал, на видном месте располагались фотографии, сделанные на фоне Белого дома. На одном забавном снимке президент Саакашвили наклонился, чтобы погладить Барни и Мисс Бизли – собак Джорджа и Лоры Буш. Меня несколько удивила ванная президента, оборудованная сантехникой Villeroy & Boch, наводившей на мысли о дорогостоящих вкусах бывшего представителя советской номенклатуры.
Интервью было своеобразным. Миша едва обращал внимание на вопросы, которыми мы его забрасывали; он использовал их скорее как знаки препинания: перерыв или паузу, чтобы мы тоже могли почувствовать свое значение в этом интервью. Для грузинского президента это интервью было не беседой с вопросами и ответами, а платформой, чтобы передать свое послание; присутствие журналистов было нужно исключительно для трансляции его во внешний мир.
Он с пулеметной скоростью высказывал свою критику и презрение к гигантскому северному соседу Грузии. Россия, по его мнению, - это коррумпированная и агрессивная диктатура, которая стремится захватить власть во всем мире. В российской игре Абхазия и Южная Осетия - это просто марионетки, управляемые кремлевскими кукловодами.
По сравнению с Россией Грузия делает колоссальные успехи в экономических преобразованиях, и Миша подчеркнул, что он с удовлетворением наблюдает за разрастанием новых отелей и курортов, Рэдиссонов и Марриоттов в Тбилиси и в Батуми на Черном море.
Что касается недавно усилившихся трений в отношениях с Южной Осетией, - нет, Миша не хочет войны. Это всё московская провокация, и любая масштабная военная конфронтация будет означать конфликт с Россией, а не с южноосетинскими сепаратистами. И Миша, как он сказал, хорошо понимает, что у грузин нет шансов на победу в войне с русскими.
Передав свое послание, грузинский президент любезно обменивался с нами рукопожатиями и рассуждал о шансах наблюдать славу Грузии на Олимпийских играх в Пекине.
Грузинские солдаты в Гори на пути к месту, откуда начались военные действия против Осетии.
Подали машину, которая доставила нас в гостиницу – на этот раз без сумасшедшей гонки в стиле Шоты Утиашвили, которого сейчас нигде не было видно. Снаружи было тихо и безлюдно. В два часа ночи на дорогах Тбилиси почти не было движения, и когда мы по узким мощеным улицам доехали до нашего пристанища, всё было ровно и спокойно. Но я серьезно сомневался в том, что наш график останется неизменным, что президент Миша улетит в Восточную Азию поддерживать спортсменов своей гордой страны и что ситуация на Кавказе будет оставаться прежней. Слишком сильное напряжение чувствовалось на обеих сторонах. Слишком много было враждебных слов и утверждений. Механизм военной машины войны уже загрохотал, и остановить его было невозможно. Радикалы в Москве и Тбилиси уже находились на подступах к конфликту, и никакие воззвания к здравому смыслу не могли их остановить.
Проведя более 10 дней в Тбилиси, Зугдиди и Абхазии, я не мог всерьез поверить в мирные заверения президента Миши и высокопоставленного чиновника его министерства внутренних дел Шоты Утиашвили. Когда я засыпал, меня беспокоили два вопроса: когда полетят первые пули и ракеты, и кто – русские или грузины – первыми спустят курок.
Это происходило менее чем за двадцать часов до того, как грузинские солдаты и танки атаковали Цхинвали, столицу Южной Осетии, и начали короткую и грязную августовскую войну, которая потрясла мир.
Прошлогодняя поездка Зигмунта Джечоловского в Грузию и Абхазию состоялась при поддержке Pulitzer Center for Crisis Reporting (http://www.pulitzercenter.org).
