Теперь, спустявосемнадцать лет после моей первой поездки в Украину, Игорь стал одним из самыхуспешных и знаменитых нейрохирургов в стране; он пользуется современныминейрохирургическими методами, которые полностью соответствуют нынешним западнымстандартам. Путь к этому был непрост, и проблемы у Игоря продолжаются.
Благодаря поддержкеакадемика Ромоданова я смог привезти Игоря в Лондон, чтобы он в течение трехмесяцев стажировался у меня. В больнице шутили, что Игорь по ночам не спит:вместо этого он ксерокопирует всё мою нейрохирургическую библиотеку или делаетпометки в одном из своих сорока блокнотов, которые он исписал за время своегопребывания в Лондоне. После каждой операции он строил графики и делал записи;он описывал каждый новый инструмент, который ему случалось увидеть. Онзаписывал каждое моё слово, как будто я истина в последней инстанции. Иногда япредлагал показать ему достопримечательности Лондона, но он всякий развытягивался по стойке «смирно», смотрел на меня с предельно серьезнымвыражением и заявлял:
«Я здесь не для того,чтобы развлекаться».
Временами его рвение менясмущало и казалось старомодным. Иногда он, безусловно, утомлял. Но он былидеальным учеником.
Когда я только увиделИгоря в темном коридоре киевской больницы скорой помощи, я понял, что передомной необычный человек. Большинство украинцев довольно флегматичны и – покрайней мере, в обществе – ведут себя либо замкнуто, либо нахраписто. В отличиеот многих из них, Игорь худ как палка. У него большие, пронзительные черныеглаза, и он полон бесконечной, но строго целенаправленной энергии. Его лицо,часто суровое и фанатичное, иногда мгновенно преображалось, когда на немпоявлялась радостная, детская улыбка.
Его отец жил в ЗападнойУкраине и был убежденным поборником украинской национальной идентичности. Онбыл инженером и тоже обладал независимой и изобретательной натурой. Игорь ходилв школу в Новом Раздоле, областном городке к югу от Львова. Там жили 40 тысячсотрудников, работавших на предприятии химической промышленности (теперь егобольше не существует). Я уверен, что в школе он во всем опережал других. Потомон изучал медицину в Ивано-Франковском университете. Позднее работал врачом вНовосибирске и Киеве. Когда он жил в Новосибирске, один из его наставниковсказал ему, что если он хочет добиться успехов в медицине, ему необходимовыучить английский. Игорь стал слушать Всемирную службу BBC и таким образомсамостоятельно выучил язык. Я был первым носителем английского языка, которогоон встретил в жизни.
Поработав со мной вЛондоне, Игорь вернулся в Киев. Он был потрясен и взволнован размерами тойпропасти, которая отделяла украинскую нейрохирургию от западной. «Всё должно измениться!– говорил он мне еще до нашего отъезда. – Не только оборудование, но и образмыслей. Всё!»
Вернувшись в Киев, онузнал, что его покровитель, академик Ромоданов, умер, и за его место борютсямногочисленные профессора. Это было не самое подходящее время, чтобы заявлять отом, что украинская нейрохирургия отстала и примитивна, но Игорь сделал именноэто. Это было вопиющим нарушением субординации, особенно если учесть, что егонепосредственный начальник был одним из претендентов на пост директораинститута.
Несколько последующих летбыли очень трудными: Игорь пытался свое перестроить свое отделение иреорганизовать работу в соответствии с западными принципами. Последоваладлинная череда официальных предупреждений, следственных разбирательств и угрозпо телефону. Было время, когда он даже опасался за свою жизнь и считалнеобходимым ночевать всё время в разных местах. Как он со всем этим справился,я даже представить себе не могу.
Наконец, отделение Игоря было полностью оборудовано в соответствии с западными стандартами
Я чувствовал, что моянаивная благотворительная деятельность породила не меньше проблем, чем помогларешить. Но я просто не мог бросить его. Поэтому каждый раз, когда его«клеветники» (как он их называл) пытались закрыть его отделение или уволить егоперсонал, я делал всё возможное, чтобы помочь. Я сам возил из Лондона в Киев подержанноемедицинское оборудование. Я возил его младших врачей к себе в Лондон настажировку. Я старался как можно чаще бывать в Киеве, чтобы помогать ему вработе с трудными случаями. Я писал статьи для украинской прессы; заслуженныепрофессора в ответ на это опубликовали открытое письмо, адресованное тогдашнемупремьер-министру Лазаренко, где обвиняли меня в том, что из-за меня Украинатеряет миллионы гривен, а люди страдают от тех рекомендаций, которые я даюИгорю.
Но наконец отделение Игорябыло полностью оборудовано в соответствии с западными стандартами – взначительной мере благодаря любезности Роя Рива, британского посла, который разрешилмне воспользоваться посольским грузовиком, чтобы привезти Игорю оборудование изЛондона. Там были и операционные столы, и операционные микроскопы (оничрезвычайно важны в современной нейрохирургии, а тогда в Украине их вообще небыло), и целую моечно-дезинфицирующую машину из лондонской Больницы Св. Георгия(больничную прачечную тогда приватизировали, и был риск, что пропадет такойзапас стерильных халатов и простынь, которого хватило бы на 40 000операций в год).
Игорь добивался всё больших успехов, всё больше пациентовсъезжалось к нему на консультацию со всей Украины. Это неизбежно привело ктому, что он стал крайне непопулярен в среде медицинского истеблишмента. Помимомоей поддержки, у него – и это особенно важно – росла армия сторонников из егомногочисленных пациентов. В эпоху Кучмы пресса располагала некоторой долейсвободы, и сторонники Игоря смогли развернуть целую кампанию, чтобы защититьего от постоянных следственных комиссий и расследований в его отделении. Не разИгорь, придя на работу, обнаруживал, что весь его персонал уволили. Но онвсегда как-то ухитрялся продолжать свою деятельность.
С годами положение Игоряв больнице скорой помощи сделалось всё более ненадежным. Он пришел квынужденному заключению, что сможет совершенствовать свои методы лечения только,если станет полностью независимым. У него не было коммерческих интересов, и он,несмотря ни на что, был предан государственной здравоохранительной системе, вкоторой столько лет проработал. Но он решил всё же заняться частной медицинскойпрактикой, что в то время в Украине было революционной идеей.
Ночью, когда директорбольницы праздновал свой день рождения, а большинство больничного персонала,как и следовало ожидать, было в поддатом состоянии, Игорь и его команда вызвалик больнице грузовик и вывезли всё игорево оборудование. Юридически собственникаоборудования (большей частью оно поступало с Запада в порядкеблаготворительности) установить было трудно, и Игорь боялся, что больничноеначальство отберет его. Тогда же Игорь и все работавшие с ним врачи уволились. Утромпосле дня рождения директор больницы обнаружил, что Игорь, весь его персонал иоборудование исчезли.
В течение двух следующих летИгорь сотрудничал с одним львовским бизнесменом, который держал частнуюклинику. Этот бизнесмен начал с лесоповала на Камчатке, создал некоторыйкапитал и как-то ухитрился получить от Европейского банка реконструкции иразвития ссуду в полтора миллиона долларов. Эти деньги он потратил на довольностранный и хлипкий комплекс построек на окраине Львова; там была маленькаябольница, гостиница с конференц-залом и большой дом, в котором жил он сам сосвоей молодой красивой женой. Ему нужно было как-то выплачивать кредит, и оннадеялся, что ему в этом поможет прибыльный медицинский бизнес Игоря. Но Игорьхотел, чтобы вся прибыль шла на обустройство больницы, и через некоторое времясделка распалась.
Бизнесмен вскоре послеэтого умер, а его красивая жена осталась в долгах. Незадолго до смерти онговорил мне, что с Игорем совершенно невозможно работать. Боюсь, это было недалекоот истины: Игорь всегда думал только о нейрохирургии.
Потом Игорь два года былбезработным, хотя устроился на нелегальных правах в клинике одного доктора, гдеработал «из-под полы». Наконец он договорился – кто бы мог подумать! – с СБУ(так называется украинский КГБ) и арендовал помещение в довольно приличной (поукраинским меркам) больнице в центре Киева. Игорь заработал достаточно денег,чтобы самому закупить оборудование и полностью обустроить свою клинику по современнымстандартам. Он по-прежнему живет в скромной квартире на Троещине, где я с нимпознакомился, и не собирается оттуда уезжать. Несколько лет договор с больницейна Липской улице себя оправдывал, но теперь неясно, что будет дальше. Во всём этомменя поражает типичный для Украины эксцентричный прагматизм: частная клиника,функционирующая в основном за счет благотворительности, расположена в больнице,которая предоставляет медицинскую помощь сотрудникам спецслужб!
Достижения Игоря труднопереоценить. Он не только освоил все технические и клинические сторонысовременной нейрохирургии. Ему еще пришлось научиться вести собственный бизнес:закупать всё оборудование, нанимать себе персонал и разбираться со всемисопутствующими бюрократическими и личными затруднениями. Но главное – емупришлось справиться с непримиримой враждебностью со стороны заслуженных медикови украинской здравоохранительной администрации.
Нейрохирургия – это однаиз самых опасных областей в медицинской практике. Карьера любого нейрохирурга отмеченакатастрофами неудачных операций. В случае с Игорем эта проблема еще острее: онзнает, что его противники не постесняются зацепиться за любую неудачу в егоклинике и преувеличить значение того, что на Западе бы сочли неизбежнойслучайностью.
Эта смесь из зависти и блестящихначинаний, неожиданной доброты и беспощадной конкуренции – весьма в духе Украины.После распада СССР Украина пыталась найти баланс между частными и общественнымиинтересами, но правительство было слабым и неэффективным, а последнийэкономический кризис нанес ей серьезный удар. Недавняя смена власти в Украинеделает будущее еще более непредсказуемым.
Игорь добивался всё больших успехов, всё больше пациентов съезжалось к нему на консультацию со всей Украины. Это неизбежно привело к тому, что он стал крайне непопулярен в среде медицинского истеблишмента.
Игорь собираетсяпостроить свою собственную больницу. Он, видимо, не только превосходныйнейрохирург, но и гений в сфере бизнеса: несколько лет назад ему удалось наблаготворительных началах купить восемь гектаров земли на окраине Киева поочень низкой цене. Но на этом емупришлось остановиться.
СБУ может расторгнуть сним контракт из-за обилия претензий, которые, я подозреваю, большей частьюисходят от его завистливых коллег. Тем не менее, он недавно открыл новоеотделение в городе Стрый в Западной Украине и сейчас покупает подержанный магнтно-резонансныйтомограф. Он остается тем же человеком, с которым я познакомился почти двадцатьлет назад, – полным решимости, абсолютно честным, страстным патриотом Украины;он ставит перед собой одну-единственную цель: лечить своих пациентов как можнолучше.
Венгерский поэт ДьёрдьФалуди в своих воспоминаниях писал: «Советский коммунизм был подобен кислоте,пролившейся на металл. Люди, сделанные из обычного металла, были разрушены, асделанные из золота засияли ярче прежнего». Я, человек с процветающего иблагоденствующего Запада, где так легко жить, после своих многочисленныхпоездок в Украину понял, что мне едва ли случится пройти это испытание иузнать, из какого металла сделан я сам. Я могу только с восхищением наблюдатьза достижениями Игоря.
Генри Марш – старший консультирующий нейрохирург вAtkinson Morley Wing of London’s St George’s Hospital. Джеффри Смит снял для BBC Storyville документальный фильм “The English Surgeon” («Английский хирург») о работе ГенриМарша и Игоря Курильца в Украине. Генри Марш организовал благотворительныйпроект, чтобы собрать деньги для работы с Игорем в Украине. Подробности офильме и о проекте см. здесь.
