Полит.ру и телеграм-канал Государственного архива Российской Федерации «Документальное прошлое» продолжают совместный проект «Документ недели». Сегодня — о том, как костромской крестьянин жалуется Ленину на власть жуликов и воров.
ГА РФ. Ф. Р-130. Оп. 3. Д. 132. Л. 290, 290 об., 291, 291 об.
Это письмо Ленину было написано в 1919 году неизвестным костромским крестьянином. Аккуратным почерком и весьма характерным слогом в нем изложена жгучая обида крестьянства на советскую власть. Время, когда писалось письмо, было военным. 1919 год — кульминация Гражданской войны на территории бывшей Российской империи. Автор рассказывает, что один из его сыновей погиб в сражении с белыми под Самарой, двое же других уклоняются от военной службы и подались в дезертиры, однако осуждать за это своих сыновей отец не готов, поскольку видит, что представляют советские реалии непосредственно на земле, в глубине России, в костромских советах. «Кто сидит в волостных советах?» — задает риторический вопрос автор и сам же отвечает, что все места там заняли «молодые парни с дворянскими наклонностями». К таким наклонностям, впрочем, костромской крестьянин относит не аристократическую утонченность — скорее, это брезгливое осуждение тех, кто имеет возможность есть не трудясь, «то есть с привычкою бездельничать, пьянствовать, играть в карты, иметь до пяти любовниц».
ГА РФ. Ф. Р-130. Оп. 3. Д. 132. Л. 290, 290 об., 291, 291 об.
Крестьянин, называющий себя середняком, пытается объяснить в письме к Ленину, что в любой волости «бедняков по неволе и несчастию» не больше 30–40, а большинство домохозяев середняки, «заработавшие свой достаток усердным многолетним потовым трудом и бережливостью и отказом себе в удовольствиях и гулянках». Однако теперь, занявшие все места в советах «пьяницы, бездельники, бывшие воры и даже убийцы» держат крестьянское большинство под ежедневным гнетом (автор письма объясняет, что их победа на выборах в советы объясняется «угрозами всякого рода»): «Их до революции мы середняки гнушались, ну вот они и отплачивают нам всякими реквизициями, грабежами, стеснениями в пользовании землею», — пишет трудовой крестьянин.
Реалии новой деревенской жизни заставляют крестьянина задуматься о том, что ради таких порядков менять старый строй, возможно, и не стоило: «Ни от каких урядников и становых не терпели мы такого грабежа деньгами и продуктами, как от этих своих жуликов и мошенников, бывших мотов и золоторотцев». При этом, как можно понять, особенно угнетает костромского крестьянина именно то, что новая власть жуликов и воров установлена своими же односельчанами, известными ему лично и презираемыми им прежде, и именно перед ними теперь приходится унижаться при неизбежном взаимодействии человека и местной власти. «Уж от образованного человека и грубость можно было вынести, — бесхитростно пишет анонимный автор письма, — а ныне свой брат невежа и бывший обормот и пьяница … встречает в Волостном правлении зверским окриком». Автор, признавшийся в первых строках письма, что двое его сыновей дезертировали из Красной армии, описывает тяжелую судьбу других семей, потерявших единственных сыновей в Гражданской войне. И тяжесть эта также во многом связана с тем, как их принимает власть на местах: «И нельзя им показать свои слезы в советы, потому что в ответ — грубая брань и толчки». Впрочем, бороться с властью жуликов и воров аноним не готов и, кажется, относится к молчаливому большинству: «А при том обжалованные советчики-нахалы (имеются в виду активные сторонники советской власти, на которых жалуется крестьянин) живут недалеко от нас, и от них мы и при царском правительстве доброго не ждали, а ныне они все могут и сжечь и убить». А значит, на происходящее возможной оказывается лишь одна реакция: «Вот и молчали пока было возможно, и теперь молчим и проклинаем в душе это новое дворянство». Автор письма откровенно пишет Ленину: «Вот мы про себя и думаем: советская власть хуже старой, и всякая новая власть не будет нам тяжелее нынешней, какие бы страхи про нее ни рассказывали всякие наемные агитаторы». Однако убеждения не толкают его к далеко идущим выводам, он ограничивается констатацией: «Нам прямо нельзя рта разинуть на сходках и собраниях, — говорим дело, а советчики кричат: это контрреволюция, к стенке! Ну, и молчим. И только с верными людьми клянем свое сиволапое дворянство». По-видимому, такой модус в отношениях с малопереносимой властью приходилось выбирать не только костромским крестьянам и не только в 1919 году. Можно лишь отметить, что неизвестный составитель этого письма все-таки надеялся на что-то, раз решил поделиться своими соображениями с Лениным. Возможно, потому, что «Спортлото» появилось на гораздо более позднем этапе советской власти.
