Полит.ру и телеграм-канал Государственного архива Российской Федерации «Документальное прошлое» продолжают совместный проект «Документ недели». Сегодня — о том, как адвокат мелкого торговца вступил в неравную схватку с градоначальником Санкт-Петербурга и выиграл.
В 1899 году Правительствующий Сенат Российской империи рассматривал жалобу присяжного поверенного (принятое в то время в России наименование адвокатов) Льва Берлина. Поводом для жалобы стал отказ петербургского градоначальника (в его обязанности входило, среди прочего, руководство полицией города) в утверждении макета вывески магазина обоев и писчебумажных принадлежностей. Сенат являлся высшей судебной инстанцией Империи, определения которого не подлежали обжалованию (допускались лишь жалобы государю, поскольку самодержавный монарх оставался источником высшей власти, однако за необоснованную жалобу на Сенат податель мог быть предан суду). Также в полномочия Сената входил и прием жалоб на неправомерные распоряжения министров и губернских властей. Так или иначе, следовало проявить усилия, чтобы вопрос о магазинной вывеске дошел до одного из верховных органов власти. Судя по материалам дела, запрет оформить вывеску так, как ему хотелось, владелец магазина получил еще в 1892 году. Дело тянулось 7 лет. Тем не менее в этом случае адвокат Лев Берлин был готов проявить упорство, поскольку фактически речь шла о прецедентном деле, затрагивающим достаточно деликатный вопрос. Доверитель Берлина, владелец писчебумажного магазина в Петербурге, не хотел указывать на вывеске свое имя и фамилию. Его звали Шмуйла Кибальский.
Вывески с именами хозяев различных торговых заведений кажутся сейчас одной из примет городского ретро-пейзажа, часто заставляющего думать о чувстве достоинства частного собственника и доверительности его отношений с покупателями. Хотя такие оценки вполне справедливы, стоит обратить внимание и на то, что в некоторых случаях присутствие на вывеске фамилии владельца было одним из пожеланий административных властей. Естественным и необходимым оно казалось далеко не всем.
В изложении обстоятельств рассмотрения жалобы Кибальского приводится позиция петербургского градоначальника, который утверждал, что евреи особенно упорно не хотят выполнять постановление Городской думы о вывесках. В постановлении говорилось, что на вывесках помещаются наименования заведений и фамилии владельцев. А потому в 1890 году градоначальник издал особое распоряжение, по которому полиция должна была обращать особое внимание на заведения, принадлежащие евреям, и на прописывание фамилии имени и отчества их владельцев на вывесках.
Градоначальник применял активные административные меры, чтобы «раскрыть» информацию о еврейских фамилиях владельцев петербургских магазинов. В чем-то его намерения оказывались похожи на цели других кампаний по раскрытию еврейского происхождения тех, кто в силу разных причин не хотел, чтобы на это обращалось особое внимание: так, например, раскрывали псевдонимы творческих работников во время борьбы с космополитизмом в позднюю сталинскую эпоху. Однако желание градоначальника наткнулось на упорство Шмуйлы Кибальского, не пожелавшего указывать свое имя над дверями лавки, торгующей бумагой и перьевыми ручками, и готовность адвоката Льва Берлина дойти со своей жалобой до верховных инстанций.
Судя по итогам разбирательства, упорство оказалось не напрасным. Члены Первого присутствия Сената, разбиравшие жалобу, не смогли обнаружить в законодательстве Российской империи никаких положений об обязанности писать фамилию хозяев на магазинных вывесках. При этом сенаторы соглашались с тем, что полиция должна присматривать за вывесками, поскольку на ней лежит обязанность «содействия общественному благоустройству, охранения благочиния и порядка и предупреждения их нарушения». Именно поэтому полицейские должны не допускать появления на улицах вывесок, «текст или рисунки коих представляются неприличными, противными общественному порядку или хотя бы явно безобразными». В последнем случае пояснялось, что полиция не должна разрешать «грубо невежественные» вывески. Решения же о неприличности текста и рисунков вывесок или «противности» их содержания общественному порядку, вероятно, должны были выноситься на основании общих соображений полицейских и администраторов (во всяком случае, никаких дополнительных указаний, как определять неприличность, не приводится). Так или иначе, к наличию или отсутствию на вывесках фамилий это отношения не имеет. Сенаторы допускали, что в некоторых случаях полиция может следить и за фамилиями, но «лишь с точки зрения предупреждения введения покупателей в заблуждение относительности принадлежности торговли какой-либо другой (известной, пользующейся доверием) фирмы, сходственного наименования». Однако было понятно — как об этом написано в решении по жалобе, — что Шмуйла Кибальский не собирался посягать на какой-либо известный бренд, а просто не хотел ставить свою фамилию на вывеске. Сенат подчеркнул, что еврейские купцы пользуются теми же правами, что и купцы-христиане (кроме некоторых строго оговоренных исключений), а потому градоначальник, специально выпустивший распоряжение следить за еврейскими фамилиями на вывесках, действовал очевидно незаконно, поскольку в законе нет никаких оснований «требовать от купцов различных христианских и нехристианских народностей и вероисповеданий, чтобы они, производя торговлю, знакомили тем или другим способом покупателей с своим племенным происхождением или вероисповеданием». Кроме того, в Сенате рассмотрели и постановление Городской думы Петербурга о вывесках, на которое ссылался градоначальник, и обнаружили, что оно касается «единственно, как и до какой высоты над крышей подъездов разрешается прикреплять вывески», и вообще не имеет отношения к их содержанию и фамилиям владельцев. Таким образом, распоряжение градоначальника было отменено, о чем полагалось сообщить Кибальскому, а также городским властям и Министерству внутренних дел.
По крайней мере, в одном маленьком деле появилась возможность добиться обоснованной защиты от произвола чиновника, решившего вмешаться в сугубо частные вопросы.
