Мы продолжаем обзор примеров государств, которым приходилось (или приходится) восстанавливаться после санкций. На этапе восстановления практически невозможно установить, какая часть общего ущерба была нанесена собственно санкциями и как она была/может быть компенсирована. Однако ради формирования более широкого контекста можно рассмотреть отдельные примеры таких восстановительных процессов в странах, к которым применялись жесткие международные санкции.
Сербия (Югославия)
Вскоре после окончательного снятия санкций с Сербии в 2001 г. аналитик Ричард Гарфилд (Richard Garfield) опубликовал свой комментарий к ситуации в бывших республиках Югославии по итогам применения к ним санкций. Процесс наложения санкций на республики Югославии был поступательным. Первые санкции последовали в начале 1990-х гг., последние были сняты в 2001 г., после того как в Сербии сменилась власть. Санкции были самого разного характера, начиная с визовых ограничений и торговых эмбарго и заканчивая запретами на торговлю оружием. Первоначально их использовали как миротворческий инструмент для прекращения боевых действий, позднее они были направлены на подавление деятельности Слободана Милошевича в Косово.
Одним из последствий оказалось серьезное разрушение экономики республик, сопровождаемое развитием теневой экономики и черных рынков. Кроме того, существенно уменьшилась доступность товаров первой необходимости и медицинской помощи. За период с 1993 по 1999 гг. более половины населения Сербии оказалось за чертой бедности. При этом, пишет Гарфилд, по оценкам экономистов, сербская экономика потерпела меньше ущерба по сравнению с другими республиками, но, тем не менее, весьма серьезный, и процесс восстановления обещал быть тяжелым. Сюда также примешивался политический фактор, когда распределение, скажем, энергетических ресурсов регулировалось государством в зависимости от того, за кого преимущественно голосовало население тех или иных административных единиц. В дополнение к внешним санкциям, правительство Милошевича «вводило свои собственные внутренние ограничения на доступ к товарам, чтобы увеличить доходы импортеров, связанных с правительством».
Милица Делевич, ныне директор управления по евроинтеграции Сербии, еще в 1999 г. писала по этому поводу, что «экономическое восстановление югославской экономики зависит от множества факторов, но большинство из них политические, а не экономические. В их числе решение начать процесс реструктуризации экономики, который будет направлен на преодоление хронического компонента в югославском экономическом кризисе; кроме того необходимы такие условия, как прекращение войны, восстановление сотрудничества между бывшими югославскими республиками и снятие санкций, что позволит смягчить обстановку».
Еще хуже стало, продолжает Гарфилд, когда ООН начала снимать санкции в 1996 г. Предполагалось, что отмена санкций приведет к возобновлению работы бизнеса в обычном режиме. По факту получилось так, что многие компании просто перестали существовать. «Во время санкций, - поясняет Гарфилд, - фирмы отзывали своих представителей из Югославии и стали продавать свои товары под законодательной защитой ООН. Санкционный комитет часто использовал средства с югославских замороженных счетов, чтобы оплачивать ввоз в страну медикаментов. Потом эти гарантии и руководство санкционного комитета исчезли, и фирмы в Югославии начали впадать в долги и терять доверие партнеров. Рынок после санкций уже сильно сократился и был нестабилен, к этому добавлялась продолжающаяся нестабильность в отношениях Югославии с другими странами, а также труднопредсказуемое наложение и отмена санкций; в результате многие предприятия стали приходить к выводу, что торговля в Югославии слишком рискованна и по экономическим, и по политическим причинам». Гарфилд делает вывод, что санкционному комитету нельзя было просто устраниться после снятия санкций, а следовало сначала, с учетом социальных и политических факторов, наладить обстановку так, чтобы в ней мог развиваться функциональный бизнес.
По факту, после того, как в Сербии сменилось правительство, там начался процесс либерализации экономики, что привело к росту ВВП и постепенному налаживанию внешнеторговых связей, в первую очередь с Евросоюзом. Процессы либерализации сопровождались также интенсивной социальной политикой, которая была направлена на смягчение побочных эффектов либерализации, что в частности было призвано снизить общественное недовольство непосредственными результатами экономических реформ.
Одна из специфических особенностей сербского экономического перехода состояла в том, что в нем не было характерного для этого процесса скачка ВВП: рост начался сразу после введения стратегии. Также отмечается, что, как следствие, переходный период в Сербии не сопровождался дальнейшим обеднением населения, в отличии от большинства аналогичных случаев.
КНДР
К КНДР санкции применяются уже в течение 60 лет. Периодически некоторые участники санкций предлагают Северной Корее их снять хотя бы частично в обмен на выполнение тех или иных условий. В случае с КНДР тема разрушающейся экономики наряду с темой санкций представляет собой предмет развернутых дискуссий. В частности, существуют подробные материалы, в которых эти санкции описываются в терминах геноцида. Также распространена версия, согласно которой северокорейское государство нежизнеспособно в силу своего политического и экономического устройства и постепенно движется к распаду, который чреват тяжелыми последствиями не только для граждан страны, но и для ее соседей, прежде всего Южной Кореи и Китая.
Впрочем, есть и альтернативные мнения. В частности, специалист по международным отношениям Генри Ферон (Henry Feron) считает, что страна находится далеко не в таком плачевном состоянии, как о ней часто говорят. Проблемы, конечно, есть: «Препятствие в виде санкций серьезно заблокировало и продолжает блокировать возможность КНДР вести внешнюю торговлю, что мешает стране встать на ноги. Помимо односторонних санкций, которые США и их союзники начали вводить еще в самом начале холодной войны, на страну также обрушилась серия многосторонних санкций в соответствии с резолюциями Совета безопасности ООН в 2006, 2009 и 2013 гг. Здесь и финансовые, и торговые санкции, а также адресные запреты на въезд для некоторых чиновников».
Исходя из этого, продолжает Ферон, международная пресса пришла к выводу, что КНДР – это беднейшая страна на свете, а также что виной тому – исключительно плохая система управления, которая категорически отказывается от либерализации и, как следствие, ситуация только усугубляется. Между тем, это представление противоречит тем формальным, хоть и скудным данным по северокорейской экономике, которые имеются в наличии. «Теория "грядущего коллапса Северной Кореи" – это удивительно цепкий миф. Он основан преимущественно на гипотетических рассуждениях, к которым иногда примешивается неверно понятая или ложная информация, а также просто фантазии. Даже та сомнительная и недостаточно исследованная статистика, на которую обычно ссылаются западные и южнокорейские СМИ, едва ли подтверждают мнение, будто социалистическая экономика КНДР постепенно разваливается. Напротив, относительно достоверные показатели по продовольствию и торговле указывают на то, что она восстанавливается и набирает силы, вопреки крайне враждебным условиям, в которых она пребывает начиная с 1990-х гг.».
В настоящий момент, пишет Ферон, вопрос на самом деле стоит не в том, может ли КНДР измениться, а в том, насколько она способна сохранить эти изменения в долгосрочной перспективе. Однако все необходимые условия для этого есть. 80% северокорейской территории может служить источником природных ресурсов. В частности, там находятся крупнейшие резервы углекислого магния, вольфрамовой руды, графита, золотой руды и молибдена. Согласно южнокорейским источникам, общая стоимость северокорейских ресурсов может оцениваться в $7-10 триллионов, причем эти оценки не учитывают того, что позднее на севере страны были обнаружены редкоземельные элементы, которые сами по себе могут быть эквивалентны триллионам долларов.
В свою очередь, правительство КНДР, по мнению Ферона, осознает проблемы и действует исходя из имеющихся перспектив. В частности, автор отмечает участие КНДР наряду с Россией и Южной Кореей в масштабном проекте, известном под названием «Железный шелковый путь», по строительству транзитной железнодорожной сети, которая позволит сократить торговое сообщение между Азией и Европой до 14 дней (в настоящий момент доставка грузов занимает порядка 45 дней). Помимо этого, правительство, по всей видимости, поощряет компании к сотрудничеству за пределами особых экономических зон. В качестве примера автор приводит совместный проект египетского провайдера Orascom и Корейской корпорации почты и телекоммуникаций, который запустил первый северокорейский сотовый сервис 3G в декабре 2008 г., к которому к февралю 2012 г. подсоединился миллион абонентов, а к маю 2013 г. их число составило два миллиона. В конечном счете, заключает Ферон, нет ни малейших признаков того, что КНДР движется к развалу. Гораздо больше оснований это предполагать было 20 лет назад, когда там был сильный кризис.
«В этих обстоятельствах, - заключает автор, - продолжение санкций и насильственная изоляция едва ли внесут существенный вклад в обеспечение международного мира и безопасности. Маргинализация не только не смогла "умиротворить" страну, но, кажется, привела ее к еще более сильной радикализации. Очевидно, что чем больше мы изолируем КНДР, тем больше она стремится увеличить свою способность к самообороне и тем меньше она рассчитывает потерять из-за ухудшения отношений с соседями, которые недовольны ее программами по ядерным и ракетным испытаниям. Чем больше она будет интегрирована в мировое сообщество, тем больше вероятность того, что она будет менять и свои политические приоритеты».
