Издательство «Синдбад» представляет книгу британской писательницы Моники Али «Брак по любви» (переводчик Любовь Карцивадзе).
Новая книга Моники Али, автора ставшего всемирным бестселлером романа «Брик-лейн», — это «полифоничный портрет современного британского общества на фоне приготовлений к свадьбе, которая должна объединить две семьи из двух весьма далеких друг от друга миров» (Publishers Weekly).
Ясмин и Джо — коллеги, молодые врачи. Невеста выросла в консервативной индийской семье, в то время как мать жениха — активная феминистка, известная своими полиаморными увлечениями. Встреча этих двух миров еще на стадии подготовки к торжественному событию приводит к серии неожиданных последствий и переосмыслению каждым из героев своего прошлого и настоящего.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
— Что-то подсказывает мне, что ты слегка на взводе. — Кэтрин Арнотт закинула ногу на ногу, и под натянувшейся юбкой обрисовались сильные бедра.
Похоже, она и в самом деле запросто могла бы обхватить ими пилон и повиснуть вниз головой.
— А кто нет? — Ясмин быстро стучала по клавиатуре, сидя за терминалом в ординаторской. Как раз сегодня она чувствовала себя отлично. Сначала она ожидала, что Ниам разнесет сплетню и станет донимать ее непрошеными соболезнованиями, но прошло уже около месяца, и пока что всё обошлось. Никаких шепотков за спиной. Возможно, она недостаточно интересна, чтобы служить предметом сплетен.
— Да, я так и поняла. Так и думала. — Кэтрин откатилась на стуле от своего стола и подъехала поближе. Ей явно хотелось поболтать.
— Мы тут все в одной лодке, — отозвалась Ясмин. — Ты-то как? Они назначили дату — семнадцатого июня 2017 года, в субботу. Возможно, стоит пригласить Кэтрин. Они с Джо уже начали составлять список: друзья из школы, из университета, с работы — люди, с которыми вечно не хватало времени увидеться, помимо соцсетей.
— Я? У меня-то всё прекрасно. Просто слегка за тебя волновалась. Тебя еще не вызывали на ковер?
— На какой ковер? В смысле?
— Администрация. Не мне тебе рассказывать, какие они все засранцы. Только и думают, что про пиар.
— Ты о чем?
— Помнишь, ты на днях поссорилась с той теткой в комнате отдыха?
— Я бы не назвала это ссорой. — Хотя, может, это и была ссора. Ведь Ясмин мгновенно поняла, о чем говорит доктор Арнотт.
— Она расшумелась... но... откуда ты знаешь?
— Случайно услышала, как она жалуется Джули. Конченая сука, как по мне. Правда, я точно не знаю, что стряслось. Так что конкретно случилось?
А случилось следующее: медсестра сказала Ясмин, что посетительница хочет обсудить с врачом диагноз и план лечения своего дяди. Миссис Роуленд — мосластая веснушчатая женщина в платье с запахом, отрезавшим полную грудь от полного живота, — дожидалась в телевизионной комнате. Выражение лица у нее было деловитое, а тон голоса давал понять, что не стоит испытывать ее терпение. Ясмин представилась.
«Могу я побеседовать с врачом, дипломированным в Британии?»
«Запросто. Я училась в Лондоне. Чем могу помочь?»
«Я имею в виду — с британским врачом».
«Я британка. Я здесь родилась. Вас это устроит?»
Миссис Роуленд поджала губы. Ей явно казалось, что ей только что нахамили, что в ответах Ясмин сквозит дерзость, что Ясмин пытается выставить ее дурой. Не зная, что сказать, она обвела взглядом комнату отдыха, но единственный пациент — не ее дядя, — дремавший перед работавшим без звука телевизором, оказался неспособен подарить ей вдохновение.
«Может, вам паспорт показать?»
Надо было промолчать. Не стоило вступать в пререкания. Баба был бы в ней разочарован. Мини, не заводись. Не ввязывайся в споры по пустякам.
«Вы имеете в виду, что хотите побеседовать с белым врачом? Я правильно вас поняла?»
Миссис Роуленд оскорбилась до глубины души:
«Да как вы смеете? Не вздумайте разыгрывать со мной расовую карту! Вы только что обозвали меня расисткой? Это меня-то? Расизма во мне ни на волос. Ни на волос! Я, как и мой дядя, всю жизнь исправно плачу налоги и имею право требовать британского врача, не подвергаясь оскорблениям и унижениям».
«По-вашему, это вас оскорбляют?»
Миссис Роуленд занесла палец и несколько раз вонзила его в воздух:
«Вы называете меня расисткой? Да или нет?» — «Судите сами. Вы желаете, чтобы я обсудила с вами лечебный план вашего дяди?» — «Я желаю... Прямо сейчас я желаю получить извинения. Немедленно извинитесь, а не то пеняйте на себя!»
— Боже! — воскликнула Кэтрин, когда Ясмин закончила. — Полная сука! А когда — если — тебя все-таки вызовут на ковер, пошли их куда подальше.
— Ты же не думаешь, что Джули?..
— О нет! Джули просто сказала ей, что, если ее что-то не устраивает, пусть пишет жалобу. Спровадила ее в два счета.
— Мне надо было быть с ней повежливее, — вздохнула Ясмин. Она уже не раз сталкивалась с неприязнью или разочарованием со стороны пациентов или их родственников, видевших ее впервые. Но это всегда проявлялось в выражении лица, манере обращения, максимум в шутке или брошенном невзначай комментарии, за которыми всегда следовали слова: «Без обид». Миссис Роуленд высказала вслух то, что Ясмин чувствовала и раньше, но убеждала себя, что, скорее всего, ей просто показалось. Вот почему она вышла из себя.
— Извини, но это чушь собачья. Даже если она накатает на тебя жалобу, оно того стоило. Как любит повторять моя мать, per angusta ad augusta.
Ясмин всегда полагала, что Кэтрин Арнотт, с ее голубовато-бледной кожей, крепкими ногами и решительными замашками, — чистокровная англичанка. Однако, судя по всему, ее мать — то ли итальянка, то ли испанка. Похоже, даже местные и те родом из других краев. Она подождала, пока Кэтрин переведет.
— Надо бы мне закончить записи, — сказала Кэтрин.
— Мне тоже. Так что означает эта фразочка твоей матери?
— А, так ты не учила латынь? «Высоких целей достигают, преодолев большие трудности». Через теснины к вершинам. — Доктор Арнотт улыбнулась. — Мама вечно болтает глупости.
У Ясмин вошло в привычку в часы посещения проводить как можно больше времени с миссис Антоновой. Обычно это были считаные минуты, но сегодня, вопреки утреннему хаосу, ей удалось остаться подольше.
— Мне нравится слушать, как он поет. Тот уборщик. Гаррисон. — Миссис Антонова повела крупной костлявой ладонью, словно дирижируя одной из его атональных колыбельных. — Во всяком случае, распевается он много.
Интересно, действительно ли у миссис Антоновой огромные руки или только кажутся такими из-за того, что сама она усохла. Возможно, в молодости ей делали комплименты за тонкие пальцы и маленькие ладони.
— Просто ужас, как с ним обращаются. Я посоветовала ему вступить в профсоюз. Выбить себе прибавку.
Пока ближе к обеду не появились дополнительные медсестры и вспомогательный персонал из агентства, в отделении катастрофически не хватало рук. Прибывший на обход Пеппердайн с искаженным мукой лицом озирал грязное постельное белье и подносы. Доведенная до отчаяния Джули накричала на Гаррисона за то, что он опрокинул свое ведро посреди отделения. Тот мрачно проворчал, что переведется в местечко покультурнее. В кабинете администрации вообще не надо драить полы, потому что там ковролин, и всегда остаются лишние сэндвичи. Миссис Антонова громко поддержала Гаррисона. Казалось, ее тело с каждым днем становилось чуть меньше, зато голос сохранял всю свою мощь. Она негодовала на больницу.
— А он что?
Гаррисон был единственным постоянным уборщиком в отделении и числился в штате, тогда как остальных уборщиков присылало и забирало агентство. По словам Джули, когда уборку передали на подряд частной фирме, ему удалось сохранить место благодаря тому, что он приходился отцом фитнес-инструктору жены профессора Шаха.
— Сказал, что на следующей неделе обсудит эту тему с премьер-министром. У него, знаешь ли, не все дома.
— Да, знаю. Злата, как вы сегодня себя чувствуете?
— Тьфу! Как в тюрьме. Хочу прогуляться, но меня некому отвезти. У меня нет никакой свободы, даже свободы умереть.
— Послушайте...
— Как же повезло даме, которая умерла на прошлой неделе. Счастливица! Ей было всего восемьдесят девять, и очередь была за мной. Мне девяносто шесть. Несколько лет назад у меня был инсульт, но, как назло, пустяковый.
— Я отвезу вас на прогулку, — сказала Ясмин. — Только недалеко.
— Далеко? Я не хочу далеко. Я же не прошусь на море или в Диснейленд. — Она почесала парик.
— Дмитрий, мой первый муж, умер в пятьдесят восемь. Всего пятьдесят восемь. Мы были женаты пять лет. Была вечеринка по случаю моего двадцать первого дня рождения. Не сам день рождения, а вечеринка. Грандиозное торжество! Вообрази, там была ледяная скульптура в виде лебедя, наполненная водкой, пили прямо из клюва. Мы все жутко напились, решили, что он упал спьяну, но его хватил... — ей не хватило воздуха, — инфаркт. — К ее глазам подступили слезы. Лицо было похоже на высохший яблочный огрызок.
— И он был любовью всей вашей жизни. — Внезапно Ясмин тоже захотелось плакать. Она вонзила ногти в ладонь, чтобы не разрыдаться. Это было бы непрофессионально.
— Такова жизнь, тыковка. Этот парик адски чесучий! — Миссис Антонова запустила пальцы поглубже в баклажановые локоны и принялась яростно, но без толку скрести себя.
— Хотите, я его с вас сниму? — Нужно будет посмотреть, не появилось ли на голове миссис Антоновой раздражение или даже высыпания от парика.
— Нет, и сидеть тут нагишом я тоже не хочу. Еще чего! Во мне, знаешь ли, еще осталась капля гордости.
— Что ж, дам вам отдохнуть.
— Не обращай на меня внимания. Иногда я говорю голосом своей матери. Княжны, которая потеряла всё, кроме привычки помыкать людьми.
Они еще немного поговорили, а потом Ясмин нужно было идти.
— Спасибо, что навестила, — по обыкновению поблагодарила ее миссис Антонова. — Дашь мне мою книгу и очки? Хочу немного почитать.
Ясмин опустила металлический поручень койки, который складывался и поворачивался в разных направлениях и мог использоваться в качестве планшета, столика для еды или, в данном случае, подставки для книг. Она открыла «Повесть о двух городах» на первой странице.
— Так хорошо? Или повыше?
Миссис Антонова кивнула, и Ясмин потянула приспособление слегка вверх, но оно не желало держаться и снова опустилось.
— Всё в порядке. Так сойдет. Знаешь, что было бы замечательно? Печенье. Я задремала и проспала чайную тележку. Но я знаю, что у врачей есть дела поважнее, чем разносить закуски. — Она улыбнулась, обнажив десны и хлопая немногими оставшимися ресницами.
Ясмин взглянула на запертую кладовую. Возможно, печенье найдется на сестринском посту.
— Пойду поищу для вас что-нибудь.
Остаток дня тянулся мучительно медленно. Кем хотела стать ты? Идиотский вопрос Арифа крутился у нее в голове уже несколько недель. Ясмин хотела стать врачом, но, как выясняется, хорошего врача из нее не вышло. Ей гораздо больше нравилось сидеть с миссис Антоновой, слушая ее истории, чем организовывать лапароскопии и проверять результаты анализов крови. Наконец пришло время отправляться домой. Выходя из отделения, Ясмин привычно потянулась к цепочке на шее — после смены она всегда первым делом надевала на палец обручальное кольцо. Она шла по коридору мимо уборщика, толкающего пустое кресло-коляску, медсестер в зеленой форме, пациентов в халатах, сотрудников кейтеринговой службы в белых фартуках. Она была недовольна и взвинчена. И рассержена. Из-за чего? Из-за миссис Роуленд? Случай такой пустячный, что, если бы не Кэтрин, она бы о нем и не вспомнила. Ведь ей же за это не влетит?
