Издательство «Азбука-Аттикус» представляет роман американского писателя Дэвида Болла «Империи песка» (перевод Игоря Иванова).
Семейные узы, честь и чувство долга часто вступают в противоречие, перекраивая человеческие судьбы. Но двое мальчишек в 1870 году еще не знают об этом. Юные кузены живут в Париже, осажденном прусской армией; они очень дружны между собой, однако в скором времени пути их разойдутся. Трагические события заставят одного бежать на родину своей матери, в Северную Африку, к воинственным туарегам; семейный позор вынудит другого поступить на службу в армейский отряд, сопровождающий дальнюю экспедицию. После долгих лет разлуки они встретятся в раскаленных песках Сахары лицом к лицу в жестоком противостоянии двух цивилизаций...
Предлагаем прочитать фрагмент романа.
К четырем часам утра шамба едва стояли на ногах. Им удалось напоить почти всех верблюдов. За ночь Абдул дважды вскакивал и обходил лагерь по периметру, уверенный, что поблизости кто-то есть. Нервно сжимая винтовку, он вслушивался в темноту, видел тени там, где их не было, а перед глазами мелькали силуэты туарегов. Он знал, что где-то в темноте притаилась смерть, но как сражаться с тем, чего не видишь? Слишком много драгоценного времени они потратили у колодца. Да и Башага до сих пор не появился, а это дурной знак.
— Каддер! — рявкнул он, расталкивая задремавшего сына. — Вставай! Пора снимать путы с верблюдов. Готовь своего мехари.
Надо трогаться в путь.
Каддер застонал. От рытья песка его руки были все в кровавых волдырях. У него ломило спину и каждый мускул требовал отдыха. Он повернулся спиной к отцовскому сапогу.
В это мгновение вокруг колодца начался настоящий ад. Первым закричал Люфти, созывая украденных верблюдов. Услышав знакомый крик, на него отозвались самые крупные самцы. Еще через мгновение с противоположной от лагеря стороны Мусса выстрелил из винтовки и издал душераздирающий крик. Вот тогда-то верблюды и обезумели. Крупный верблюд, напуганный шумом, рванул прочь, увлекая за собой веревку, которой были соединены путы всех верблюдов. Остальные последовали за ним. Животные быстро поднимались на ноги, неуклюже раскачиваясь из-за мешающих пут и веревок. Со стоном и ревом верблюды двигались на Абдула и Каддера. Каддер вскочил, сжимая в одной руке меч, в другой нож, и двинулся прямо на верблюдов, пробивая себе дорогу сквозь их ноги и тела. Он знал, что где-то позади верблюдов находится туарег. Абдул в панике схватил винтовку и наугад выстрелил в темноту. Выстрелом он ранил верблюда, чьи крики влились в общий хаос. Громко ругаясь, Абдул стал перезаряжать винтовку.
Боковым зрением Мусса видел, как Люфти двинулся на шамба, что помоложе, а затем потерял раба в клубке сцепившихся ног и тел. Внимание самого Муссы сосредоточилось на другом шамба, вооруженном винтовкой. Он поднял свою и стал всматриваться в темноту, дожидаясь, пока верблюды отойдут и он сможет поймать врага в прорезь прицела. Забыв о собственной безопасности, шамба возился с винтовкой и представлял собой легкую добычу. Мусса знал, что не промахнется. На этот раз он не колебался.
Его палец нажал на спусковой крючок.
Выстрела не последовало.
Он нажал вторично, и опять ничего. Винтовка оказалась бесполезной. Мусса отбросил ее, вынул из ножен тяжелый меч и помчался сквозь темноту к противнику. Абдул увидел развевающиеся одежды и тусклый блеск стали. Словно дубиной, он взмахнул винтовкой, отводя удар меча, со свистом приближавшегося к его шее. Лезвие откололо кусок приклада. Мусса замахнулся еще раз, и опять Абдул парировал удар, однако теперь винтовка вылетела у него из рук и упала на песок. Абдул мгновенно выхватил нож, лезвие которого метнулось навстречу туарегу, пропоров ткань и задев кожу. Мусса почувствовал, что ранен в бок, но продолжал наступать, уворачиваясь и отклоняясь в сторону, пока вновь не оказался лицом к лицу с Абдулом. Оба настороженно двигались кругами. Мусса держал меч обеими руками. Все его внимание было поглощено смертоносным ножом шамба, а в голове слышались голоса Гаскона и Абу Бакара, направлявших его действия. У Муссы слегка кружилась голова. Страха он не испытывал. Мусса сделал энергичный выпад. Абдул успел пригнуться, и меч не задел его плеча. Еще один выпад, и снова налетчик оказался проворнее. И вдруг, неожиданно для Муссы, шамба бросился на него, и лезвие ножа мелькнуло рядом с его горлом. Меч выпал из рук Муссы. Оба противника повалились на песок, катаясь и поднимая пыль. Мусса успел схватить Абдула за запястье, не дав тому полоснуть его по горлу. Абдул дважды его ранил, и дважды Мусса отталкивал руку противника, даже не зная, куда ранен. Времени на раздумья и ощущения не было, только противостояние мускулов и руки, дрожащие от натуги. Собрав все имеющиеся силы, Мусса оттолкнул Абдула и добрался до своего ножа, спрятанного в рукаве. Абдул вскочил на ноги, Мусса тоже вскочил, но теперь они оба были вооружены.
Абдул атаковал. Мусса пригнулся, но с секундным опозданием, за что и поплатился. Он тихо вскрикнул, почувствовав обжигающую боль в правой руке. Боясь выронить нож, он переложил оружие в другую руку и двинулся на врага. Абдул обрадовался своему успешному удару. Он видел, как туарегский дьявол пытается задействовать обе руки, однако правая — самая сильная — была опущена и почти ни на что не годилась. Потом туарегский дьявол пошатнулся. Абдул рванулся к нему, чтобы нанести смертельный удар, сделал несколько обманных движений, а затем нанес удар, метя дьяволу в горло. И в самое последнее мгновение он понял, что промахнулся. Лезвие запуталось в складках ткани, закрывающей голову и шею туарега. Раньше, чем Абдул почувствовал удар вражеского ножа, он понял, что проиграл. Лица противника он не видел, только глаза. Это было одной из причин его ненависти к туарегам. Они убивали, оставаясь невидимыми.
Когда острый нож Муссы пронзил мозг Абдула бен Хенны, его последние мысли были о мести.
Люфти очнулся на рассвете. Внутри головы стучал молот. Верблюды сбили его с ног, и он потерял сознание. Кряхтя, раб встал, поморгал и огляделся. Угли костра еще дымились. Рядом валялось тело Каддера, которому перепуганные животные сломали шею.
Муссу он увидел у колодца. Хозяин сидел, привалившись спиной к мертвому верблюду. Люфти бросился к нему. Вид у Муссы был ошеломленный. У ног лежал второй шамба, тоже мертвый. Еще в темноте Муссе удалось отрезать лоскут от тюрбана противника и кое-как перевязать руку. Ткань была мокрой от крови. Мусса слегка дрожал.
— Господин, ты как себя чувствуешь? — опустившись на колени, спросил Люфти.
Хозяйский тагельмуст сполз вниз, почти заслонив глаза. Взгляд у Муссы был отстраненным. Непонятно, куда он смотрел и что видел.
— Господин... — повторил Люфти, осторожно коснувшись хозяйского плеча.
Мусса все так же отстраненно посмотрел на раба, затем едва заметно кивнул.
— Господин, это был замечательный план! — затараторил обрадованный Люфти. — О-о, какой замечательный! Хамдуллила! Они так и не узнали, кто на них напал. Наверняка решили, что сюда явились все ихаггарены! — Люфти распирало от гордости.
Мусса взглянул на мертвеца у своих ног и вспомнил произошедшее. Он убил шамба, пусть не мечом, но ножом. Наказ аменокаля выполнен. Он искупил свою вину. Он стал мужчиной. Мусса взглянул на руки, запачканные кровью другого человека.
Его руки. Руки знатного туарега. Руки ихаггарена.
И вдруг события минувшей ночи обступили его со всех сторон. Мусса скрючился, и его начало выворачивать. Волны тошноты следовали одна за другой. Люфти был озадачен. Он не понимал, что с его хозяином не так, почему не слышно ликующих возгласов. Только эта странная рвота. Наверное, еще один недостаток, обусловленный французским наследием хозяина. Но Люфти перережет глотку каждому, кто дерзнет высказать такое предположение. Его господин показал себя превосходным воином.
Рабу не оставалось ничего иного, как отвернуться и пойти собирать верблюдов, чтобы подготовить их к долгому путешествию домой. Люфти решил больше не смотреть на мучающегося хозяина и вообще стереть эту сцену из памяти. Достоинство его господина не пострадает.
Их возвращение в лагерь туарегов не сопровождалось даже радостью победы. Едва войдя туда, Мусса сразу понял: случилась какая-то беда, причем большая. Не звучало ребячьих голосов; дети не носились по лагерю и не пытались проскочить между ног бредущих верблюдов, а почему-то стояли и молчали. Никто не готовил еду на кострах и не занимался повседневными делами. Только рабы, сбившись в маленькие кучки, негромко переговаривались между собой. Серену он увидел возле ее шатра. Она ждала возвращения сына.
Солнце освещало ее красивую фигуру, ветер слегка теребил ей волосы. В глазах матери Мусса увидел радость и облегчение. Она с гордостью смотрела, как он едет впереди вереницы отбитых у шамба верблюдов. Но к материнской радости примешивалась непонятная глубокая печаль.
— Мама, что здесь случилось? — подъехав к ней, спросил он.
— Аменокаль мертв, — ответила она.
— Абба?
Мусса торопливо спешился. Он обнял мать за плечи. Вместе они вошли в шатер. Оцепенев от известия, он слушал материнский рассказ.
— Через три дня после твоего отъезда явились кель-аджер. Их было двадцать, может, и больше. Они напали на лагерь даг-рали. Противостоять им смогли только аменокаль и трое кель-улли. Остальные еще не подоспели. Я пыталась его отговорить, подождать подкрепления. Он был еще слишком слаб, чтобы сражаться, но он и слушать не хотел. Сегодня утром пастух нашел их тела.
Мусса обнял мать и нежно погладил по щеке. Вечером мать и сын, как когда-то давно, стояли на ветру над грудой могильных камней, похоронив вместе с аменокалем часть своей жизни.
