Издательство «Иностранка» представляет роман индийского поэта и писателя Викрама Сета «Достойный жених» (перевод Екатерины Романовой и Елены Калявиной).
Современный классик Викрам Сет — настоящий гражданин мира. Родился в Индии, учился в Оксфорде, а также в Стэнфордском университете в Калифорнии, где вместо диссертации по экономике написал свой первый роман «Золотые Ворота» об американских яппи — и это был роман в стихах; более того, от начала до конца написанный онегинской строфой. А через много лет работы вышел и «Достойный жених» — «эпопея, многофигурная, как романы Диккенса или Троллопа, и необъятная, как сама Индия» (San Francisco Chronicle), рекордная по многим показателям: самый длинный в истории английской литературы роман, какой удавалось опубликовать одним томом; переводы на три десятка языков и всемирный тираж, достигший 26 миллионов экземпляров.
Действие происходит в вымышленном городе Брахмпур на берегу Ганга вскоре после обретения Индией независимости; госпожа Рупа Мера, выдав замуж старшую дочь Савиту, пытается найти достойного жениха для младшей дочери, студентки Латы, — а та как девушка современная имеет свое мнение на этот счет и склонна слушать не старших, а собственное сердце... В 2020 году первый канал Би-би-си выпустил по роману мини-сериал, известный по-русски как «Подходящий жених»; постановщиком выступила Мира Наир («Ярмарка тщеславия», «Нью-Йорк, я люблю тебя»), а сценарий написал прославленный Эндрю Дэвис («Отверженные», «Война и мир», «Возвращение в Брайдсхед», «Нортенгерское аббатство», «Разум и чувства»).
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Утром в день Холи1 Ман проснулся, улыбаясь. Он выпил не один, а несколько бокальчиков тхандая2, сдобренного бхангом3, и вскоре воспарил, точно воздушный змей. Он чувствовал, как потолок наплывает на него, — или это он сам плывет под потолок? Будто в тумане он увидел своих друзей Фироза и Имтиаза вместе с навабом-сахибом, прибывших в Прем-Нивас поздравить семейство Капур. Он вышел вперед, чтобы пожелать гостям счастливого Холи. Но смог только смеяться без умолку. Они вымазали его лицо краской, а он все хохотал и хихикал. Его усадили в уголок, и он смеялся, пока слезы градом не покатились по лицу. Потолок к тому времени уплыл на свое место, зато стены пульсировали чрезвычайно загадочно. Внезапно он вскочил, обхватил Фироза и Имтиаза за плечи и потащил к выходу.
— Куда мы? — спросил Фироз.
— К Прану, — ответил Ман. — Я должен отпраздновать Холи со своей невесткой.
Он сгреб два пакета с цветной пудрой и засунул их в карман курты4.
— В таком состоянии тебе лучше не садиться за руль отцовской машины, — заметил Фироз.
— А, мы поедем на тонге, на тонге, — пропел Ман, размахивая руками, а потом снова обнял Фироза. — Но сперва выпейте тхандая. Вставляет потрясающе.
Им повезло. В то утро было немного свободных тонга, но одна из них катила мимо шагом, едва они вышли на Корнвалис-роуд. Все дорогу до университета лошадь нервничала, когда они проезжали мимо орущих праздничных толп. Тонга-валла получил от них вдвое против обычной стоимости поездки, а заодно они щедро вымазали розовой краской его лицо и зеленой — морду лошади.
Едва завидев, как они высаживаются из повозки, Пран радушно вышел им навстречу и повел в сад. Сразу за дверью веранды стояла широкая ванна, наполненная розовой краской, в которой плавало несколько футовых медных спринцовок. Прановы курта и паджама были насквозь мокрыми, а лицо измазано розовым и желтым порошком.
— А где моя бхабхи? — заорал Ман.
— Я не выйду! — сказала Савита из-за двери.
— Отлично! Тогда мы войдем внутрь! — крикнул Ман.
— О нет, не войдете, если у вас нет с собой нового сари для меня.
— Получишь ты свое сари, а теперь все, что мне нужно, — это фунт плоти, — сказал Ман.
— Очень смешно, — ответила Савита. — Можешь играть в Холи с моим мужем сколько душе угодно, но пообещай, что меня покрасишь только чуть-чуть.
— Да-да! Обещаю! Всего чуточку пудры, а потом — самую малость пудры для прекрасного личика твоей сестрички, и я буду удовлетворен — до самого следующего года.
Савита опасливо приоткрыла дверь. На ней был старый вылинявший шальвар-камиз, а вид у нее был премилый — смеющаяся, осторожная, каждую минуту готова броситься наутек.
Ман держал пакет с розовой пудрой в левой руке. Он покрасил немного лоб своей невестки. Она потянулась к пакету, чтобы покрасить его в ответ.
— И чуточку на щечки, — сказал Ман, продолжая обмазывать ее лицо.
— Хорошо, славно, — сказала Савита. — Очень хорошо. Счастливого Холи!
— И вот здесь еще капельку, — не унимался Ман, втирая пудру ей в шею, плечи и спину, крепко держа ее и слегка поглаживая, когда она пыталась вырваться.
— Ты настоящий хулиган, я больше никогда тебе не поверю! Пожалуйста! — взвизгнула Савита. — Хватит, отпусти меня, Ман, прошу — не в моем положении...
— Ах я хулиган? Вот как, значит? — Ман потянулся за кружкой и погрузил ее в ванну.
— Нет-нет-нет! Я не то хотела сказать. Пран, спаси меня! — крикнула Савита, смеясь и плача; госпожа Рупа Мера в тревоге выглянула в окно. — Только не жидкой краской, Ман, пожалуйста... — завизжала Савита что есть силы.
Но, несмотря на все ее мольбы, Ман выплеснул три или четыре полных кружки холодной розовой водицы ей на голову и размазал мокрую пудру по ее камизу на груди, хохоча без умолку.
Лата тоже смотрела в окно, потрясенная дерзким, фривольным нападением Мана, который явно воспользовался вседозволенностью праздничного дня. Она прямо почувствовала руки Мана на своем теле и затем холодную воду. К ее удивлению, да и к удивлению ее матери, стоящей рядом с ней, она ахнула и содрогнулась. Но ничто не могло заставить ее выйти на улицу, где Ман продолжал предаваться полихромным удовольствиям.
— Хватит! — крикнула Савита в гневе. — Что вы за тру́сы? Почему не поможете мне? Он же под бхангом — я видела его зрачки, — только гляньте ему в глаза!
Прану и Фирозу удалось отвлечь Мана, вылив на него несколько полных спринцовок цветной водицы, и тот побежал в сад. Ноги у него заплетались, и он рухнул в клумбу желтых канн. Затем высунул голову из цветов, чтобы пропеть одну строчку: «Кутилы, это Холи в стране Брадж!» — и снова присел, исчезнув из виду. Минуту спустя он выпрыгнул, словно кукушка из часов, повторил строчку еще раз и снова спрятался. Савита, горя жаждой мщения, наполнила медную лоту цветной водой и сбежала по лестнице в сад. Она подкралась к клумбе. В этот самый момент Ман снова встал, чтобы запеть. Как только его голова показалась среди цветов, он увидел Савиту и кувшин с водой, но было уже слишком поздно. Савита, решительная и яростная, выплеснула все содержимое ему в лицо и на грудь.
При виде ошарашенного выражения на его физиономии Савита начала хихикать. Но Ман снова сел, на этот раз уже рыдая:
— Бхабхи меня не любит! Моя бхабхи меня не любит!
— Конечно не любит! — подтвердила Савита. — А за что мне тебя любить?
Ман заливался слезами, он был безутешен. Когда Фироз попытался поднять его на ноги, он прижался к нему.
— Ты мой единственный дружок! — всхлипывал он. — А сласти где?
Теперь, когда Ман был нейтрализован, Лата решилась выйти и сдержанно поиграть в Холи с Праном, Фирозом и Савитой. Госпоже Рупе Мере тоже досталось немножко краски.
Но Лата не переставала думать, каково это, когда тебя вот так страстно, открыто и интимно вымазывает краской расшалившийся Ман. И это человек, который уже помолвлен! Она никогда не встречала никого, кто вел бы себя так, как Ман, — а Пран даже не рассердился. Странная семья эти Капуры, подумал Лата.
Тем временем Имтиаз, который, как и Ман, перебрал бханга, сидел на крыльце, мечтательно улыбаясь миру, и непрерывно бубнил себе под нос какое-то слово, очень напоминающее «миокардический». Он его то бормотал, то пропевал, а иногда казалось, что он задает миру вопрос — величайший и одновременно не имеющий ответа.
Время от времени он с глубокой задумчивостью трогал маленькую родинку у себя на щеке.
Группка из двадцати студентов или около того — разукрашенных почти до неузнаваемости — показалась на дороге. Среди них даже было несколько девушек, и у одной из них была теперь фиолетовая кожа, но по-прежнему зеленые глаза Малати. Молодежь уговорила профессора Мишру, жившего неподалеку, через пару домов от Прана и его семейства, присоединиться к ним. Не узнать его китоподобное пузо было невозможно, и к тому же краски на профессоре было совсем немного.
— Какая честь, какая честь! — воскликнул Пран. — Но это я должен был прийти к вашему дому, а не вы к моему.
— Оставьте церемонии, не терплю условностей в подобных случаях, — ответил профессор Мишра, поджав губы и прищурив глаза. — Лучше скажите, где очаровательная госпожа Капур?
— Привет, профессор Мишра! Как приятно, что вы пришли поиграть с нами в Холи, — приблизилась Савита с горсткой цветной пудры в руке. — Добро пожаловать! Добро пожаловать, все вы! Привет, Малати, мы все гадали, что с тобой стряслось, — ведь уже почти полдень. Проходите, проходите...
Немножко краски легло на широкий профессорский лоб, профессор поклонился.
Но тут Ман, который до этого безвольно висел на плече Фироза, отбросил соцветие канны, с которым он забавлялся, и с широкой доброй улыбкой направился к профессору Мишре.
— Так это вы и есть тот самый пресловутый профессор Мишра, — приветливо и восторженно произнес он. — До чего приятно познакомиться с таким гнусным типом! — Он тепло обнял профессора. — Скажите мне, а вы и вправду Враг Человечества? — ободряюще спросил Ман. — До чего примечательное у вас лицо, а мимика какая подвижная! — промурлыкал он в благоговейном восхищении, когда у профессора отвисла челюсть.
— Ман! — предостерег Пран.
— И мерзкая! — сказал Ман с искренним одобрением.
Профессор Мишра уставился на него.
— Мой брат называет вас «Моби Дик, великий белый кит», — продолжал Ман в совершенно дружеском тоне. — Теперь я понимаю почему. Пойдемте же поплаваем, — великодушно пригласил он профессора, указывая на ванну с розовой водой.
— Нет-нет, я не думаю, что... — начал профессор, оторопев.
— Имтиаз, дружище, помоги мне, — позвал Ман.
— Миокардический, — сказал тот, выражая тем самым свою полную готовность; они подняли профессора под руки и поволокли к ванне.
— Нет-нет, я схвачу воспаление легких! — завопил профессор
Мишра гневно и ошеломленно.
— Прекрати, Ман! — потребовал Пран.
— Что скажете, доктор-сахиб? — спросил Ман у Имтиаза.
— Противопоказаний нет, — заверил Имтиаз, и они вдвоем затолкали профессора в ванну.
Он поднимал волны в ванне и расплескивал вокруг розовую жижу, пытаясь выбраться, мокрый до нитки, ошалевший от злости и стыда. Ман, глядя на него, не удержался от радостного смеха. Имтиаз тем временем благостно ухмылялся. Пран сел на ступеньку, уронив голову на руки. У всех прочих на лицах застыл ужас. Выбравшись из ванны, профессор Мишра постоял секунду на веранде, дрожа от влаги и прилива эмоций, а потом удалился, капая розовым, по ступеням в сад. Пран был настолько потрясен, что не в силах был даже извиниться. С негодующим достоинством громадная розовая фигура вышла из калитки и исчезла на дороге.
Ман поглядел на собравшихся, ища поддержки. Савита старалась не смотреть на него, все остальные стояли притихшие и подавленные, и Ман смутно почувствовал, что снова почему-то впал в немилость.
1. Холи (Пхагвах, или Бходжпури, Фестиваль красок) — ежегодный индуистский праздник весны.
2. Тхандай — традиционный напиток для праздника Холи, смесь молока с сухими фруктами и ароматными специями: семенами фенхеля и лепестками роз.
3. Бханг — съедобная форма каннабиса, является подношением для богов во время многих индуистских праздников.
4. Курта-паджама — костюм, который состоит из простой или праздничной свободной рубахи до колен (курты) и штанов, называемых паджама. Наиболее распространены широкие паджама из хлопчатобумажной ткани белого цвета. Разновидностью паджамы являются узкие штаны — чуридхар.
