Эффективен ли труд россиян?

Занятость россиян по возрасту и полу

Развитие российского рынка труда в 1990-е годы характеризовалось необычайно высокой адаптационной эффективностью [1]. Благодаря этому удалось, в частности, избежать массовой безработицы и сопутствующих ей негативных социальных последствий, обеспечить компромиссный баланс между поддержанием уровня доходов населения и рентабельности производства. При этом происходило перераспределение рабочей силы из отраслей, производящих товары, в сферу услуг. В то же время на рынке труда в 1990-е годы наблюдался и целый ряд негативных процессов институционального характера, в том числе связанных с широким распространением неформальных трудовых отношений и недостаточным развитием стимулов и механизмов повышения эффективности трудовой деятельности [2].

Эти позитивные и негативные характеристики относятся прежде всего к периоду кризисного спада в экономике. Что из себя представляет российский рынок труда с точки зрения эффективности его функционирования в условиях роста сейчас, на пятом году экономического подъема?

Основным показателем, характеризующим интенсивность использования рабочей силы, соотношение ее предложения и спроса, в соответствии с международной практикой, служит уровень занятости, т.е. отношение числа занятых к численности населения.

Распределение уровней занятости по возрастным группам в России имеет обычный ∩-образный вид (рис. 1). У мужчин уровень занятости превышает 80-процентный показатель во всех возрастных группах в диапазоне 25–49 лет, у женщин – в возрастном диапазоне 35–49 лет. Во всех возрастах уровень занятости среди мужчин превышает уровень занятости среди женщин, при этом наименьший разрыв наблюдается в возрастных группах 40–44 и 45–49 лет (0,7 процентных пункта), максимальный – в возрасте 55–59 лет (25,3 процентных пункта). Понятно, что это связано с различием в возрасте выхода на пенсию (55 лет у женщин и 60 лет у мужчин).

Рисунок 1. Численность и уровень занятости по возрастным группам и полу, 2002 год

Данные по России можно сравнить с показателями для 30 стран, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития [3] (далее – ОЭСР) (таблица 1).

Российские показатели уровня занятости для возрастной группы 15-24 года, хотя и ниже, чем медианный показатель в странах ОЭСР, вполне укладываются в международные стандарты. Кроме того, нет однозначного ответа, следует ли здесь стремиться к увеличению или к понижению уровню занятости и, соответственно, к максимально полному охвату населения в этом возрасте образованием, а не работой.

Гораздо более специфична российская ситуация в основной трудоспособной возрастной группе – 25–54 года. По отношению к странам ОЭСР российские мужчины занимают по уровню занятости пятое место с конца списка, с одним из самых низких показателей, а женщины, наоборот – пятое место с начала списка, с одним из самых высоких уровней занятости. В 2002 году в России в этой возрастной группе уровень занятости мужчин был ниже медианного для стран ОЭСР уровня на 4 процентных пункта.

Уровень занятости у женщин в большей степени, чем занятость мужчин, варьируется по странам, что связано с национальными традициями функционирования рынков рабочей силы (в частности, в Корее, Греции, Испании, Мексике соответствующий показатель составляет менее 55%, а в Турции вообще лишь 26%). Высокий уровень занятости женщин в России отчасти связан с низким уровнем доходов населения (потребность в двух кормильцах в полных семьях), социально-демографическими характеристиками (высокая доля одиноких женщин и неполных семей), а также с наследием советской системы с ее фактически принудительным вовлечением женщин в «производственный процесс».

Что касается уровня занятости в возрасте 55–64 года, то здесь межстрановые различия определяются прежде всего возрастом выхода на пенсию. Во многих странах ОЭСР возраст выхода на пенсию мужчин составляет 65 лет, в то время как в России и некоторых других странах (в частности, бывших социалистических) он равен 60 годам. Особую российскую проблему представляет возраст выхода на пенсию женщин (55 лет), что является исключительным случаем с точки зрения мировой практики. В результате показатель уровня занятости для возрастного интервала 55–64 года в России в 2002 году составлял 46% для мужчин и 27% для женщин, что на несколько пунктов ниже медианного уровня для стран ОЭСР.

Что может дать повышение пенсионного возраста для женщин

Что может дать повышение пенсионного возраста для женщин с точки зрения использования рабочей силы (оставляя в стороне другие аспекты такого решения)?

В возрастной группе 55–59 лет в 2002 году уровень занятости среди женщин был на 25 процентных пунктов ниже, чем среди мужчин. При этом в соседних возрастных группах эта разность составляла: около 5 процентных пунктов в возрасте 50–54 года и около 12 процентных пунктов в возрасте 60–64 года (см. рис. 2). При одинаковом пенсионном возрасте разность между уровнями занятости мужчин и женщин в возрасте 55–59 лет была бы где-то между показателями, наблюдаемыми в соседних возрастных категориях. Соответственно, уровень занятости среди женщин в возрасте 55–59 лет составлял бы не 43%, как сейчас, а 60–62%. Иными словами, с учетом численности женщин в этой возрастной группе в экономическую деятельность (предполагая наличие соответствующего спроса) было бы вовлечено дополнительно примерно 0,5 миллиона человек, что, вообще говоря, является незначительной величиной в масштабах российского рынка труда. В последующие годы, когда в эту возрастную когорту начнут входить лица, родившиеся после 1947 года, ее размер начнет расти, и через несколько лет увеличение пенсионного возраста для женщин могло бы дать приращение занятости порядка 1 миллиона человек.

Рисунок 2. Разность между уровнями занятости мужчин и женщин по возрастным группам, 2002 год, процентные пункты

Хотя с точки зрения общественной эффективности в настоящее время определенная часть рабочей силы, а именно, женщины в возрасте 55–59 лет, «недоиспользуется», но масштабы этого недоиспользования относительно невелики и не сказываются на характеристиках рынка труда в целом. В России уровень занятости среди женщин в возрасте 55–64 года всего на 3 процентных пункта ниже медианного показателя для стран ОЭСР (при том, что в большинстве стран ОЭСР, в отличие от России, этот возраст относится к трудоспособному). С точки зрения международных сопоставлений гораздо значительнее отставание России по уровню занятости среди мужчин, но оно связано с более общими социально-экономическими проблемами.

Чем выше уровень образования, тем выше занятость

Влияние типа образования существенно превосходит роль демографических факторов в формировании показателей занятости. Чем выше уровень образования, тем выше уровень занятости (рис. 3). В 2002 году в группе лиц с высшим профессиональным образованием уровень занятости составил 80,1%, а среди лиц с начальным общим образованием и без образования – всего 13,1%. Конечно, лица с низшими уровнями образования в значительной части относятся к старшей возрастной группе (60–72 года), где уровень занятости в принципе низок, однако это не отменяет общей закономерности. Чем выше уровень образования населения, тем выше его экономическая активность и тем больший спрос предъявляет на этот тип рабочей силы рынок труда. Аналогичные закономерности характерны практически для всех стран ОЭСР [4].

^* Включая неполное высшее.

Рисунок 3. Численность и уровень занятости по типам образования и полу, 2002 год, %

Влияние уровня образования на уровень занятости примерно одинаково проявляется как среди мужчин, так и среди женщин. При этом чем выше уровень образования, тем меньше разница между уровнем занятости мужчин и женщин. Для лиц с высшим образованием эта разность составляет 5,5 процентных пункта, для лиц с основным общим образованием – 13,0 процентных пункта. Иными словами, среди женщин уровень образования влияет на уровень занятости несколько сильнее, чем среди мужчин.

По формальным показателям российская рабочая сила в целом характеризуется довольно высоким уровнем образования, соответствующим группе наиболее развитых стран (табл. 2).

Но с содержательной точки зрения уровень образования российской рабочей силы выглядит не столь впечатляющим, о чем свидетельствует, в частности, такой интегральный показатель, как средняя ожидаемая продолжительность обучения в течение предстоящей жизни для детей в возрасте 5 лет (этот индикатор аналогичен интегральному демографическому показателю ожидаемой продолжительности жизни). По этому показателю Россия уступает всем странам ОЭСР, кроме Мексики и Турции (табл. 3). Это обусловлено тем, что на всех уровнях образования до высшего (школа, начальное и среднее профессиональное образование) продолжительность обучения в России меньше, чем в учебных заведениях в развитых странах, с соответствующими последствиями для качества образования.

Мобильность рабочей силы в России растет

Агрегатным показателем мобильности является коэффициент валового оборота рабочей силы, который равен сумме коэффициентов найма и увольнения. Последние рассчитываются, соответственно, как отношение числа принятых и выбывших за год к среднегодовой численности работников. Согласно имеющимся данным, мобильность рабочей силы устойчиво снижалась на протяжении 1970-х и первой половины 1980-х годов. С конца 1980-х она начала увеличиваться, в середине 1990-х этот процесс приостановился, но с 1998 года он возобновился ускоренными темпами (рис. 4).

Рисунок 4. Коэффициенты валового оборота рабочей силы, %

Регулярная статистика мобильности рабочей силы в странах ОЭСР отсутствует, но, судя по данным ряда специальных обследований, уровень мобильности рабочей силы в России в настоящее время сопоставим по величине с показателями для стран ОЭСР (табл. 4).

В России рабочий день не короче, чем в странах ОЭСР

Продолжительность годового рабочего времени в несельскохозяйственном секторе российской экономики постепенно снижалась на протяжении 1970-х и первой половины 1980-х годов (рис. 5). В промышленности с 1970 по 1983 год оно сократилось на 2,5% (с 1895 до 1847 часов). Это было связано как с увеличением числа праздничных и отпускных дней, так и с ростом потерь рабочего времени из-за прогулов, простоев и отвлечения работников на различную общественную деятельность. В середине 1980-х годов продолжительность годового рабочего времени удалось стабилизировать, а за 1987–1988 годы она даже немного увеличилась – до 1855 часов (+0,4%). Однако, начиная с 1989 года, процесс сокращения рабочего времени возобновился, причем с постепенным ускорением. В итоге с 1988 по 1996 год среднегодовое рабочее время в промышленности сократилось на 19% (с 1855 до 1502 часов). Почти столь же интенсивным было сокращение рабочего времени во всем несельскохозяйственном секторе: с 1992 по 1996 год оно уменьшилось почти на 10% (с 1819 до 1662 часов).

Рисунок 5. Средняя продолжительность годового рабочего времени, человеко-часы в год

После 1996 года средняя годовая продолжительность рабочего времени стала увеличиваться: на крупных и средних предприятиях несельскохозяйственного сектора она выросла за 1997–2001 годы на 5,3% (с 1640 до 1727 часов). В промышленности же средняя годовая продолжительность рабочего времени за эти годы увеличилась на 12,3% (с 1502 до 1687 часов). В 2002–2003 годах, судя по предварительным оценкам, средняя годовая продолжительность рабочего времени в целом стабилизировалась на уровне, примерно на 10% меньшем, чем в советский период.

Несмотря на сложность межстрановых сопоставлений, возникающих в результате различных методик оценки, продолжительность годового рабочего времени в России в настоящее время примерно соответствует медианному показателю для стран ОЭСР (табл. 6).

Каждый занятый в промышленности «недорабатывает» 30 часов в год

Сокращение рабочего времени в первой половине 1990-х годов частично было связано с увеличением числа праздничных дней и продолжительности отпусков. Но еще более существенным фактором, обусловившим значительные изменения в продолжительности рабочего времени в 1990-е годы, стала вынужденная неполная занятость работников. Речь идет о занятых, работавших неполный рабочей день (неделю) по инициативе администрации или находившихся в так называемых административных отпусках (неоплачиваемых или оплачиваемых лишь частично).

Масштабы вынужденной неполной занятости возрастали на протяжении первой половины 1990-х годов, достигнув максимума в 1996 году (табл. 7). В 1996 году из-за режима вынужденной неполной занятости у части работников (работавших сокращенный день/неделю и находившихся в административных отпусках) общий фонд рабочего времени на крупных и средних предприятиях был меньше нормального на 3,7 млрд. человеко-часов, т.е. в среднем на 78 часов на занятого (в расчете на всех работников списочного состава).

В свою очередь, увеличение рабочего времени в 1997–2001 годах также шло параллельно и во многом благодаря снижению масштабов вынужденной неполной занятости. По нашим оценкам, увеличение средней продолжительности рабочего времени на крупных и средних предприятиях несельскохозяйственного сектора в 1997–2001 годах по меньшей мере на 80% было достигнуто именно за счет сокращения вынужденной неполной занятости, и не более чем на 20% – за счет увеличения обычной продолжительности рабочего времени всех работников. К 2002 году вынужденное сокращение рабочего времени против нормального из-за неполной занятости составило лишь 12–13 часов в расчете на одного занятого на КСП. Иными словами, за счет сокращения вынужденной неполной занятости средняя продолжительность рабочего времени одного работника выросла с 1996 по 2002 год на 66 часов в год. Впрочем, в промышленности масштабы «недоработки» из-за вынужденной неполной занятости все еще остаются довольно существенными: в 2002 году они оценивались в 30 часов в год на одного работника списочного состава.

Нерыночный труд занимает 20% рабочего времени

В аграрный сезон на сельскохозяйственную деятельность расходуется 30% всего рабочего времени в стране (табл. 8). При этом две трети рабочего времени, расходуемого в сельском хозяйстве, приходится на нерыночную деятельность (т.е. работу в так называемых «личных подсобных хозяйствах»), соответственно, нерыночные затраты труда составляют 20% всех затрат рабочего времени в экономике.

Нерыночной сельскохозяйственной деятельностью в аграрный сезон 2002 года в стране занималось 36 миллионов человек, или 33% населения в возрасте 15–72 года. С учетом нерыночной деятельности, в целом в сельском хозяйстве в аграрный сезон работало 28% всех работников (по основному месту работы), а с учетом вторичной занятости на него приходилось 43% всех рабочих мест. При этом в рамках самого сельского хозяйства на вторичную занятость (рыночную и нерыночную) приходится почти 50% всех рабочих мест в этом секторе, в то время как в несельскохозяйственном секторе – 1,4% рабочих мест.

В аграрный сезон более чем 35% занятых в рыночном секторе одновременно заняты на вторичных рабочих местах (в августе 2002 года – 23,8 миллиона человек из 67,5 миллиона занятых), прежде всего в сфере нерыночной сельскохозяйственной деятельности (20,8 миллиона человек из 67,5 миллиона занятых в рыночном секторе). В результате более чем у трети занятых в рыночном секторе продолжительность рабочей недели увеличивается, в среднем, почти на 20 часов, достигая 60 и более часов в неделю.

Производительность труда в российской промышленности выше, чем в советское время

Валовая добавленная стоимость в несельскохозяйственном секторе российской экономики в сопоставимых ценах сократилась с 1989 по 1998 год на 43%, а за 1999–2002 годы она выросла на 27%. Формально объем добавленной стоимости, произведенной в несельскохозяйственном секторе, в 2002 году все еще был на 28% меньше, чем в 1989 году. Такое сравнение, впрочем, не слишком корректно, в силу радикального изменения состава продукции, прежде всего в производстве товаров. Существенная часть товаров, производившихся в советской экономике, вообще не нужна в рыночной системе хозяйства, в основном открытой для международной конкуренции и с разумным уровнем военных расходов. К сожалению, отделить товары такого рода от тех, которые остаются востребованными в рыночных условиях, в том числе по соображениям качества и конкурентоспособности, не представляется возможным. Поэтому гораздо более точное представление о динамике выпуска в 1990-е годы дают данные об изменении производства услуг, где доля «отмерших» видов продукции была гораздо меньше, чем в производстве товаров (рис. 6).

Рисунок 6. Валовая добавленная стоимость в несельскохозяйственном секторе в постоянных ценах (млрд. рублей, 2000 год)

Валовая добавленная стоимость в производстве услуг сократилась с 1990 по 1998 год на 20%, а за 1999–2002 годы она увеличилась на 19%. В результате в 2002 году объем производства добавленной стоимости в этом секторе был лишь на 4% меньше, чем в 1990 году. Ясно, что в 2003 году этот рубеж перейден. В то же время отсутствие международной конкуренции в этой сфере, среди ряда других факторов, сдерживает рост производительности труда в производстве услуг, по крайней мере, в ряде отраслей этого сектора.

Динамика часовой производительности труда в несельскохозяйственном секторе и в промышленности представлена на рис. 7.

Рисунок 7. Часовая производительность труда (рублей/человеко-час, 2000 год)

Согласно нашим оценкам, темпы прироста часовой производительности труда в промышленности постепенно снижались на протяжении 1970-х – первой половины 1980-х годов, с 4,8% в год в 1971–1975 годах до 1,9% в год в 1981–1985 годах (табл. 9). При этом за счет роста производительности труда обеспечивалось в среднем около 80% роста производства. Во второй половине 1980-х годов темпы прироста производительности удалось поднять до 3,3% в год, и рост производительности в промышленности опережал рост выпуска (т.к. в этот период стали сокращаться затраты труда за счет уменьшения численности занятых). В начале 1990-х годов производительность труда начала снижаться, и за 1991–1994 годы она сократилась на 23%. Но уже в 1995 году производительность труда в этой отрасли начала расти, и за 1995–2002 годы она увеличилась на 41%. В результате еще в 2000 году производительность труда в промышленности превысила максимальный уровень, достигнутый в советское время.

Часовую производительность труда во всем несельскохозяйственном секторе можно оценить только с 1992 года. Она сократилась за 1993–1996 годы на 10%, после чего оставалась на примерно постоянном уровне вплоть до 1998 года. За 1999–2002 годы часовая производительность труда в несельскохозяйственном секторе выросла на 17% и уже в 2001 году достигла уровня 1992 года. Есть основания полагать, что в 2003–2004 годах и в этом секторе уровень часовой производительности превысит максимальные показатели советского периода. Этот факт не должен вызывать удивления: было бы странно, если бы производительность труда в рыночной экономике была ниже, чем в социалистическом плановом хозяйстве, в котором низкая производительность всегда была притчей во языцех.

Почему производительность труда остается все еще столь низкой?

Мы выделяем три группы отраслей несельскохозяйственного сектора, по которым имеется сопоставимый набор данных по занятости, рабочему времени и производству добавленной стоимости: 1) производство несельскохозяйственных товаров (промышленность, строительство), 2) производство рыночных услуг (торговля, связь, транспорт, финансы) и 3) производство квази-рыночных услуг (ЖКХ, наука, здравоохранение, культура, образование).

Доля собственно нерыночных услуг в общем объеме добавленной стоимости существенно варьируется по отраслям сектора «квази-рыночных услуг». В 2002 году она составляла 8% в «науке и научном обслуживании», 26% – в «жилищном хозяйстве» и, за счет него – 11% в агрегированной отрасли «жилищно-коммунальное хозяйство и непроизводственные виды бытового обслуживания», 37% – в «культуре и искусстве», 68% – в «здравоохранении, физической культуре и социальном страховании» (включающей также туристические услуги), 83% – в «образовании». Но, с точки зрения эффективности, все эти отрасли находятся примерно в одинаковом состоянии.

Наивысшей производительностью в 2002 году характеризовались отрасли, производящие рыночные услуги (рис. 8). Чуть ниже был уровень производительности в производстве несельскохозяйственных товаров. А в отраслях, производящих квази-рыночные услуги, уровень производительности был более чем в три раза ниже, чем в секторе рыночных услуг. Характерно, что в рамках самого квази-рыночного сектора производительность труда тем ниже, чем выше доля нерыночных услуг в отраслевой добавленной стоимости.

Рисунок 8. Производительность труда и заработная плата по отраслям несельскохозяйственного сектора, 2002 год

Любопытно также, что уровень официальной начисленной зарплаты в целом примерно соответствует уровню производительности по отраслям, как это и должно быть в рыночной экономике. Конечно, здесь есть свои исключения – прежде всего в торговле, где официальная зарплата, как и в советские времена, составляет лишь небольшую часть фактического дохода работников этой отрасли (понятно, что теневая зарплата существует во всех отраслях, но в торговле это особенно заметно). Но главная проблема возникает опять-таки в отраслях, производящих квази-рыночные услуги.

С одной стороны, хотя заработная плата, как и производительность труда, в этих отраслях существенно ниже, чем в чисто рыночных секторах экономики, но относительно отраслевой производительности зарплата в квази-рыночном секторе почему-то выше, чем в рыночных отраслях. С другой стороны, в отраслях, производящих квази-рыночные услуги, заработная плата составляет основную часть добавленной стоимости. Соответственно, возникает сакраментальный вопрос о яйце и курице – производительность труда здесь мала из-за низкой зарплаты, или низкая зарплата обусловлена невысокой производительностью?

Видимо, основной проблемой отраслей, производящих квази-рыночные услуги, все же является их низкая эффективность (в том числе из-за высокой доли государственных предприятий, неэффективного менеджмента, неопределенных прав собственности на активы и производимую продукцию, государственного субсидирования и регулирования цен и зарплаты). Именно эти отрасли в первую очередь «ответственны» как за относительно низкий уровень производительности труда в несельскохозяйственном секторе в целом, так и за недостаточно высокие темпы роста производительности на макроуровне. Это еще раз подтверждает настоятельную необходимость проведения реформ в жилищно-коммунальном хозяйстве, но также и в науке, здравоохранении и образовании.

Но неэффективность отраслей, производящих квази-рыночные услуги, – это просто детские игрушки по сравнению с черной дырой российской экономики – сельским хозяйством.

Общий объем производства сельскохозяйственной продукции сократился с 1989 года по 1998 год на 46%, за 1999–2002 годы он вырос на 23%, и в результате в 2002 году был на 34% ниже, чем в 1989 году. Но, как и в случае с несельскохозяйственным сектором, использование агрегированного показателя не слишком информативно. Дело в том, что все сокращение сельскохозяйственной продукции пришлось на коллективные хозяйства (бывшие советские колхозы и совхозы), и в рыночных условиях спад производства здесь был неизбежен по определению. В то же время объем сельскохозяйственной продукции, производимой в хозяйствах населения, вырос с 1989 по 2002 год на 35%, и, начиная уже с 1995 года, именно население производит большую часть сельхозпродукции (рис. 9).

^* С 1992 г. – включая фермерские хозяйства.

Рисунок 9. Объем производства сельскохозяйственной продукции в постоянных ценах, млрд. рублей, 2002 год

Но производство в хозяйствах населения крайне неэффективно. В итоге в аграрный сезон на производство сельхозпродукции приходится 43% рабочих мест и 30% рабочего времени в стране. При этом доля сельского и лесного хозяйства в валовой добавленной стоимости, произведенной в стране, составляла в 2002 году всего 6%.

Особую проблему, причем не только для сельского хозяйства, представляет вторичная нерыночная сельскохозяйственная деятельность, в которую в аграрный сезон вовлечено 31% занятых в рыночном секторе, в том числе 26% занятого городского населения и 48% занятого сельского населения. Как отмечалось выше, у этих групп занятых средняя продолжительность рабочей недели увеличивается, по нашим оценкам, в среднем почти на 20 часов, достигая 60 и более часов в неделю. Ясно, что при такой суммарной продолжительности рабочей недели не может не снижаться производительность труда на основном (рыночном) месте работы, как в сельскохозяйственном, так и в несельскохозяйственном производстве.

Существует распространенное в популярной литературе заблуждение, что продукты «с огорода» служат существенным подспорьем для малообеспеченных семей. Однако материалы проводимого Госкомстатом выборочного обследования бюджетов домашних хозяйств не подтверждают это представление (табл. 10). По этим данным, доля продукции личных подсобных хозяйств варьируется по домохозяйствам с разным уровнем доходов в очень узких пределах: от 5 до 11% всего конечного потребления и от 12 до 17% потребления продуктов питания.

Иными словами, «с огорода» кормятся примерно в равной степени все слои населения, в том числе члены домохозяйств с наибольшими располагаемыми доходами. Это позволяет сделать вывод о том, что работа в личном подсобном хозяйстве достаточно сложным образом соотносится с эффективностью рынка труда. В существенной мере это – социальная проблема, отражающая, в частности, плохую организацию досуга населения, неумение или невозможность эффективного использования свободного времени. С точки же зрения экономической эффективности это означает, что затраты нерыночного труда в сфере сельскохозяйственной деятельности являются безальтернативными, и их нельзя реаллокировать в другие сектора экономики.

Итак, внешне российский рынок труда выглядит как достаточно эффективный. Имеющиеся трудовые ресурсы весьма интенсивно, по международным меркам, вовлекаются в экономику. При этом структура вовлечения рабочей силы в процесс общественного производства также соответствует стандартам эффективности: наиболее полно используются те сегменты рабочей силы, которые отличаются наибольшей производительностью (речь идет о таких рассмотренных выше стандартных характеристиках, как пол, возраст, тип поселения и образование).

В последние годы наблюдается быстрый рост часовой производительности труда, и к 2003 году в несельскохозяйственного секторе экономики в целом она приблизилась к максимальному советскому уровню конца 1980-х годов. При этом в секторах, производящих рыночные товары (промышленность и строительство) и рыночные услуги (торговля, связь, транспорт и финансы) часовая производительность труда, по-видимому, уже заметно превысила советский уровень.

Однако не все так благополучно на рынке труда, как это кажется на первый взгляд. В экономике сохраняются две гигантские области неэффективности, а именно – производство квази-рыночных услуг (ЖКХ, наука, здравоохранение, культура и искусство, образование, госуправление) и производство квази-рыночных товаров (сельское хозяйство). В этих секторах рыночные механизмы, обеспечивающие увеличение эффективности использования рабочей силы и производительности труда, по сей день отсутствуют вовсе или не получили достаточного развития за 1990-е годы. Именно эти секторы сдерживают рост эффективности экономики в целом и нуждаются в первоочередном реформировании.

Примечания

[1] См.: Капелюшников Р. И. Российский рынок труда: Адаптация без реструктуризации. М.: ГУ-ВШЭ, 2001; Обзор занятости в России. Вып. 1 (1991–2000 гг.) / Бюро экономического анализа. Отв. ред. Т. М. Малева. М.: ТЕИС, 2002.

[2] См. указанные работы, а также доклад Всемирного банка: Российский рынок труда: путь от кризиса к восстановлению / МБРР. Пер. с англ. М.: Весь мир, 2003.

[3] В соответствии со стандартной методологией, используемой в странах ОЭСР, уровень занятости оценивается для населения в возрасте 15–64 года (в некоторых странах – 16–64 года) по трем возрастным интервалам: 15–24 года, 25–54 года и 55–64 года. В России обследования занятости проводятся для населения в возрасте 15–72 года, поэтому при международных сопоставлениях из них должны отбираться данные по сопоставимому возрастному интервалу (15–64 года).

[4] См.: Employment Outlook. P.: OECD, 2002, p. 316–318, tab. D.