13 августа
четверг
Бар Секондо в центре Тревизо — славное местечко: удобные плетеные стулья, мраморная барная стойка и по-семейному уютная атмосфера. На стенах, черным по белому, — изображения виноградных лоз. Наметанный глаз сразу определит, что это: гайот или сильвоз (Гайот и сильвоз — типы формировки виноградной лозы. — Здесь и далее примеч. пер.), но даже непрофессионалу может доставить истинное удовольствие вид гибких, изящных побегов, элегантно изогнутых арок и шпор. Обрезка для Секондо — переломный момент, когда сливаются воедино прошлое, настоящее и будущее виноградной лозы. И вино, конечно же! Для него это живой организм, ничем не уступающий завсегдатаям заведения — этим честным бездельникам, убивающим время за барными столиками в попытке отрешиться от повседневной суеты.
— Просекко, — произнес инспектор Стуки, подходя к барной стойке.
— Какое предпочитаете? Тихое?
— Полуигристое.
— Ферментированное в автоклаве или в бутылке?
— Не важно.
Бармен Секондо укоризненно посмотрел на полицейского.
Облокотившись на барную стойку, инспектор созерцал дно бокала, воображая, что это дышат крошечные существа. Пузырьки поднимались на поверхность, образуя пену, — захватывающее зрелище!
— Я ему повествую о рождении вина, а он пузырьки разглядывает! — с упреком промолвил бармен, подавая тарелку с фрикадельками.
Хорошо, допустим. Инспектор Стуки признавал, что он в этом деле не знаток и очень плохо разбирается в винах, что, впрочем, не мешало ему при случае наслаждаться бокалом хорошего вина. Но проблема в том, что Секондо превратил свою страсть к вину в своеобразную религию и все чаще, качая головой, заявлял, что если так и дальше пойдет, то навсегда исчезнут церкви, книжные магазины и бары. Людям будет совсем наплевать на историю того, что они едят и пьют, и в результате победит гомогенизированное пюре.
Бармен сопротивлялся, как японский солдат в джунглях, оплакивая те времена, когда посетители, заходя в бар, во всеуслышание кричали: «Один укольчик» или «Глоток красного!» Они жаждали получить инъекцию жизни, порцию Святого Духа.
«Глоток» обычно наливался в простой, покрытый царапинами стакан из толстого матового стекла, которое с годами стало тонким и прозрачным, нечто вроде христианского потира, как напоминание о том, что вино — это не просто напиток, а прежде всего культура. За почти тридцать лет бармен Секондo разлил по стаканам десятки тысяч литров вина и повидал столько пьющих, что даже принялся их классифицировать. Эдакий Карл Линней любителей вина.
Секондо утверждал: обрати внимание, как человек держит бокал с вином, и ты узнаешь всю его сущность. А еще посмотри на губы пьющего, — добавлял бармен и пояснял, что губы могут касаться, всасывать, кусать, молиться, дрожать и даже напевать, пытаясь извлечь живительную влагу.
Вся правда о человеке проявляется не в состоянии опьянения от вина, а через язык жестов во время питья. Таким образом, уверял Секондо, он, например, в состоянии безошибочно отличить жителя Вероны от жителя Виченцы, эгоцентрика от нарцисса, адвоката от зубного врача или закоренелого холостяка от авантюриста, который не знает, что его ждет завтра.
— Так или иначе, сразу заметно, у кого совершенно особенные отношения с алкоголем.
— Серьезно? А как насчет того парня? — прошептал инспектор Стуки, украдкой кивая на одного из посетителей. — Судя по тому, как он трясет свой стакан, он или надеется получить масло, или у него судороги.
Бармен ничего не ответил. Он продолжал меланхолично протирать стаканы, глядя на них с такой нежностью, словно на старых добрых знакомых. Уже несколько дней подряд в мужчине угадывалась какая-то невысказанная боль.
— Что-то не так, Секондо?
— Да так… мысли одолевают, — ответил бармен, и его отяжелевшие веки вмиг прикрыли предательски заблестевшие глаза.
Нет, так не пойдет, подумал инспектор Стуки. Бармен никогда не должен впадать в депрессию. Это плохая реклама для заведения. Кто захочет пить вино, от которого тебя одолевает печаль? Потому что это первое, что приходит в голову от вида грустного бармена: во всем виновато вино, которое он наливает.
Не то чтобы инспектору уж очень нравились подмигивающие посетителям бармены — весельчаки и рубаха-парни: слишком фамильярные и ведущие себя так, словно они в курсе всех самых важных секретов гостей и не прочь кое на что намекнуть. Стуки предпочитал тех, которые умели держать должную дистанцию: вежливая улыбка, остроумная шутка, меткая цитата «между первой и второй»…
— А я как пью?
— Как будто корью заразился, — ответил бармен.
14 августа
пятница
— Чильеджоло.
— У нас нет чильеджоло. — Секондо уже знал предстоящий спектакль наизусть.
— Тогда бовале гранде.
— И бовале гранде нет.
Дальше обычно шли красное монтескудайо, черазуоло ди виттория и кариньяно дель сульчис.
Но на этот раз бармен явно не был расположен к общению и оборвал разговор, налив привычное пино-нуар.
— Вечно в вашем заведении ничего нет! — запротестовал Пьеро по прозвищу Ной, известный в определенных кругах своей замечательной способностью безошибочно определять состав любого вина, а еще тем, что нередко от излишнего усердия ему случалось по уши налиться в процессе дегустаций.
— Так что тебе мешает пойти в приличное заведение по твоему вкусу? А то здесь, я вижу, каждый пользуется привилегией критиковать и возмущаться.
Любитель пино-нуар покосился на свой бокал и перевел взгляд на только что вошедшего в бар Стуки.
— Я плачу , и значит, имею право возмущаться!
— Это еще что за теория?
— Правильная теория!
— Куда катится мир? — принялся философствовать бармен. — Человек просыпается утром и выдает теорию: обо всем и ни о чем, о кризисе, о выходе из кризиса, о правых, о левых… Пьеро, теории так не рождаются, это тоже своего рода искусство, — отрезал Секондо.
— Хорошо, тогда приведи мне пример правильной теории.
— В период кризиса торжествуют белые вина.
— А когда торжествуют красные вина?
— Когда все идет отлично!
— И после этого ты недоволен тем, что я пью только красные вина?
— У меня есть теория о теориях, — попытался вставить Стуки.
— Супертеория? — заинтересовался Секондо.
— Естественно. Но я вам объяснять не буду, иначе вы придумаете теорию о супертеориях, и так без конца, — улыбаясь, ответил инспектор.
Стуки прокорпел целый день над документами и вырезками из старых газет, изучил массу черно-белой хроники, а на выходе из полицейского управления ему припомнилось мрачное, беспросветное, как зимний туман, настроение его приятеля-бармена, в котором тот пребывал уже несколько дней подряд. Вот и сейчас Секондо неизвестно за что рассердился на одного из своих постоянных клиентов.
— Серьезно? — спросил Стуки, чтобы разрядить обстановку. — Вы пьете только красное? Вам не нравятся белые вина?
— Изначально виноград был красным. Потом произошла какая-то генетическая мутация, повлиявшая на натуральный краситель кожицы виноградных ягод. Так появился белый виноград. Я так думаю, Господь услышал молитвы производителей шампанского.
— Многие белые вина производят из черного — разновидности красного — винограда, — вмешался в разговор Секондо.
— Вот именно! Какой смысл пить белое вино, сделанное из красного винограда? Я за соблюдение традиций!
Стуки заказал просекко и поднял бокал.
— Дорогой Секондо! Сейчас я пойду домой, и первое, что сделаю, — сниму обувь и буду ходить босиком. А дальше — жизнь покажет…
